Ну, скажем, во Владивостоке…

Ах, стала б Хлоя

^[505]

в этот час

Беспутнее, чем Мессалина

^[506]

!

Ведь плата страсти: первый класс

От Омска прямо до Харбина.

А те, кто, честью дорожа,

Удобный пропускают случай,

Пусть путешествуют, дрожа,

В теплушке вшивой и вонючей.

4

Вот юноша (неловок он

В шинели длинной, офицерской),

Насилует здоровый сон

Он по ночам в таверне мерзкой.

Но юноша идет туда

Не пить и не забавы ради —

Поэтов сонных череда

Там проплывает по эстраде

И песенка у всех одна —

Читают медленно и хмуро,

Что к гибели присуждена

Большевиками вся культура…

Вот девушка, она мила.

Из Мани превратилась в Мэри.

Она присуждена была

Чекой Московской

^[507]

к "высшей мере".

За что? — Не всё равно ли вам!

И тень на личике невинном:

Она недоедала там

И… торговала кокаином.

Теперь: наряды, хлеб в избытке,

Театр, купанье в Иртыше,

Наикрепчайшие напитки

И жуть какая на душе.

5

Но алый пламень не погас,—

Он в хижинах мерцал нередко.

Угрюмых слов и дерзких глаз

Не уследила контрразведка.

И ночь была, и был мороз,

Снега мерцали голубые,

Внезапно крикнул паровоз,

Ему ответили другие.

На паровозные гудки

Откликнулся гудком тревожным

Завод на берегу реки

В поселке железнодорожном.

Центральный загудел острог.

Был телефонов звон неистов:

"Приказ: в наикратчайший срок

Прикончить пленных коммунистов!"

И быстро стих неравный бой.

Погибла горсть нетерпеливых.

И егеря трубят отбой.

У победителей кичливых

Банкеты, речи и вино.

И дам, до ужасов охочих,

Везет гусар в Куломзино

^[508]

Смотреть расстрелянных рабочих.

6

Был день последний бестолков.

"Падет ли Омск?" — кипели споры

Пьянчуг, а внутрь особняков

Уж заглянули мародеры…

А вечером, часам к восьми,

Просторы степи стали мглисты,

И, чтоб под Омском лечь костьми,

Вооружились гимназисты.

Но мягким снегом замело

Иртышский берег — поле боя.

И боя не произошло

^[509]

.

Без боя отдали былое.

Киргиз-погонщик закричал,

Затерянный в лохмах метели.

И, потянувшись на вокзал,

Обозы четко заскрипели.

Бегут вассалы Колчака,

В звериные одеты шкуры,

И дезертир из кабака

Глядит на гибель диктатуры.

Морозным утром город пуст.

Свободно, не боясь засады,

Под острый, звонкий, снежный хруст

Вступают красные отряды.

Буржуй, из погреба вылазь!

С запасом калачей и крынок,

Большевиков слегка страшась,

Идут молочницы на рынок.

Обосновавшись у лотка,

Кричит одна, что посмелее:

"Эй, красный, выпей молока,

Поди-кось нет его в Расее!"

1924

Правдивая история об Увенькае, воспитаннике азиатской школы толмачей в городе Омске^{684}

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

Поручик отставной Петров с учениками был суров,

Не уставал напоминать:

"Политику извольте знать!"

Вот и сейчас, вошел он в класс:

"Испытывать я буду вас… Я говорил вам много раз —

Владыки сопредельных стран давно покорствуют России.

Так вспомним же: кокандский хан нам отправлял дары какие

В тысяча восемьсот тридцать первом году?

Ну-ну! Скорей ответа жду!

Ты отвечай, Нур Мухамед!

Молчишь? Не можешь дать ответ.

Не помнишь? Спросим Увенькая.

Ответствуй".

Увенькай встает и тотчас же ответ дает:

"Даров тех опись есть такая: