Я уставился на него в недоумении. Неправильно истолковав мое молчание, Яксли разразился потоком жалких, униженных, заискивающих слов.　

Вы же знаете, какие мне пришлось понести расходы, — заскулил он. — Думаете, легко было найти нужную сумму? Неужели вы не можете оставить меня в покое? Отпустите меня, умоляю. Ведь Джордж обещал больше не трогать меня, а теперь вот вы… — Я продолжал молчать. — Ну, ладно, пять. Пяти с вас будет довольно? По-моему, это больше чем достаточно. Кроме того, у меня просто нет больше денег, честно, нет.　

Я вновь пристально посмотрел на него, молча выжидая.　

Ну хорошо. Хорошо, — Элджина Яксли затрясло от бессильной ярости. — Я дам вам семь с половиной. Семь с половиной вас устроит? Это все, что у меня есть… крови моей хотите, пиявки проклятые… вы хуже, чем Джордж Миллейс… изверги, шантажисты…　

Я молча наблюдал, как он достает из кармана че-　

новую книжку и ручку. Неуклюже пристроив чековую книжку на конверте с фотографиями, он вписал дату и сумму и расписался внизу. Потом, дрожащими пальцами вырвав листочек из книжки, сказал:　

Только не Гонконг.　

Я сразу не понял, что он имеет в виду, и на всякий случай прибегнул к спасительному молчанию.　

Ну, пожалуйста, только не в Гонконг, я туда больше не хочу, мне совсем там не понравилось, — в голосе снова появились умоляющие нотки: он выклянчивал хоть маленькую толику снисхождения.　Ах, вот оно что… — я притворно закашлялся, стараясь скрыть, что до меня только что дошло, о чем он. — Езжайте куда угодно. В любую страну. Но чтоб в Англии и духа вашего не было.　

Случайно ответ вышел правильный, но Элджина Яксли нимало не утешил. Я протянул руку. Нетвердой рукой он отдал мне чек.　

Спасибо, — поблагодарил я.　Идите к черту.　

Он повернулся и побрел прочь. Хотел было пуститься бежать, но сил не хватило, и Элджин Яксли, пьяно пошатываясь, заковылял дальше. «Ничего, — подумал я без всякой жалости, — ему это пойдет на пользу. Пусть помучается хоть немного, такие, как он, долго не страдают.»　

Я собирался уничтожить листок, который вертел в руках. Только взгляну, во сколько Элджин Яксли оценил мое молчание, узнаю, сколько он в свое время заплатил Джорджу, — и сразу порву чек. Но вышло иначе.　

Я развернул чек, прочитал его — и точно сноп солнечных искр вспыхнул в голове, а на душе стало легко и радостно. Я разом понял все. И мысленно снял шляпу перед Джорджем Миллейсом, Великим Шантажистом. Использовав его жестокий метод, я потребовал такого же, как и он, вознаграждения. И получил то, чего хотел.　

Элджин Яксли отправлялся в ссылку, а я держал подписанный им чек на семь тысяч пятьсот фунтов стерлингов. Чек был выписан не на меня, и не на предъявителя, и не на наследников Джорджа Мил- лейса. Означенная сумма жертвовалась в Фонд помощи жокеям-инвалидам.　

Я решил поговорить с бывшим жокеем, который стал одним из главных администраторов Фонда, и после' недолгих поисков обнаружил его в частной ложе, принадлежавшей телекомпании. В ложе было полно народа, но мне все же удалось, хоть и не без усилий, извлечь оттуда нужного человека.　

Хотите выпить? — спросил он, поднимая бокал. Я покачал головой. Я уже успел переодеться в цвета Виктора Бриггса: лосины, сапожки для верховой езды и жокейский камзол.　Не стоит, — сказал я. — Мне скоро скакать.　Так чем могу быть полезен? — жизнерадостно спросил он.　Возьмите этот чек.　

Он присвистнул, разобрав цифру.　

Нам повезло.　Скажите, Элджин Яксли впервые проявляет подобную щедрость?　Нет. Несколько месяцев назад, перед тем как уехать за границу, он пожертвовал Фонду десять тысяч фунтов. Мы их, разумеется, приняли, но… Некоторые из попечителей считают, что Яксли пожертвовал такую сумму, потому что его замучила совесть. Ну… как вам объяснить… ведь он тогда только получил сто тысяч фунтов от страховой компании за пристреленных лошадей, помните? История с душком, а, как по-вашему?　Угу, — кивнул я. — В общем, так… Элджин Яксли снова едет за границу и просил меня передать вам этот чек. Примите.,　Ну что ж, — улыбнулся администратор, — если совесть вновь беспокоит мистера Яксли, почему бы нам не извлечь пользу из этого печального обстоятельства?　

