Но эстонцы

^[400]

, переселенцы с дальних западных побережий, ничего не вещая, а просто меня в этот день колбасой угощая медвежьей, говорили: "А вот и бисквит тебе свежий, вкусней, чем калач и пельмень!" И я говорил "спасибо", ибо не был невежей.

Вот что могу я сказать про Мартынов день!

1974

Мир рифм^{507}

Рифм изобилие

Осточертело мне.

Ну, хорошо, я сделаю усилие

И напишу я белые стихи

^[401]

!

И кажется, что я блуждаю вне

Мне опостылевшего мира рифм,

Но и на белоснежной целине

Рифм костяки мерцают при Луне:

"О, сделай милость, смело воскресив

Любовь и кровь, чтоб не зачах в очах

Огонь погонь во сне и по весне,

Чтоб вновь сердца пылали без конца!"

1974

Историк^{508}

А если бы историк наших дней

Не в современном жил, а в древнем Риме,

Тогда, конечно, было бы видней

Всем древним римлянам, что станет с ними!

Но почему бы не предположить,

Что ныне между нами, москвичами,

Грядущей жизнью начинает жить,

Работая и днями и ночами,

Он, будущий историк наших дней,

И эта книга плачется, поется,

Лепечется, хохочется… И в ней

Проставить только даты остается.

1974

Рубикон^{509}

В Китеже я взошел на потонувшую колокольню и увидел оттуда не только подводный мирок, но и Волхов, я волок, и где-то за Волгою вольницы вольной войлок юрт, и за Киевом буйный днепровский порог. И еще я увидел за морем — город Стекольный

^[402]

, то есть старый Стокгольм, за былинною гранью моих новгородских дорог.

А если взглянуть с другой колокольни,— что-то вроде осколков античных колонн ощутил под копытом мой конь позади Померании, около города Кёльна, где блистает, всемирною славой гордясь монопольно, благовонное озеро Одеколонь.

О, благоуханное озеро, в котором тонут античные тени Рима, незримого по ту сторону Альп! Пусть ни на Рейне, ни в Рурском бассейне в химической пене не иссякнет веками твое ароматное веяние, пусть больше никогда не грянет ни один залп!

А затем я очутился за Альпами, где-то в Милане, в Турине, в Болонье и Флоренции дантовской. И вообще я сказал себе: "О, человече в болонье, то есть в тусклом и узком, давно уж не модном, как будто и вправду подводном плаще! Ты, потомок московских послов от царей, восседавших на троне в дорогих соболиных мехах и парче, ты, забывший о том, каковы были бубны, и трубы, и кони,— помнишь ли ты, как и сам ты оказался однажды на Рубиконе?"

Помнишь, спросил ты: "А это что за речка такая?" — глядя на мост, по которому грузовик за грузовиком везли бидоны, полные молоком. Шли они по направлению к Равенне, грузовики с парным молоком.

И тебе, как собрату-поэту, глазами сверкая, объявили поэты: "А это и есть Рубикон!"

Будь доволен! Пусть близкий Стокгольм остается граненостекольным, хоть давно уж и сам позабыл об обличье таком! Пусть одеколоном пахнет над Кёльном, а над Рубиконом — парным молоком! Пусть звезды Галактик мерцают над лоном земным, зеленым-зеленым, а не летят кувырком! Пусть любой затонувший колокол с доброжелательством благосклонным говорит своим языком:

"Сколько в мире чудес! Разве всё предвосхитишь, даже глядя через волшебно-озерную тишь, если ты и действительно явишься в Китеж и колокольню его посетишь!"

1974

Намедни^{510}

А что

Так медово

Плывет —

Не звезда ль?

Нет!

Медное слово

Звенит, как медаль.

Ушли

Дни былые,

Они далеки:

И злыдни, и злые на зло добряки.

Их складни,

Их бредни,

Их бродней ремни —

Всё было намедни, намедни, намедни…

^[403]

Намедни!

Похоже на мед и на медь,

Поет это слово, успев онеметь

И кануть в такую глубокую даль,

Что помнят о нем только Фасмер

^[404]

и Даль

^[405]

,

И Преображенский —

Настолько стара

Суть слова, чей смысл означает:

Вчера!

1974

"Всё происходит лишь однажды!.."^{511}

Всё происходит лишь однажды!..

Но если честно говорить,

Всё происходит лишь от жажды

Случившееся повторить.

Тебя иное окружает,

И стала ты сама другой,

Но он тебя изображает,

Как прежде, юной и нагой:

С полуденного неба в алый

Закат нисходишь ты, бела,

Такой прекрасно-небывалой,