“Вы вините Великобританию в устойчивом антипольском настроении. Однако, все как раз наоборот. Ведь мы гораздо дальновиднее вас и осознаем опасность, которую вы, похоже, не замечаете, что возможность очередного раздела Польши вовсе не исключена. Россия и Германия остаются враждебно настроенными и в дальней перспективе История может повториться, а мы будем не только бессильны помочь, но и не будем склонны это делать, если несчастье свалится на Польшу в результате вашего отказа прислушиваться к нашим советам”.^[305]

Слова Грегори были удивительно пророческими и, в перспективе, весьма точны; но в ближнем плане они были оскорбительно покровительственными. В конце года Керзон пошел еще дальше. 6 декабря он получил меморандум с предсказанием неотвратимого краха Польши вследствие экономического хаоса. Его эксперты рекомендовали попросить Кабинет об увеличении кредита Польше для предотвращения катастрофы. Он отказал:

“Поляки полностью утратили симпатию со стороны Кабинета из-за своего легкомыслия, некомпетентности и глупости… Пациент должен доверять своему врачу, быть лояльным, помогать ему и слушаться. Польша не обладает ни одним из этих качеств, а попытки ее реанимации дадут нам европейский аналог событий, с какими мы теперь имеем дело в Персии”.^[306]

По мнению Керзона и британского правительства, Польша могла себе гибнуть. Настроение Керзона было следствием его несбывшихся надежд на возможность управлять Пилсудским. Как он записал на полях документа, касающегося октябрьского кризиса в Вильно: “Мы бьемся впустую и стараемся скрыть свое бессилие”.^[307]

Французское правительство было огорчено меньше, но далеко и от радости. Мильеран, как и Ллойд Джордж, с радостью рад передал польские дела своим подчиненным, почивая на незаслуженных лаврах. Среди этих подчиненных, однако, разгорался серьезный конфликт.^[308] После своего возвращения в Париж Межсоюзническая Миссия в Польше добилась отзыва из Варшавы генерала Анри, главы французской военной миссии, которого все считали слишком зависимым от Пилсудского. Французское военное министерство посчитало его отзыв местью со стороны МИДа, который в феврале почувствовал себя оскорбленным отзывом своего посланника в Варшаве, Эжена Пралона, вследствие несогласия с генералом Анри. Анри был заменен генералом Нисселем, чья открытая поддержка Врангеля выглядела крайне бестактной. Ниссель свел на нет старания французского посла Эктора Панафье к восстановлению нормальных отношений. До конца своего существования, врангелевское движение создавало существенные трения между Варшавой и Парижем. Официально признав Врангеля, французское правительство ожидало от своего польского клиента сотрудничества. Но Пилсудского Врангель заботил также мало, как и Деникин; он игнорировал просьбы князя Сапеги расширить сотрудничество с Врангелем или, по крайней мере, синхронизировать собственные военные операции с наступлениями Врангеля.^[309] Прекращение военных действий на польском фронте напрямую облегчило советской 13-й армии штурм Перекопа 7 ноября 1920 года и последующий разгром Врангеля. Впрочем, одновременно это устранило и причину трений с французами. К концу года отношения существенно поправились. 3 февраля 1921 года Пилсудский посетил Париж, был тепло принят президентом Мильераном и участвовал в подготовке французско-польского договора. Наверняка от внимания маршала не ускользнул тот факт, что сопутствующее договору соглашение о военном сотрудничестве было заключено в момент, когда в помощи уже не было срочной нужды, а французская политика поддержки антибольшевистских операций была полностью забыта.

