Не менее интересна трактовка Бетховеном песни «Слава» («Слава на небе солнцу высокому»). Она нисколько не противоречит духу мелодии, зато кардинально отличается от трактовки Прача, который придал этой песне характер менуэта. У Бетховена темп — быстрый, ибо мелодия использована в среднем разделе Скерцо. Но русская песня становится темой полифонических вариаций, то есть приравнена к теме какого-нибудь гимна или хорала. Несмотря на темп, «Слава» звучит здесь то восторженно, то торжественно, и закрадывается подозрение, что Бетховену перевели как минимум значение первого слова названия. Это могло натолкнуть его на ассоциации с начальным возгласом латинского текста второй части Мессы: Gloria in excelsis Deo — «Слава в вышних Богу». Отсюда — «учёный» контрапунктический стиль обработки русской темы.
В третьем из квартетов ор. 59 песенных цитат нет, хотя вторая часть, ля-минорное Allegretto, сильно выделяется на общем фоне своим странноватым, нежно-сумрачным колоритом и песенным складом, в котором каждый слышит своё: люди британской культуры — отзвуки шотландских баллад, славяне — интонации русских, чешских и украинских песен. Квартет ор. 59 (№ 3) Бетховен заканчивал уже осенью 1806 года, находясь в Силезии в замке князя Лихновского, где у него под рукой уже не было сборника Львова — Прача, но могли возникнуть иные источники вдохновения.
В июле 1806 года вместо графа Разумовского послом России при венском дворе был назначен Александр Борисович Куракин, прозванный за свою любовь к роскоши и драгоценностям «бриллиантовым князем». Царь Александр собирался отправить Разумовского в Лондон, однако граф предпочёл выйти в отставку, чтобы не покидать Вену, где у него на руках угасала любимая жена Елизавета Осиповна (урождённая графиня фон Тун) и где на берегу Дунайского канала достраивался и отделывался великолепный дворец с прекрасным пейзажным парком. Впоследствии Бетховен стал частым гостем в этом дворце, а Разумовский остался одним из самых щедрых и внимательных к нему меценатов.
Буря
Князь! Тем, что Вы собою представляете, Вы обязаны случаю и происхождению; я же всего достиг сам. Князей было и будет тысячи, Бетховен же только один…
Бетховен — князю Карлу Лихновскому, октябрь 1806 года
В октябре 1806 года между князем Карлом Лихновским и Бетховеном, гостившим в его замке в Силезии, произошла яростная ссора, после которой Бетховен в гневе покинул замок, невзирая на разразившуюся той ночью страшную бурю. Этот эпизод стал одним из краеугольных камней мифологизированной биографии Бетховена. Причём миф может толковаться двояко: либо гордый художник-демократ восстаёт против спесивого князя — либо, наоборот, вспыльчивый и неблагодарный гений-плебей жестоко оскорбляет своего мецената и благодетеля.
У конфликта, как выясняется, была сложная предыстория, где в один узел завязались нервное душевное состояние Бетховена и военно-политическая обстановка того времени.
Не совсем понятно, где находился Бетховен до поездки в Силезию. Он не снял загородного жилья, как обычно, но остался ли он до начала осени в Вене?..
Иногда считается, что в июле и первой половине августа Бетховен мог гостить у Франца Брунсвика в замке Мартонвашар, хотя документально это не подтверждается (сведения восходят к книге Шиндлера, который часто путал или подтасовывал факты и даты). Есть лишь косвенные свидетельства того, что Бетховен мог посетить имение своего друга: посвящение Францу Брунсвику законченной летом 1806 года фортепианной Сонаты фа минор № 23 ор. 57, известной под неавторским названием «Аппассионата», и появление в семейной галерее Брунсвиков портрета Бетховена, написанного Исидором Нойгассом. В письме Игнацу Плейелю от 6 января 1806 года художник сообщал, что он работает над изображениями Бетховена и Гайдна. Большой полнофигурный портрет Гайдна был заказан королём Пруссии Фридрихом Вильгельмом III; в том же письме упоминались и заказчики уменьшенных копий этого изображения. О том, кто заказывал портрет Бетховена, Нойгасс не сообщил, хотя и в данном случае были изготовлены как оригинал, так и копия. Но зачем и кому понадобилась копия?
