- А что же делать? - растерянно спросил я.- Может быть, пойти к начмеду?

Заместитель начальника госпиталя по медицинской части, полковник медицинской службы, широкоплечий, красивый мужчина с крупной седеющей головой, выслушав меня, ответил приятным баритоном:

- Придется потерпеть до пятницы. В пятницу приезжай, голубчик, и если летная работа тебе надоела, комиссуем. В пехоте тоже дел много.

- Товарищ полковник, вы меня не так поняли. Летная работа мне совсем не надоела...

- А чего же ты тогда с комиссией торопишься? - прервал меня полковник.

- Я на "илах" хочу летать. А мне после госпиталя только на У-2 разрешили. Но прошло уже четыре месяца, я чувствую себя хорошо. Вот справки от наших врачей,- протянул полковнику бумажки.- Вот рапорт товарищу генералу, нашему комдиву. Вот его резолюция направить к вам. Сегодня я летал в армию и по пути завернул в ваш госпиталь. Самолет у меня тут стоит на поляне.

Я достал из сапога тягу и для большей убедительности показал ее главврачу.

- Так это ты, голубчик, тут над госпиталем куролесил?

- Я не куролесил, товарищ полковник, а площадку выбирал, где сесть.

- Ну и где же ты сел?

- Я же говорю, на поляне, возле дороги.

- Это вот здесь, за госпиталем?

- Да.

- Так говоришь, обратно на "илы" потянуло? - улыбнулся главврач.- Прилетай в пятницу, комиссуем. Не могу я из-за одного тебя комиссию собирать.

- А вы и не собирайте, а пошлите меня просто по врачам. Все равно же комиссия из них состоит. Напишет мне каждый свое заключение, а вы потом подпишете и все.

Полковник несколько озадаченно посмотрел на меня, а потом сказал:

- Видно, ты очень хочешь летать. Ладно уж, в порядке исключения придется воспользоваться твоим предложением.

Он взял бумагу и, что-то написав на ней, протянул ее мне.

Я кинул взгляд на бумагу, и сердце мое запрыгало от радости. В ней было написано: "Комиссовать. Направить по врачам - членам комиссии".

- Отдашь это со своими документами старшей сестре. Она заполнит медкарту и проводит тебя к врачам.

Полковник, положив свою руку ко мне на плечо, проводил меня до двери своего кабинета. В дверях я остановился и, посмотрев в умные глаза главврача, искренне сказал:

- Огромное вам спасибо, товарищ полковник!

- Ладно, ладно. Пройдешь всех врачей, зайдешь ко мне. Может быть, еще тебе и не придется на "илах" летать, а ты уже благодаришь. Посмотрим, что врачи скажут. Ступай.

Чуткое отношение и понимание начмеда вселило в меня уверенность. В приподнятом настроении я смело проходил одного врача за другим, и все мне ставили в конце своей графы: "Годен". Когда часа через полтора я покинул последний кабинет, душа моя ликовала. Бегом спустился на первый этаж и сияющий влетел в кабинет начмеда. Но его не оказалось на месте.

Старшая сестра, которую я разыскал, сказала, что полковника срочно вызвали по делам, и его сегодня не будет.

- Заместитель уехал вместе с главным. Сегодня вам никто не подпишет,"обрадовала" меня сестра.

- Ну, а замполит на месте? - ухватился я за последний шанс.

- Есть. Но вряд ли он подпишет ваш документ. Узнав о моих злоключениях, замполит махнул рукой:

- Ладно уж, возьму грех на свою душу! - Пододвинув медкарту и обмакнув ручку в чернильницу, он четко написал внизу "годен без ограничения" и расписался.

- Летай на здоровье, Ладыгин. Сейчас еще печать надо поставить. Пойдем со мной.

В строевом отделе замполит поставил печать на мою медкарту и вручил ее мне. От души поблагодарив майора, я побежал к самолету.

