“Когда предстоящий контрудар под Варшавой окончательно выяснился, главное командование приказало Егорову, командующему Юго-Западным фронтов, круто переменить направление, чтобы ударить во фланг польских войск под Варшавой и поддержать Тухачевского с фланга. Но Юго-Западное командование, поощряемое Сталиным, продолжало двигаться на запад… В течение трех или четырех дней ставка не могла добиться исполнения приказа. Только в результате повторных приказов и угроз Юго-Западное командование переменило направление. Но несколько дней запоздания сыграли роковую роль...16 августа под стенами Варшавы после короткого и сильного удара Пилсудский переходит в наступление, прорывает наш фронт на севере… Наши войска откатываются на сотни километров назад... Если бы Сталин и Ворошилов с безграмотным Буденным не вели «своей собственной войны» в Галиции, и Красная конница была своевременно у Люблина, Красная армия не испытала бы того разгрома”.[249]
К сожалению, проверить истинность утверждений Троцкого можно лишь на основе контрдоводов сталинистов, единственной целью которых в позднейшие годы было взвалить всю вину на самого Троцкого. Замечания Сталина на закрытом заседании Х съезда партии в марте 1921 года, отчеты Егорова и Ворошилова, опубликованные в 1929 году и “История Гражданской войны” Рабиновича, изданная в 1935-м, были адресованы политической, а не исторической аудитории. Они имели целью обвинить Троцкого не только в неудаче Тухачевского со взятием Варшавы, но и в неудаче Буденного со взятием Львова.
Пожалуй, легче всего приблизиться к правде, если мы вернемся к ситуации второй недели августа 1920 года, исходя из военных реалий. Направления движения Красной Армии могут быть точно определены и оценены. В директиве Егорова от 22 июля Люблин был определен как цель для 12-й армии, Рава Русская для Конармии, Николаев для 14-й армии.[250] Директива Тухачевского от 10 августа ставила Влоцлавек целью для 4-й армии, Вышогруд для 15-й, Модлин для 3-й, Варшаву для 16-й и Демблин для Мозырской группы.[251] Если быть точным, направление движения Егорова было запад-юго-запад, а у Тухачевского - запад-северо-запад. Угол расхождения движения фронтов составлял сорок пять градусов. Это означает, что на каждые четыре километра марша они отдалялись друг от друга на три километра. Отсюда можно прийти к выводу, что советское Главное Командование не планировало немедленных совместных действий Западного и Юго-Западного фронтов.
Теперь встает ключевой вопрос выполнения сроков. Директива Егорова датирована 22 июля. Юго-Западный фронт отдалялся в течение трех недель, прежде чем возникла мысль его развернуть. Директива Тухачевского датирована 10 августа. Готовясь непосредственно к Варшавскому сражению, он осознанно перенес центр главного удара к северо-западу, затрудняя этим связь с Егоровым еще больше. Оба фронта вышли из графика. Тухачевский, планировавший взять Варшаву 12 августа, задержался в боях на Нареве и Буге; Егоров, планировавший достичь Равы Русской к 29 июля, задержался еще больше из-за битвы у Бродов. Оба фронта оказались на подступах к своим целям к моменту, когда они должны были уже овладеть ими. Каждый был слишком занят своими собственными проблемами, чтобы думать о проблемах другого (см. карты на рис. 11 и 12)
“Сепаратизм” Юго-Западного командования не трудно понять. Оно создавалось во время Гражданской войны на Украине и не было слишком заинтересовано во вторжении в Польшу. Его руководители, Егоров и Сталин, разместившиеся в Александровске, придерживались общего мнения, что защита России должна иметь приоритет над европейской авантюрой. Они чувствовали ответственность за действия против Врангеля в Крыму и за защиту румынской границы. Их все больше тяготила Галицийская кампания, которая по мере все дальнейшего продвижения на запад угрожала единству войск. Им хватало забот повсюду, и без участия в Варшавской битве. Они получали мало поддержки от Главного Командования в течение минувших месяцев, особенно касаемо подкреплений, которые предназначались одному только Тухачевскому. Ходатайства Сталина на высшем уровне, к Троцкому и Склянскому, остались без ответа.[252] Они быстро приближались к настоящему кризису, который вскоре должен был заставить полностью отказаться от Галицийской кампании. В начале августа они пришли к решению, что как только Львов будет взят, Конармия будет отозвана и отправлена в Крым.[253]
Таким был фон катастрофической попытки большевистского руководства согласовать разнонаправленные интересы Западного и Юго-Западного фронтов. 2 августа Политбюро постановило разделить Юго-Западный фронт на две части.[254] 12-я армия и Конармия переходили в распоряжение Западного командования, образуя единый наступательный фронт против Польши, в то время как 13-я и 14-я армии должны были перейти к вновь образованному Южному командованию, образуя единый оборонительный фронт на Украине. Сталину было поручено осуществлять контроль над выполнением приказа. Решение Политбюро исходило из ранее намеченного объединения Западного фронта по достижении Буга. 5 августа оно было направлено главнокомандующему Сергею Каменеву. Дата исполнения не была назначена.
