Главной жертвой смены курса Советской России стало международное коммунистическое движение. Второй съезд Коминтерна, который в 1920 году задумывался как празднование новоселья Мировой Революции, стал чем-то вроде прощальной вечери. C этих пор коммунистические партии Германии, Франции, Италии и Великобритании, в 1920 году объединившие свои различные фракции в целях укрепления, стали явно игнорироваться. К иностранным коммунистам, получившим пристанище в России, относились без уважения. Польская Коммунистическая рабочая партия собрала богатый урожай сталинской благодарности. Не имея возможности эффективно работать в Польше, в России она постепенно шла к забвению. Ее космополитичный, люксембургистский характер вынуждал ее к контактам с троцкистской оппозицией, что обрекало ее на опалу и запрещение. В 1939 году она перестала существовать, название ее было вычеркнуто из списка коммунистических партий; члены ее Центрального Комитета, за одним важным исключением, были ликвидированы. В 1944 году, когда Красная Армия во второй раз вернулась в Польшу, прекратил существование и сам Коминтерн.
Не ставя под сомнение вышеописанных наблюдений, все же не стоит преувеличивать причинно-следственный характер роли польской войны в советской истории. Хотя польская война тесно связана с введением НЭПа, Рапалльским договором, преобразованиями в большевистской партии, она, очевидно, не является сама по себе причиной этих изменений. Ее роль была в том - и тут выбор метафоры должен быть наиболее точен, - что она впервые обратила внимание на несбыточность революционной программы большевиков. Она стала тем тревожным звонком, который заставил Советы задуматься о собственной безопасности, прежде чем пытаться спасать других.
В этом контексте, поражение в польской войне стало благоприятным событием с советской точки зрения. Если бы Тухачевский не был разбит, если бы Варшава пала и вторжение в Европу стало успешным, нет никаких сомнений в том, что вскоре значительно превосходящие ресурсы капиталистического мира были бы обращены против большевизма. Хотя и невозможно предсказать исход столкновения, которое не случилось, тем не менее, можно быть уверенным в том, что Советская Россия не получила бы двух последовавших мирных десятилетий, позволивших ей превратиться из отсталой страны во вторую по мощи державу мира. Сама беспомощность юной Советской Республики, выразившаяся в слабости ее армии в Польше, представила детоубийственные планы интервенционистов совершенно излишними, тем самым в немалой степени способствуя ее выживанию.
Позор нанесенного Польшей поражения глубоко подействовал на Красную Армию. В ближнем плане оно было болезненным унижением. Но в перспективе это стало стимулом для ее перестройки. Она дала повод для переосмысления, переобучения и перевооружения в течение двух последующих десятилетий. Она умерила политические амбиции маршалов и открыла партии дорогу к абсолютному контролю над армией. Тухачевский был ликвидирован, но он оставил после себя вооруженные силы, почти избавленные от иллюзий, но обладающие гибкостью и профессионализмом, которые поразили мир. Его боевые товарищи 1920 года, особенно Ворошилов, Жуков, Тимошенко и Чуйков, превзойдя все ожидания, отличились во время Второй Мировой войны.
Окончание польско-советской войны создало платформу, на которой создавалась новая дипломатическая система Восточной Европы. Инициативность французов, явно отсутствующая во время военной фазы, била ключом в сфере международных отношений. Однако ни один из недостатков, которые проявились в 1919-20 годах, вылечить не удалось. Сохранилось стремление западных демократий поддерживать своих восточно-европейских союзников словами, а не делами. Возможность Советской России к сотрудничеству с Германией не была спрогнозирована. “Большевистскому пугалу” было позволено заслонить собой все прочие опасности. Польша обрела ложное чувство собственной безопасности и собственной значимости. Сначала ее поощряли обходиться без посторонней помощи, а затем наказали за это. Во время очередного европейского кризиса 1938-39 годов все эти недуги вновь проявились. Польская “Вторая Республика” стала одной из первых и смертельных их жертв.
В течение всего межвоенного периода память о советском вторжении в Польшу служила укреплению значимости “большевистского пугала”. Антикоммунисты всегда могли сослаться на события августа 1920 года для приведения конкретных доказательств существования “Красной угрозы", которая в любой момент может возобновить свой поход на запад. То, что большевики попытались сделать однажды, они всегда могли бы попробовать повторить. Антифашисты, напротив, не могли сослаться на аналогичный прецедент, и их предупреждения о планах нацистов выглядели преувеличенными и надуманными.
В настоящее время польско-советская война остается неприятным событием в обеих странах, в которых о ней помнят лучше всего. Руководители Польской Народной Республики и Советского Союза по вполне понятным причинам избегают воспоминаний, которые могли бы повредить их установившимся братским отношениям. Они справедливо полагают, что такой своевольный народ, как поляки, может сбиться с пути, начав сравнивать свое нынешнее положение с мнимым золотым периодом независимости, минувшим пятьдесят лет назад. Советское правительство не хочет вспоминать о времени, когда бывшая провинция царской России отказалась присоединиться к советской семье и нанесла Красной Армии единственное неотмщенное поражение в ее истории. Нет нужды говорить, что такое проецирование событий прошлого на настоящее является чисто эмоциональным упражнением. Оно не имеет рациональной основы. Оно опасно просто потому, что пробуждает миражи и кошмары, которые невозможно будет сдерживать логическими доводами. В действительности, Польша Герека так же далека от Польши Пилсудского, как СССР Брежнева от Советской России Ленина. Польско-советские отношения стали совершенно другими во всех аспектах.
Поколение, принимавшее участие в польско-советской войне сейчас почти ушло. Многие пережившие войну 1919-21 годов погибли в еще более страшных событиях, происходивших в Польше и России через шестнадцать, восемнадцать и двадцать лет. За исключением нескольких неисправимых, в людях, которые еще живы, давно угасли страсти, когда-то бросавшие их в бой. Как и в случае всех войн, остается немногое. Заключительное слово дадим Исааку Бабелю, чья бесценная жизнь была бессмысленно уничтожена системой, которой он отважно служил:
В бою под Хотином убили моего коня... Звезды выползли из прохладного брюха ночи, и брошенные села воспламенялись над горизонтом. Взвалив на себя седло, я пошел по развороченной меже и у поворота остановился по своей нужде. Облегчившись, я застегнулся и почувствовал брызги на моей руке. Я зажег фонарик, обернулся и увидел на земле труп поляка, залитый моей мочой. Записная книжка и обрывки воззваний Пилсудского валялись рядом с трупом. В тетрадке поляка были записаны карманные расходы, порядок спектаклей в краковском драматическом театре и день рождения женщины по имени Мария-Луиза. Воззванием Пилсудского, маршала и главнокомандующего, я стер вонючую жидкость с черепа неведомого моего брата и ушел, сгибаясь под тяжестью седла.[362]
Фото 34. Могила улана
Библиография
I. Опубликованные источники
Борьба за Советскую власть в Литве, в 1918-20 гг. Сборник документов. Вильнюс, 1967
Директивы Главного Командования Красной Армии. Воениздат. М., 1969
Documents on British Foreign Policy, 1918-45 (First Series). London, 1947.
Dokumenty i Materiały do Historii Stosunkow Polsko-Radzieckich (Документы и материалы по истории польско-советских отношений). тт. I, II, III. Варшава, Москва, 1962-66