77. Каролингский меч типа Е из кургана у д. Усть-Рыбежна в юго-восточном Приладожье, IX в.

78. Меч типа Т-2, Вахрушево, юго-восточное Приладожье, X в.

79. Меч типа D из могильника у с. Михайловское (Ярославское Поволжье);

наконечник и меч типа Е из кургана Гульбище (Чернигов, X в.)

Процесс взаимодействия, аккультурации и ассимиляции варягов проявился не только в «гибридизации» погребального обряда. Гнездово было одним из центров развития древнерусского художественного ремесла, в котором те же тенденции проявились с еще большей полнотой. «Вещи-гибриды», найденные в Гнездове, раскрывают некоторые стороны этого взаимодействия. В одном из курганов была найдена фибула с маской, очень близкая находке (литейному браку) из «Рюрикова» городища. Рукоять одного из гнездовских мечей богато украшена орнаментом, характерным для скандинавских фибул (женских украшений). Ряд других ювелирных изделий, найденных в гнездовских курганах, на поселениях, в кладах, представляет собой сложное соединение различных художественных стилей и технических решений - славянских, восточных, скандинавских.

«Гнездовский» Смоленск существовал до середины XI в. Во второй половине X в. здесь появляется новый погребальный обряд - погребения в камерах¹²⁵. По происхождению скандинавский, он представлен в различных городских центрах Балтийского региона и Древней Руси - Бирке, Хедебю, Ладоге, Пскове, в Шестовицах под Черниговом, одно погребение известно в Киеве. Всюду этот ритуал связан прежде всего с феодализирующейся королевской, а на Руси княжеской дружиной¹²⁶. К этому времени происходят существенные изменения в соотношении старых и новых раннегородских центров. На Днепровско-Двинском участке «Пути из варяг в греки» возрастай значение Орши, Полоцка, Витебска. В Гнездове обособляется особый, Ольшанский комплекс памятников (городище, селище, курганный могильник), расположенный в 5 км ниже по Днепру. В течение XI в. торговая активность Гнездова замирает, с этого времени быстро развивается «княжеский Смоленск» с центром, по-видимому, на Соборной горе¹²⁷.

Рост феодального древнерусского города, укрепление позиций княжеской администрации, под контролем которой оказываются речные пути, наиболее полным образом проявились в Киеве, где сходились в единый узел важнейшие водные магистрали, объединявшие сетью коммуникаций все громадное пространство Русской равнины¹²⁸. Область Среднего Поднепровья на протяжении нескольких столетий, предшествовавших окончательному объединению Древнерусского государства в 882 г., выступает основным очагом социально-политических процессов в Восточной Европе¹²⁹. Земля древних «росов» (Rhos, эта форма еще в IX в. зафиксирована Вертинскими анналами) - именно она стала основным средоточием тех надплеменных и межплеменных общественных сил, выделявшихся из среды полян и словен, древлян и радимичей, северян и кривичей, мери и чуди, которые, пройдя несколько этапов консолидации, чередовавшихся с распадом объединений и борьбой конкурирующих центров, в конце IX столетия объединились вокруг Киева, связанного разветвленными речными путями со всеми уголками и градами «Руския земли». Выделившееся из разноплеменных центров, консолидировавшееся вокруг киевского князя, именно это восточноевропейское «рыцарство» времен Олега Вещего называло себя «русь». «И беша у него варязи и словени и прочи прозваша ся русью», - констатирует окончательное утверждение самоназвания раннефеодального слоя «Повесть временных лет»¹³⁰. Контаминация южной и северной форм отразила завершение процесса, развивавшегося в долетописные времена. Он начинался не позднее первых межплеменных союзов во второй половине I тысячелетия н. э., когда «живяху в мире поляне, и деревляне, и север, и радимичи, вятичи и хрвате»¹³¹: ареал этого объединения примерно соответствует территории того коренного образования в Среднем Поднепровье, которое, по данным фундаментального исследования А. Н. Насонова и в X-XII вв. по преимуществу обозначалось именем «Русская Земля» и центром которого был Киев¹³². В начале IX в. вокруг этого среднеднепровского политического образования объединяется противопоставивший себя Хазарии «каганат росов»; после кратковременного распада и восстановления единства русских земель в 882 г. Среднее Поднепровье, и в первую очередь Киев, становится основным центром Волхово-Дпепровской водной магистрали.