Он бережно сложил чек и, спрятав его, довольно похлопал себя по карману.　

И часто вы получаете такие крупные чеки? — невинно осведомился я.　Случается. Иногда нам оставляют большие суммы по завещанию, но таких щедрых дарителей, как Элджин Яксли, — нет, не много.　А Айвор ден Релган вносил деньги в Фонд?　

Да. Тысячу фунтов в начале сезона, по-моему, в сентябре. Весьма достойный вкладчик.　

Я кивнул.　

У вас есть список вкладчиков?　Всех учесть невозможно, — рассмеялся он. — Тысячи людей регулярно вносят деньги в течение многих лет. Старики. Дети. Домохозяйки. Да кто угодно. — Он вздохнул. — У нас, наверное, никогда не будет хватать денег на все наши нужды, и мы так благодарны за малейшую помощь… да что я вам рассказываю, вы ведь и сами знаете.　Знаю. Все равно спасибо, что нашли для меня время.　Всегда к вашим услугам.　

Засим мы расстались — он растворился в праздничной толпе, а я вернулся в весовую, где взвесился вместе с седлом перед последним заездом.　

Вот я и стал таким же злодеем, как Джордж. Не отличишь. И деньги угрозами вымогаю — точь-в-точь, как он. После того, как я сам ступил на эту сомнительную стезю, шантаж уже не казался мне таким постыдным занятием.　

На площадке для выводки меня ждал Гарольд.　

Сияешь. В чем дело-то? — спросил он неодобрительно.　Ни в чем. Просто доволен жизнью.　

Я выиграл заезд. Я почти наверняка нашел Аманду. Много, очень много нового я узнал о Джордже. Правда, в дебете оставались подножки и зуботычины — ну да плевать. Все равно, неплохой сегодня выдался день.　

Этот новичок, — вернул меня к действительности Гарольд, — в прошлую субботу нам всю тренировку испортил. Я знаю, ты тут ни при чем, на нем управлялся другой жокей, но… в общем, запомни: он должен четко видеть препятствие. Так что придется тебе сразу вырваться вперед и вести соревнование так, чтобы никто не заслонял твоей лошади изгородь. До финиша ему не добежать, но трасса велика, и мне не хотелось бы, чтобы его затолкали и ослепили раньше времени. Усек?　

Я кивнул. В заезде участвовало двадцать три скакуна — количество почти максимальное для скачек подобного типа. Лошадь Гарольда неуклюже топталась на площадке для выводки и от нервного возбуждения уже успела покрыться пеной. Я знал из　

опыта, что обращаться с такими животными нужно мягко и ласково.　

«Жокеям приготовиться», — услышал я голос из репродуктора, после чего мы с лошадью довольно благополучно двинулись на старт. «Только бы мне сразу взять темп, — думал я, — если отстанем — быть беде».　

Раздался выстрел стартового пистолета, и мы рванулись вперед. Первая изгородь. Мы лидируем, как нам было велено. Все в порядке, малыш, молодец, хороший прыжок. Вторая изгородь. Мы впереди. Ничего, малыш, сойдет, держись. Третья изгородь. Мы впереди, как нам было велено. Никудышный прыжок, и сейчас я сверну себе шею. Мой скакун вместо того, чтобы выбросить ноги вперед, заплел их под брюхом — точь-в-точь такой же фокус он проделал на субботних тренировках, — и мы вместе рухнули на дерн беговой дорожки под копыта двадцати трем лошадям, мчащимся во весь опор.　

Лошади изо всех сил старались перескочить простертых на земле скакуна и всадника, но их было так много и они шли на такой скорости, что могли не задеть меня только чудом. Чудес не бывает. Я сбился со счета, сколько раз летящие в галопе копыта ударили меня по груди, спине, животу, голове… и чувствовал себя тряпичной куклой, которой играют в футбол злые мальчишки.　

Такое уже случалось и может случиться опять. Скорчившись от боли, я разглядывал ближний пучок травы и думал, что только последний идиот станет зарабатывать на жизнь таким способом.　

И едва не рассмеялся. Не в первый раз посещают меня подобные мысли. Всякий раз, когда я вот так валяюсь в грязи, у меня появляются основания считать себя идиотом.