Если бы на этой войне требовалось найти образец законченно глупой стратегии — то это был бы Хаурджаб. У ВРА было слишком мало ресурсов, чтобы оккупировать это место, но слишком много, чтобы потерпеть громкое поражение, которое заставило бы политиков понять намек и отступить. И операция застыла в идеальном равновесии. В этом состоянии она могла безнадежно тянуться годами, и, наверное, так оно и случится.

По ту сторону от речного русла, которое десятилетиями не видело текущей воды, примерно в двадцати кликах к северо — востоку, две роты 85го Пехотного поддерживали местное правительство в Хадде. Оттуда как раз доносилось далекое бухание, похожее на медленное биение сердца, которому отвечал быстрый и пронзительный лай орудийного огня. Дарман разглядел как вдалеке появляются столбы черного дыма. По регулярности обстрелов можно было сверять часы; местные кланы Мауджа выкатывали свою коллекцию артиллерии сразу после обеда, загоняя население Хадде в убежища в самое жаркое время дня, и начинали громить город, до тех пор, пока не поднимался закатный ветер. Тогда мауджаси отправлялись по домам на ночь. Словно они занимались повседневной работой, проводя рабочие часы за обстрелом, а затем возвращались домой и смотрели головидео.

Две роты; меньше трех сотен человек. Этого было ничтожно мало, а воздушной поддержки почти не было. Остатки батальона были повзводно разбросаны по всему району, изо дня в день захватывая территории и тут же теряя их.

Вот почему команду выслали сюда. У них была одна цель — главный вождь мауджаси по имени Джоллук. Сейчас они ждали когда он покажется.

— Знаете, — проговорил Корр, — если бы мы просто заказали сюда побольше воздушных сил и выбомбили все поселения вокруг этой свалки, то никому не пришлось бы поджаривать тут шебс, и мы все могли бы отправиться куда — нибудь где ночная жизнь куда интереснее. Только посмотрите вокруг. Сплошные горы.

— Холмы. — поправил Атин.

Без разницы. Проштурмовать с воздуха…

Корр начинал жизнь как сапер, так что Мэндо'а он учился в процессе переподготовки, и продолжал изучать его до сих пор. Как и ожидалось, он, в точности как и Этейн, быстрее всего выучил слэнг и ругань. И даже изобрел кое — что свое.

— Кор'ика, тогда нас бы послали в какое — нибудь такое же дурацкое местечко, делать все то же самое. — сказал Атин. — И нам говорили завоевывать сердца и души. А не стирать с лица земли мирные деревни.

— В шебс мирных. Они все вооружены. Им не нужна форма, чтобы быть врагами. Вот почему каждый народ с претензиями к соседям заканчивает тем, что его записывают в сепы, и пополняют им наши списки, а?

— И тут, к тому же, даже не разные расы. — присоединился к ворчанию Дарман. — Не как на Гафтикаре, где можно было увидеть, кто есть кто. Они все люди. И все одинаково выглядят.

Маленькая пылевая буря на горизонте просигналила что в их направлении движется наземный транспорт. Найнер чуть раздраженно цыкнул зубом — привычка, подхваченная им у Скираты.

— Терпеть не могу когда вы начинаете умничать. Думать вредно.

— Ага. Это же моя работа. — откликнулся Атин.

— Слышно что — нибудь о Лазиме?

— Еще нет, серж.

— Она пришлет письмо. Не волнуйся.

— Знаю, что пришлет. — чуть сварливо ответил Атин. — Мы поженимся.

— Что?

— Ты меня слышал.

Новость не отвлекла его внимание от дороги, но сосредоточенности она явно повредила. Дарман почувствовал комок в груди. Это было совершенно неизвестным миром. Это было…

— Невозможно. — заявил Найнер. — Ты не можешь жениться. Ты же в армии

Атин на Мэндо'а означало упрямый, но для мандалориан это слово означало не отрицательное качество. Это подразумевало силу и стойкость, которые перевешивают кровожадную ярость. Атин был предельно спокойным и соблюдающим правила, до тех пор, пока что — то не выводило его из себя по — настоящему. Тогда он вновь становился одним из парней Вэу — сражающимся бешено, и не отступающим, пока его не убьют. Вэу вбивал в них животные инстинкты, ту дикость, которая, как он говорил, сохранит им жизнь там, где более разумный человек сдастся и погибнет.