Рост столицы Русской земли прослеживается последовательно на протяжении ряда столетий. Городище V-VIII вв. с языческим святилищем, славянскими жилищами-полуземлянками, «градок» летописного Кия, обрастает поселениями-сателлитами и постепенно превращается в богатый и многолюдный славянский торгово-ремесленный город. В IX-X вв. на огромном пространстве вокруг поселения раскинулся обширный могильник (или несколько самостоятельных языческих кладбищ). К сожалению, разрушение дохристианского некрополя, начавшееся уже при Владимире и Ярославе, позволяет составить о нем лишь самое приблизительное представление¹³³.

Тем не менее не вызывает сомнений тот факт, что еще в эпоху господства могил с кремацией (в Киеве вытесненных обрядом ингумации в X в.) появились монументальные курганы военных предводителей с богатым инвентарем, роскошными импортными тканями, посудой, останками жертвенных животных (погребения № 97, 119, 120, 121 по М. К. Картеру). Ни в обряде, ни в инвентаре этих насыпей нет, в отличие от гнездовских «больших курганов», никаких скандинавских особенностей. Они оставлены представителями местной, киевской славянской знати, и до конца IX в. в Киеве не прослеживается никаких археологических признаков присутствия в среде этой знати, да и вообще в земле киевских полян варяжских выходцев. По-видимому, эпизодические контакты с ними, вроде участия норманнов в посольстве «хакана росов», не оставили отчетливых вещественных следов.

Выросшая из полянской племенной «старейшины» боярская знать Киева в X в. хоронила своих мертвых по особому обряду. Это так называемые срубные гробницы с ингумациями. Сходный на первый взгляд с камерными погребениями, этот обряд, однако, отличается от них прежде всего конструкцией погребального сооружения. Славянская техника возведения сруба, чуждая северному домостроительству и неизвестная в ритуальной практике скандинавов, полностью соответствует местной строительной традиции; в последних десятилетиях IX в. на Подоле уже появились кварталы и улицы, застроенные срубными жилищами. Мужские погребения в киевских срубных гробницах сопровождаются оружием (найден меч, лук и стрелы славянских типов), в женском захоронении золотые височные кольца. Никаких скандинавских влияний в обряде и инвентаре этих погребений (№ 105, 109, 110, 112, 113, 123) проследить нельзя.

В ряде дружинных могил, содержащих захоронение воина с конем (уложенным не в ногах, как у норманнов, а рядом с покойником, что ближе к степным традициям), найдено вооружение общеевропейских типов. Мечи из городского некрополя особых, местных форм, с характерным восточноевропейским орнаментом на рукояти.

Единственным скандинавским погребением основного киевского могильника на территории так называемого «Города Ярослава» следует признать погребение № 114 в камере столбовой конструкции с парным захоронением мужчины и женщины, северной ориентировкой костяков; среди вещей - меч типа Y. Комплекс можно датировать концом X - началом XI в. Это погребение вполне могло принадлежать одному из варяжских наемников Владимира, осевших в русской столице.

Хорошо известные в литературе находки скандинавских вещей в Киеве связаны не с основным киевским комплексом памятников на территории Города Владимира и Ярослава, а с особым, существовавшим сравнительно непродолжительное время поселением-сателлитом. От него сохранились остатки обширного некогда городища на Лысой горе, к северу от Старокиевской горы, Замковой горы и Щекавицы (цепочки первоначальных киевских поселений вдоль берега Днепра). Близ городища находился второй киевский могильник, где раскопаны погребения с мечами типов Е и Н, скорлупообразиыми фибулами и другими вещами скандинавского происхождения (могилы № 116, 117, 124, 125). Здесь же найден клад арабских дирхемов, зарытый в земле во второй половине X в.