Различие между британской и французской политикой в Восточной Европе никогда не была большим, чем осенью 1920 года. С августа по ноябрь французское одностороннее признание Врангеля правителем России де-факто рассматривалось в Лондоне как подрыв доверия и грубое нарушение соглашения от 16 января. Этот шаг являлся явным возвратом к прежней интервенционистской политике и полностью шел вразрез с предложенной Ллойд Джорджем политикой торговли с Россией. Первая попытка преодолеть раскол в отношениях была предпринята в октябре. Британия и Франция обе были недовольны Пилсудским, первая из-за его притязаний на Вильно, вторая из-за разногласий относительно Врангеля. 5 октября Керзон предложил “совместные действия против крайне милитаристской партии в Польше”; 10 октября, когда путч Желиговского в Вильно стал уже свершившимся фактом, Керзон предложил ухудшение дипломатических отношений с Польшей.^[310] Его намерения не увенчались успехом из-за “фиктивности” мятежа. Когда посол Панафье заявил протест от имени Союзных держав, Пилсудский сказал ему, что “он скорее предпочтет отказаться от всех своих постов… и поселиться в Вильно в качестве частного лица, чем предать своих солдат и соотечественников”.^[311] Польское же правительство официально дистанцировалось от действий Желиговского и не приняло на себя ответственности за них. Предложения Керзона не дали никакого результата, за исключением подтверждения со стороны его визави, г-на Лейга, необходимости согласованности дальнейших действий между британской и французской дипломатическими службами в Варшаве.^[312] Согласованность действий была нарушена кризисом в Верхней Силезии, где французские офицеры из Межсоюзнической комиссии оказались втянутыми в сговор с польскими повстанцами, в то время как британские офицеры договаривались с немцами. В сентябре Керзон пригрозил отозвать весь британский персонал из Межсоюзнической комиссии, если ее председатель, французский генерал Ле Рон не будет отозван.^[313] Ле Рон сохранил свой пост. В октябре британское посольство в Варшаве заявило, что генерал Ниссель посоветовал полякам перебросить дивизии с советского фронта в Верхнюю Силезию.^[314] В декабре британский представитель в Верхней Силезии, полковник Персиваль потребовал высылки лидера силезских поляков Войцеха Корфанты.^[315] Французы отказались. Британское правительство делало большую ставку на идею, что процветание Европы зависит от экономической целостности Германии. Французы были с этим не согласны. Ллойд Джордж не хотел отдавать Верхнюю Силезию Польше без плебисцита. Плебисцит был проведен лишь в марте 1921-го; Верховный Совет Антанты занялся обсуждением его результатов только в августе; раздел Верхней Силезии завершился только 12 октября 1921 года. Таким образом, разногласия между Британией и Францией по польскому вопросу продолжались более года.

Реальное состояние отношений между Польшей и Антантой во время польско-советской войны по-прежнему неправильно оценивается историками, придерживающимися логического анализа. Например, логично предположить, что французское правительство с его широкими интересами на континенте и выраженной антипатией к большевизму будет превалировать над британским правительством в определении политики союзников в отношении Польши. Логично предположить, что Антанта будет поддерживать Польшу в войне против России. Нужно согласиться, что если бы Варшава действительно пала, эти логические построения действительно сбылись бы. Но в реальности этого не случилось. Независимо от позднейших событий, в 1919-20 годах личный авторитет Ллойд Джорджа, череда слабых министров в Париже, упорное своеволие Пилсудского, разнообразные споры относительно Вильно, Врангеля, Верхней Силезии лишили Францию надлежащего положения в Варшаве, а Польшу - помощи, на которую она обоснованно могла рассчитывать. Все это с большим сожалением понимал князь Сапега.^[316] Несмотря на стойкое мнение, Антанта не играла роли защитника Польши; Антанта не поддержала Польшу ни политически, ни морально, ни, по большому счету, материально. В течение периода войны до июля 1920 года это была политика даже не нейтралитета, а официальной незаинтересованности; размер французской военной помощи соизмерялся лишь с оборонительными нуждами Польши. После июля же Антанта проявляла постоянное и последовательное осуждение Пилсудского, польского правительства и польских устремлений, вплоть до обсуждения вопроса об отстранении первого, лишении поддержки второго и разрушении третьих. Французская военная помощь сократилась в восемь раз по сравнению с ее первоначальным, оборонительным уровнем. Однако “младший”, “слабейший” и “зависимый” партнер Антанты сумел победить в войне и договориться о мире самостоятельно. С этого момента, в начале 1921 года, французское правительство начинает поддерживать Польшу; к концу 1921 года к нему подключилось и британское правительство. Остается лишь сделать вывод, что временами в мире рвется его связующая нить.