Из-за нерешительности Каменева в течение последующих десяти дней обычная проблема обернулась серьезным кризисом. Он разрывался между требованиями Тухачевского и трудностями Егорова и Сталина. 8 августа он сказал Тухачевскому, что о немедленном переводе 12-й армии и Конармии “речи быть не может”.[255] Способствовал проволочке абсолютно неверный анализ Смилги, согласно которому превосходство в силах Западного фронта над поляками оценивалось как три к двум.[256] 11 августа он обсуждал с Юго-Западным командованием выполнимость предложенной переброски к 15 августа, но его депеша дошла только через 2 дня.[257] 12 августа он приказал перевести 12-ю армию, но ничего не сказал о Конармии.[258] 13 августа он получил неизбежный протест от Тухачевского. В телефонном разговоре по прямой линии он сказал Тухачевскому, что “ликвидация Врангеля так же важна, как и решение вашей проблемы”[259]. Он согласился, однако, что “Конармия будет находиться в готовности, чтобы использовать ее как таран, в случае, если наш план потерпит неудачу и ваш собственный кулак окажется слишком слаб”. В конце он принял точку зрения Тухачевского, что “дальнейшая задержка может вызвать проблемы”. Приказ Каменева №4774/1052 Юго-Западному командованию повторял слово в слово то, что Тухачевский продиктовал по телефону[260]. Он гласил, что к полудню 14 августа 12-я армия и Конармия переходят в распоряжение Западного фронта. Это вызвало цепную реакцию недоразумений, которая почти парализовала советское командование в течение всего периода Варшавского сражения.
Появление и реализация приказа №4774/1052 достойны рассмотрения. Он был отдан в качестве меры предосторожности, а не в качестве неотложного решения. Он не являлся контрмерой в ответ на концентрацию войск Пилсудского на Вепше, о чем в то время не знали ни Каменев, ни Тухачевский. В результате недовольство Юго-Западного командования достигло точки кипения[261]. Это была уже третья телеграмма за день, полученная Егоровым и Сталиным от Каменева. Утром они получили “консультативную телеграмму” от 11 августа, и сразу за тем его инструкции от 12 августа, касающиеся 12-й армии. Они ответили в негативном тоне, объясняя, что “в настоящих условиях радикальное перераспределение войск невозможно”. В тот же день пополудни им был доставлен приказ, выглядевший как насмешка над всеми предыдущими консультациями. Их привел в ужас новый административный расклад. 12-я армия и Конармия должны были быть переведены на Западный фронт, но при этом их службы снабжения и пополнения оставались в ведении Юго-Западного фронта. Сталин с гневом ответил Каменеву:
“Ваша последняя директива без нужды опрокидывает сложившуюся группировку сил Юго-Западного фронта, уже перешедших в наступление. Эту директиву следовало бы дать либо три дня назад, когда Конармия стояла в резерве, либо позднее, по взятии района Львова”[262]
