Серов, в свою очередь, писал Стасову: «Вот уже почти два часа, как я оставил залу, а всё еще вне себя: где я? где мы? что это, наяву или во сне? неужели я точно Листа слышал? Надобно покаяться: я ожидал многого по описаниям, предчувствовал многое по какому-то неведомому убеждению, но действительность далеко за собою оставила все надежды! Счастливы, истинно счастливы мы, что живем в 1842 году, когда на свете есть такой исполнитель, и этот исполнитель заехал в нашу столицу и нам довелось его слышать… О, как я счастлив, какое сегодня торжество, как будто весь Божий свет смотрит иначе! И всё это наделал один человек своим исполнением! О, как велика великость в музыке!.. Да, теперь я понимаю, отчего Лист избрал себе инструментом пиано, и отчего он только исполнитель! Теперь я понимаю, что значит исполнять и что значит музыка»^[283].

Трудно что-либо добавить к этим восторженным отзывам не просто слушателей, но профессионалов, мнение которых было во многом определяющим для музыкальной общественности Российской империи того времени.

На следующий день Лист вновь играл в доме Виельгорских. Музыкальное собрание почтила своим присутствием императрица Александра Федоровна. А вечером его принимал у себя Одоевский. Среди гостей снова был Глинка. Тогда же Лист впервые познакомился с музыкой русского гения, сыграв интродукцию «Руслана и Людмилы». Присутствующие отмечали глубину исполнения и полное проникновение в художественный смысл произведения. Автор был покорен и признал за Листом большой и чуткий талант. Сам же Лист сразу и навсегда полюбил музыку Глинки. Правда, в этот приезд он еще только «пробовал ее на вкус», ограничившись импровизациями на ее темы.

«Русский композиторский урожай» Листа 1842 года составили транскрипции романса Михаила Виельгорского «Любила я», «Две русские мелодии. Арабески» (Deux mélodies russes. Arabesques) — «Соловей» Алябьева (Le rossignol, air russe dʼAlabieff) и «Цыганская песня» (Chanson bohémien) по песне Булахова «Ты не поверишь, как ты мила». Кроме того, была написана «Мазурка для фортепьяно, сочиненная любителем из Санкт-Петербурга. Парафраза Ф. Листа» (Mazurka pour piano composée par un amateur de St. Pétersbourg, paraphrasée par F. Liszt). Под именем «любителя из Санкт-Петербурга» скрывался Бернгард Густав фон Ленц (1819–1884), младший брат его друга и ученика Вильгельма фон Ленца.

22 (10) апреля Лист играл во дворце принца Петра Георгиевича Ольденбургского^[284]. Присутствовавший на этом вечере Вильгельм фон Ленц вспоминал: «Никогда не изгладится из памяти моей впечатление, произведенное на меня его игрой после 14-летнего перерыва!.. Лист играл у Принца свое удивительное переложение — секстет из „Сомнамбулы“ и „Приглашение к танцу“ Вебера… Видя мое неподдельное изумление, Лист, потрепав меня по плечу, сказал: „Да, с тех пор как вы познакомили меня в Париже с сочинениями Вебера, я сделал некоторые успехи“»^[285].

Вечером того же дня Лист вновь играл для всей императорской семьи по приглашению государыни Александры Федоровны.

Второй публичный концерт состоялся 23 (11) апреля в зале Дворянского собрания. Лист писал Мари д’Агу: «Зал был полон примерно на две трети, что с точки зрения дохода намного больше того, что дают другие хорошие и превосходные концерты (билет на концерт Листа стоил 15 рублей — чрезвычайно дорого. — М. З.). На этот раз присутствовал и Его Величество царь, что является исключительной честью»^[286].

Через два дня началась Пасхальная неделя, во время которой публичные концерты были запрещены. Но Листу не удалось сделать перерыв в напряженном гастрольном графике — вплоть до 4 мая (22 апреля), даты третьего публичного концерта, он был вынужден ежедневно играть в частных домах и общаться с огромным количеством людей.

Седьмого мая (25 апреля) в зале Дворянского собрания Лист принял участие в благотворительном концерте Филармонического общества в пользу частных школ Санкт-Петербургского патриотического общества, патроном которого являлся принц Ольденбургский; 10 мая (28 апреля) дал четвертый публичный концерт в зале Энгельгардт^[287]. 12 мая (30 апреля) Лист играл на благотворительном концерте в пользу Санкт-Петербургской детской больницы. Через неделю состоялся пятый публичный концерт, снова в зале Энгельгардт.