Самолет одиноко стоял на краю опушки. Возможно, сейчас мы сделаем последний прощальный полет. Не подведи, дружок! Я поставил тяги на место и попытался запустить мотор. Но холодный мотор никак не запускался. Надо было, чтобы кто-нибудь провернул винт. На счастье, на дороге появился солдат. С грехом пополам нам удалось запустить непослушный мотор. Прогрев его как следует и развернув самолет у самого леса, я прошел пешком еще раз по полянке, выбирая самую ровную часть для взлета. Теперь предстояло самое трудное взлететь и вырвать самолет из чаши полянки, не задев верхушек деревьев. Подпрыгивая на неровностях, все убыстряя бег, самолет понесся к лесу. Расстояние до высоченных деревьев быстро сокращалось. Вот уже половина полянки осталась позади, а самолет все еще бежал по земле. Может быть, убрать газ и прекратить взлет? Нет, буду взлетать!

Машина подпрыгнула на бугорке и оторвалась от земли. Переводить сразу в набор на малой скорости или выдержать над землей и, набрав скорость, горкой преодолеть этот высоченный забор? Я выдержал машину над землей, а когда до леса оставалось всего метров тридцать, резко перевел ее в набор. Самолет как бы подпрыгнул с разбега и... верхушки деревьев остались внизу. Теперь все было в порядке. Набрав метров четыреста высоты, сделав над госпиталем несколько петель, переворотов, а в заключение штопор, излив таким образом свою радость, я взял курс на Витенберг...

Зарулив на стоянку, я выключил мотор, забрал все документы и побежал на КП. Возле одного из самолетов заметил командира дивизии. Мне захотелось тут же поделиться с ним своей радостью. Не в силах скрыть своего торжества, я выпалил:

- Товарищ генерал! Медкомиссия разрешила мне летать на "илах"!

В тот же день я переселился к своим друзьям в эскадрилью. А через день полетел с ними на боевое задание.

Вернувшись из очередного полета, спрыгнув с плоскости, я стал отстегивать парашют и тут заметил, что по нашей стоянке идет генерал. Увидев меня, он подошел и протянул мне руку.

- Здравствуй, Ладыгин, как дела?

- Хорошо, товарищ генерал. Сегодня уже второй боевой вылет сделал,похвастался я.

Повернувшись к механику, генерал приказал:

- Сержант, позовите командира эскадрильи.

Механик убежал, а генерал стоял, отвернувшись от меня, и смотрел в небо, наблюдая, как собирается взлетевшая группа. А я все гадал: зачем он послал за комэском. Может, объявить мне выговор за то, что я летал на медкомиссию без спроса и посадил самолет на поляне вместо посадочной площадки? Так об этом никто не знает, кроме начальника госпиталя. Благодарность же объявлять мне пока еще не за что...

В это время подбежал комэск и доложил:

- Товарищ генерал, капитан Садчиков по вашему приказанию прибыл.

- Вот что, Садчиков,- не глядя на меня сказал генерал,- больше одного боевого вылета в день Ладыгину не давать! Он же всех врачей обманул!

- Ясно, товарищ генерал,- озадаченно посмотрев на меня, ответил Федор.

В небе над Восточной Пруссией

Дня четыре я делал только по одному вылету. А потом все вошло в свою норму, опять летал по три, а то и по четыре раза в день.

Поскольку Балтийское море было рядом и приходилось летать над его просторами, нам выдали резиновые надувные спасательные пояса. Мы надевали их под парашют, прилаживая надувную трубку так, чтобы можно было в случае чего быстро надуть пояс. Несколько вылетов мне в составе группы довелось сделать на косу Фриш-Гаф, где было большое скопление живой силы и техники противника.

Однажды нас вызвали на КП и командир полка объявил, что получен приказ тремя шестерками совершить налет на военно-морскую базу Пиллау. От каждой эскадрильи полетят по шесть самолетов. Все три шестерки пойдут отдельно, но в пределах видимости. Поскольку военно-морская база имеет мощную систему ПВО, которую будут поддерживать своим огнем и корабли, стоящие в гавани, опасность дневного налета была очень велика, поэтому каждой группе предстояло, сделав по одному заходу, выпустить эрэсы, сбросить бомбы на корабли и портовые сооружения и уйти на свою территорию.

Для этой операции под плоскости одним самолетам подвесили по две крупные бомбы, а другие загрузили ПТАБами - противотанковыми бомбами - вперемешку с зажигательными капсулами КС.

Когда все было готово, три шестерки поднялись одна за другой в воздух и взяли курс на Пиллау. Двадцать истребителей прикрывали всю группу. Наша шестерка шла последней, и это было не очень приятно, так как в случае нападения "фоккеров" больше всего достанется нам.