Подходит пленник. Он хитер и стар,

Мурза татарский с жидкими усами.

"Ермак могилу роет для татар?"

Ермак в ответ: "Ее вы рыли сами!"

И засмеялся. Острием меча

Он продолжает рыть еще упорней.

Он рушит дерн. И слышно, как, треща,

Растений диких лопаются корни.

Земля, на меч налипшая, жирна:

В ней кровь, в ней пепел от лесных пожаров.

"Кольцо! Достань-ка горсточку зерна,—

Немолотое есть у кашеваров".

…Глядят на атамана казаки

И пленники — праправнуки Батыя.

Летят из атамановой руки

В сырую землю искры золотые.

"Я много ль сеял на своем веку?" —

Так думает страны завоеватель.

Иван Кольцо подходит к Ермаку,

Его помощник и большой приятель.

Ивану заглянул Ермак в лицо,

И шепчет он — тревогой полон голос:

"Как думаешь, дружок Иван Кольцо

^[25]

,

Не вытопчут? Взойдет? Созреет колос?"

1930

Подсолнух^{34}

1

Сонм мотыльков вокруг домовладенья

Порхал в нетерпеливом хороводе,

Но, мотыльков к себе не допуская,

Домохозяин окна затворил,

И мне, судьбой дарованному гостю,

Открыл он двери тоже неохотно.

Я понял, что ночное чаепитье

Организовано не для меня.

Я это понял.

Что же было делать?

Вошел я.

Сел к столу без приглашенья.

Густое ежевичное варенье

Таращило засахаренный глаз;

И пироги пыхтели, осуждая;

И самовар заклокотал, как тульский

Исправник, весь в медалях за усердье,—

Как будто б я всё выпью, всё пожру!

"Она приехала!" — сказал художник.

И вот я жду: поджавший губки ангел,

Дыша пачулями

^[26]

, шурша батистом,

Старообразно выпорхнет к столу.

Но ты вошла…

Отчетливо я помню,

Как ты вошла — не ангел и не дьявол,

А теплое здоровое созданье,

Такой же гость невольный, как и я.

Жена ему?

Нет! Это толки, враки.

Рожденному в домашнем затхлом мраке,

Ему, который высох, точно посох,

Вовек не целовать такой жены!

Я это понял.

Одного лишь только

Не мог понять: откуда мне знакомы

Твое лицо, твои глаза, и губы,

И волосы, упавшие на лоб?

Я закричал:

"Я видел вас когда-то,

Хотя я вас и никогда не видел.

Но тем не менье видел вас сегодня,

Хотя сегодня я не видел вас!"

И, повторяя:

"Я вас где-то видел,

Хотя не видел…

Чаю?

Нет, спасибо!" —

Я встал и вышел.

Вышел на веранду,

Где яростно метались мотыльки.

Ты закричала:

"Возвратитесь тотчас!"

Я на веранду дверь раскрыл широко,

И в комнату ворвалось сорок тысяч

Танцующих в прохладе мотыльков.

Те мотыльки толклись и кувыркались,

Пыльцу сшибая с крылышек друг другу,

И довели б до головокружения,

Когда б я не глядел в твои глаза.

2

Не собирался он писать картину,

А вынул юношеские полотна

В раздумий: нельзя ль из них портянки

Скроить себе? И' тупо краску скреб.

Затем его окликнули соседи.

Надевши туфли, он пошел куда-то,

Оставив полотнище на мольберте

И ящик с красками не заперев.

Заманчивым дыханием искусства

Дохнули эти брошенные вещи,

И я — хотя совсем не живописец —

Вдруг ощутил стремленье рисовать.

Тут маковое масло из бутыли

Я вылил, и на нем растер я краски,

И, размягчив в нем острый хвостик кисти,

Я к творчеству бесстрашно приступил.

Тебя я рисовал.

Но вместо тела

Изобразил я полнокровный стебель,