Нельзя обойти молчанием очередное проявление благородства и чуткости Листа. В ночь на 17 мая Гамбург постигла трагедия: чудовищный пожар уничтожил практически весь старый город; сгорело более двух тысяч домов. Вскоре скорбная весть достигла Санкт-Петербурга. Музыкант одним из первых откликнулся на чужую беду — 22 (10) мая дал благотворительный концерт, весь сбор от которого, 40 тысяч рублей, отправил погорельцам.

Шестой публичный концерт Листа состоялся 27 (15) мая в зале Дворянского собрания, а на следующий день в доме графов Виельгорских было прощальное выступление, названное современниками «величайшим из музыкальных утр». Вечером Лист на пароходе отбыл из Кронштадта в Любек.

«Значение концертов, данных Листом в Петербурге, трудно переоценить, — считает Я. И. Мильштейн. — Во-первых, они явились первым шагом Листа на пути установления непосредственной связи с русской музыкальной культурой… Во-вторых, они по-своему содействовали росту русской музыкальной культуры»^[288]. Лист узнал и полюбил Россию, а Россия узнала как самого Листа, так и то новое искусство, которое он нес и олицетворением которого являлся. Уезжая, Лист твердо вознамерился вернуться и посетить не только Санкт-Петербург, но и Москву.

Покинув Российскую империю, Лист продолжил «концертные гонки». Всё лето 1842 года прошло в переездах из одного города Европы в другой. В июне Лист ненадолго приехал в Париж, где встретился с матерью, детьми и Мари д’Агу, а также дал 30 июня благотворительный концерт в пользу хористов Парижской оперы.

Конец лета и начало осени Лист снова провел вместе с Мари на романтическом острове Нонненверт. Недолгая передышка, отдых и иллюзия тихого семейного счастья. Мучительный самообман еще продолжался…

В начале октября Лист вернулся к концертной деятельности и отправился в турне по городам Тюрингии. 22 октября, в день рождения музыканта, состоялся торжественный въезд в Веймар счастливых молодоженов — наследного принца Карла Александра Саксен-Веймар-Эйзенахского и его жены Софии^[289]. На следующий день Лист дал концерт при Веймарском дворе. 29 октября состоялась аудиенция у великой герцогини Марии Павловны, высказавшей горячее желание, чтобы Лист постоянно жил в Веймаре и стал придворным капельмейстером. 2 ноября был опубликован декрет о назначении Листа на эту должность. Но время оставить беспокойную концертную жизнь еще не пришло. Пока что Лист только принял на себя обязательство ежегодно проводить в Веймаре три месяца: два осенних (сентябрь и октябрь или октябрь и ноябрь) и февраль.

Пока не наступил «обязательный» февраль, Лист вновь отправился в путь: Утрехт, Ахен, Мюнстер, Амстердам, Лейден, Берлин…

Декрет от 2 ноября 1842 года о назначении Листа на должность придворного капельмейстера при Веймарском дворе

Среди всех треволнений и творческих переживаний Лист с болью думал о своих детях, оставшихся в Париже. «Нонненвертская идиллия» не смогла обмануть его. Он по-прежнему мечтал о семье, тосковал по дочерям и сыну и пытался даже на расстоянии принимать участие в их воспитании. Письмо Листа старшей дочери Бландине от 23 ноября дышит неподдельной любовью: «Дорогое мое дитя, надеюсь ты получишь это письмо в день твоего рождения (18 декабря — М. З.). Забыть этот день было бы для меня невозможно, и еще меньше способен я думать о нем без слез. Дорогое мое дитя, если бы ты могла хоть немного утешить твою мать за все те страдания, о которых ты позже узнаешь! Если бы ты только оправдала глубочайшие надежды моего сердца! Дитя мое, ты еще очень юна, но я не могу писать тебе так, как принято писать маленьким девочкам. Пусть тебя не беспокоит, если ты еще не понимаешь, что я хочу сказать, поймешь после. Поцелуй свою сестру Козиму и брата Даниеля; скажи им: папа любит их и заботится о них. А затем, дети мои, опуститесь на колени, кратко помолитесь, прочтите хором „Отче наш“, и да благословит вас Господь, и от этого снизошедшего на вас благословения, быть может, позже что-нибудь достанется и мне. Прощай, моя старшенькая, Господь с тобою, любимое дитя, в мое отсутствие работай хорошо и много, потому что, когда я вернусь, у тебя будет меньше времени для этого; избегай вспышек гнева в обращении с сестрой, братом и остальными; будь всегда благодарна бабушке, одним словом, постарайся, чтобы я нашел тебя такой, о какой мечтал. Ты можешь показать это письмо своей маме, она поможет тебе прочесть его»^[290].