На этой важной детали стоит остановиться.
Из того же самого письма Нойгасса Плейелю выясняются примерные расценки на полномасштабные портреты с натуры и их авторские копии. Нойгасс сообщал, что готов изготовить точную копию гайдновского портрета для Франции за 500 флоринов, а уменьшенную — за 300. Оригинал портрета Гайдна стоил, вероятно, гораздо дороже 500 флоринов. Бетховенский погрудный портрет выглядел гораздо камернее (его размеры — 69,0×53,5 см), но всё равно счёт шёл на сотни флоринов, учитывая два варианта изображения. Зная, что годовая субсидия, назначенная Бетховену князем Лихновским, составляла 600 флоринов в год, а другие доходы композитора в 1805–1806 годах оказались чрезвычайно скудными, мы можем утверждать, что у Бетховена не было собственных средств на заказ портрета, да ещё вместе с копией.
Одна версия портрета в итоге оказалась в Мартонвашаре, другая — в Градеце, в замке Лихновского (первая ныне хранится в Венгрии, вторая — в боннском Доме Бетховена). Возможно, заказчиком обеих версий был Лихновский, а копию неким образом получил Франц Брунсвик. Спустя пять лет, то есть в 1811 году, Бетховен признавался Брунсвику, что совершенно не помнит, что это за портрет и каким образом он попал в Мартонвашар. «Провал» в памяти Бетховена говорит о том, что либо он не был в Мартонвашаре летом 1806 года, либо портрет был доставлен туда после его предполагаемого отъезда.
В начале XIX века портрет, писанный маслом, был штучным произведением и заключал в себе особый смысл, скрытый или явный. В этом отношении мэлеровский портрет Бетховена как «Орфея наших дней» точно следовал традиции парадно-аллегорического изображения, хотя при этом был физиогномически точен. На портрете же работы Нойгасса представал идеализированный и романтизированный образ Бетховена, приближённый к тогдашним представлениям об аристократической мужской красоте. Более того, ничто здесь не указывает на то, что перед нами музыкант и артист. Ни условной лиры, ни статуи Аполлона, ни нотного свитка, ни пера с чернильницей. Только лицо, смотрящее куда-то в сторону, и строгий, но элегантный наряд. На заднем плане можно разглядеть сумрачное небо с грозовыми облаками — фон в какой-то мере обычный для романтических портретов, но очень подходивший к образу Бетховена.
В версии нойгассовского портрета, хранившейся у Брунсвиков, белизну рубашки и шейного платка оттеняет золотистая лента для лорнета, спрятанного во внутреннем кармане бледно-розового жилета. Лорнет был модным аксессуаром, и Рис вспоминал, что Бетховен охотно лорнировал красивых дам на улице и в театре. В версии же, выполненной для Лихновского, ленты для лорнета не видно, зато плечи Бетховена окутывает широкий тёмно-синий плащ, похожий на тот, что облекал фигуру композитора на мэлеровском портрете. Хотя на одежде Бетховена в обоих вариантах нет никаких украшений, зрителю ясно, что здесь изображён человек очень незаурядный, по-своему преуспевающий и устремлённый к новым успехам. Его не слишком красивое, но волевое и вдохновенное лицо можно назвать каким угодно, но не простецким.
Такой портрет вполне можно было повесить в фамильной галерее хоть графов, хоть даже князей. И не это ли значение ему придавалось?..
Нельзя забывать о том, что всё это происходило на фоне возобновившегося романа с Жозефиной Дейм. И Бетховен всё ещё надеялся на то, что она согласится стать его женой. А стало быть, в будущем он сможет породниться с семьёй Брунсвик.
Между тем отношения с Жозефиной складывались весной 1806 года не совсем благостно. Едва они успели вновь встретиться в Вене после долгой разлуки, как начались размолвки и даже ссоры. В двадцатых числах апреля Бетховен устроил Жозефине сцену ревности, дав понять, что никаких соперников не потерпит, после чего она написала ему отчаянное письмо, а он сочинил песню «Когда любимая желала расстаться», но решил её не публиковать. Видимо, к маю они помирились, но что происходило далее, остаётся лишь догадываться.