— Покажи мне правила. — ответил Атин. Хотя он и был в шлеме — но Дарман мог видеть как он упрямо выпятил челюсть. — Давай. Покажи мне пункт, в котором сказано что я не могу жениться.

— Предполагалось что мы никогда не обзаведемся семьями.

— Но правил, явно запрещающих это, нет, верно?

— Нет. Но все равно это глупо.

— Почему?

Никому из клонов не требовалось видеть лицо своего брата, чтобы понять что творится в его голове. По тихому цоканью и дыханию в шлемном комлинке Дарман мог уловить, что Найнер нервничает; казалось, что что — то испугало его. Но Найнер явно был не из паникеров. Он был расстроен. Он пытался отогнать от себя неприятную реальность.

— Потому, что тебе не платят жалования. — наконец, сказал Найнер. — Так что ты не сможешь содержать жену и детей. И казарм для женатых нет. И…

Атин не собирался сдаваться без боя. Его голос звучал так, словно он говорил сквозь стиснутые зубы.

— Лазима — тви'лек. Люди и тви'леки не могут иметь потомства. И у нее есть жилье. Его купил Кэл'буир. И у нее есть работа. Мне не придется ее содержать. Ты не угадал со страшилками, серж.

— Содержанец, что ли? Неплохо устроился. — пробормотал себе под нос Корр.

— Все равно, ты сошел с ума. — ответил Найнер. — И это не мои страшилки. Просто факты.

Сейчас под угрозой были и планы Дармана на семейное счастье. Он решил поддержать Атина. Они были людьми, а не дроидами; у них было право ждать от жизни большего. Так говорил им Скирата.

— Считаете, что мы не можем жениться потому что мы — собственность, серж? — спросил Дарман.

Голос Найнера стал чуть тверже.

— Не знаю. Сходи, спроси генерала Зея.

— Зею до шаба. — сплюнул Атин. — А если и нет, то что он с этим сделает? Что, он расскажет про какую — то разницу между теми, какие мы сейчас и тем, что будет, когда я с Лазимой обменяемся клятвами?

— А он прав. — поддержал Дарман. — Разница ведь чисто формальная.

— И я хочу жить. — Атин уже начинал сердиться всерьез. — Если я все это переживу — то я не собираюсь вечно быть солдатом. — Он прервался на пару секунд, словно собирался с духом прежде чем сказать что — то неприятное. — Я хочу уйти. Я хочу в отставку.

Впервые кто — то из них сказал это вслух. Может быть это был и первый раз, когда они хотели это услышать. Уход Фая каким — то образом открыл двери для несогласия и подлинных стремлений, не связанных с ВАР.

В наступившем неловком молчании Корр, похоже, старательно удерживался от комментариев. Порой он все еще вел себя в духе «я — всего — лишь — замещаю — его», пусть даже и было очевидным то, что Фай уже не вернется.

Голос Найнера сейчас приобрел сержантский тон «не — спорь — со — мной».

— Ты должен думать о задании, а не о том, как свалить из армии.

— Я думаю. — ответил Атин, перемещаясь к Корру и занимая огневую позицию рядом с ним. — Я могу думать и о том и о другом одновременно. Если честно — одно помогает мне делать другое…

Нет, дело было не в уходе Фая. Дарман решил, что все началось с появлением внука Скираты. Ребенок принес всем им ощущение что настоящая жизнь проходит без них, а они остаются позади. Если бы они были беленькими, обычными клон — солдатами, которые мало сталкивались с обычной гражданской жизнью, то, может быть, им бы удалось убедить себя в том, что все не так уж плохо. Но все они провели много времени, занимаясь тем, что было доступно не — клонам. Подарив им столько свободы, сколько он мог — Скирата сделал их недовольными тем, что у них было.

— А как насчет тебя и Этейн, Дар? — поинтересовался Атин.

— Ты насчет того, не собираемся ли мы отойти от дел?

— Угу.

Этейн должна была оставить Орден Джедай. Им не были позволены близкие отношения — привязанности, как они это называли — но и строгого воздержания от джедаев не ждали.

«И это может привести к неприятностям.» — подумал Дарман. — «Однажды какой — нибудь истомившийся без любви джедай выкинет что — нибудь безумное — пусть и предполагается, что подобное вытравливается из них в процессе учебы — и это добром не кончится. Ты не можешь превратить существо из плоти и крови в бесстрастного дроида — ни клона, ни джедая. Это неестественно. Это несправедливо.»