Тут на его багаж все навалились скопом.

"А вы,— кричит аббат,—полегче с телескопом!

Боюсь я, что труба попортилась в пути,

Прошу ее за мной в апартамент внести.

Сибирская езда страшней землетрясенья —

За свой я телескоп имею опасенье!"

И опасения те были неспроста.

Снимаючи с вещей футляры из холста,

Бормочет Дотерош: "Проклятая дорожка!

Погнулася, увы, у телескопа ножка".

Вот, наконец, труба. Наверно, пуда три

Весит сия труба. Шепнул отец: "Смотри!

Сей телескоп длиной, пожалуй, в двадцать футов.

Его аббат дурной вез, кошмами укутав,

И, говорю тебе,— погнулася труба,

Ибо красная медь тут для заклепок слаба!

Венус как будет зрить в трубу сию горбату?

Задай-ка, дочь, вопрос об этом ты аббату".

Но и астроном сам, однако, понял тож,

Сел, пригорюнившись. Папаша молвит: "Что ж!

Непоправимыя беды я в том не вижу.

Приехавши сюда из города Парижа,

Он догадаться б мог, что красна медь мягка,

Но телескоп, даст бог, поправим тут слегка.

Пусть господин аббат сомненья бросит тяжки —

Дуньку-лудильщицу возьмем из каталажки

^[618]

,

Куда заключена за блуд и воровство!"

Перевожу я речь папаши моего.

"Так, господин аббат! — я говорю.— А ножки

Получим для трубы у некого Антошки".

Тем временем, гляжу, астронома встречать

Является, спеша, вся городская знать.

Сам губернатор наш, я вижу, шлет майора,

Во двор к нам экипаж въезжает прокурора,

Архиепископ тож к нам служку посылат:

"Французский, мол, у вас находится аббат?

Впоследствии пусть к нам заглянет благосклонно!;

И живописца я увидела Антона.

"Антон! — его зову.— Поди-ка ты сюды!

Аббата Дотерош ты выручь из беды —

Для телескопуса отдай ему треножник!

Вот,— говорю,— аббат, церковный наш художник.

Венеру наблюдать он начал прежде вас…"

Полицеймейстерский я вижу тарантас,

В нем баба дерзкая поводит красным носом,

Сопровождаема не кем-нибудь — профосом

^[619]

,

Лудильщица въезжает к нам во двор.

"Ну, Дунька, не подгадь! — кричит ей прокурор.—

Вот прежде поклонись аббату-звездочету,

А вслед за тем берись за важную работу.

На зрительну трубу ты погляди-ка, Дунь!"

А Дунька, осмотрев: "Тут даже не латунь,

Обыкновенна жесть тут надобна, как вижу.

А что до мастеров из городу Парижу,

Так это прямо срам — поставить сплав таков!

Как видно, есть и там немало дураков!

Глаза,— она ворчит,— где ж были у аббата?"

— "Ну ладно, не дерзи, преступница проклята,

Не то сейчас в острог препроводим назад!"

С дворянами знакомится аббат.

"Вам,— говорят,— уже готовим мы покои".

Но Дотерош на них замашет как рукою:

"Нет,— говорит он,— нет! Всё это ни к чему!

В котором я живу, в том буду жить дому,

С гостеприимным сим приютом не расстанусь.

Естественность люблю. У ратмана останусь!"

*

И то ли потому, что жить у нас он стал,

А может быть, чего он лишнего болтал,

Но только слух прошел про нашего аббата:

Натура, мол, его весьма чудаковата

И вовсе он не поп французский никакой,—

Не монастырский, мол, аббат он, а мирской,—

Во Франции, мол, есть аббаты разной масти,

И будто бы аббат он по научной части,

Затем и простоват. Так люди говорят.

Однажды утречком пьет кофий наш аббат,

Как вдруг увидела я повара Шабера.

"Где здесь,— он вопросил,— аббатская квартера?

Ему-де редкостей принес я кой-каких".

— "Ну-ну! — кричит аббат.— Показывайте их!"

Тут скорчил наш кухмистр гримасу воровату,

И что-то в пузырьке он предъявил аббату.

"Вот! Насекомое редчайшее одно.

В Китае,— молвит плут,— лишь водится оно,

И кормится оно одним зеленым чаем!"

Тут рассмеялась я: "Такую редкость знаем!

О, господин аббат! Пойдемте в огород —

Подобных рыжих мух у нас невпроворот.

Гоните, мой аббат, вы повара подале!

Мы редкостей таких во множестве видали".

Уходит этот плут, но дней так через пять

К аббату он тайком является опять.

Такую он еще проделать вздумал шутку:

Продать за три рубля обыкновенну утку,

Которая у нас копейки стоит две.