Решили, что «Легенда о святой Елизавете» будет повторена 17 апреля в Хрустальном дворце[780]. Лист, который хотел к тому времени уже уехать из Лондона, вынужден был задержаться.
Седьмого апреля, после триумфального представления «Елизаветы», Лист был приглашен на аудиенцию к королеве Виктории в Виндзорский замок. Он не мог отказать королеве в просьбе сыграть для нее; одним из произведений этого маленького импровизированного концерта был ноктюрн № 1 b-moll (ор. 9) Шопена. В благодарность Лист получил от ее величества ее мраморный бюст с надписью: «Подарено доктору Фр. Листу королевой Викторией на память о его визите в Виндзор, 7 апреля 1886».
Концерт в Хрустальном дворце прошел с неменьшим успехом, чем в Сент-Джеймс холле.
Вечером следующего дня «неутомимый Лист» был уже в Антверпене. Там он предполагал оставаться до пасхального вторника и затем еще раз «проститься с Парижем». По дороге он на несколько дней заехал в Брюссель и 27 апреля вновь «задышал парижским воздухом». 8 мая в концертном зале дворца Трокадеро[781] звучала «Легенда о святой Елизавете». Лист констатировал: «„Елизавета“ — в огромном, вмещающем 7000 человек, зале Трокадеро. Весь Париж осаждал входы в помещение. Для моих произведений слишком большие залы неблагоприятны — в них теряются нюансы, отработанные мною до мелочей. Тем не менее общее впечатление вчера у публики было хорошее. После „чуда с розами“ Гуно сказал мне: „Здесь чувствуется ореол, освещенный мистическим блеском“. И после заключительного хора: „Он сложен из священных камней“»[782].
Подводя итог этим своим парижско-лондонским гастролям, Лист писал: «Я не ожидал таких успехов в Париже и Лондоне, но, поскольку они приходят ко мне спонтанно, я не могу жаловаться»[783].
В Париже Лист сильно простудился и несколько дней был прикован к постели. 17 мая в состоянии крайнего переутомления он приехал в Веймар, который стал для него тем, чем являлся Байройт для Вагнера. На следующий день его ожидал приятный сюрприз: неожиданно в Веймар приехала Козима, с которой он не виделся с начала 1883 года. Она звала отца в Байройт на намеченную на начало июля свадьбу Даниелы фон Бюлов с подающим надежды историком искусств доктором Генрихом (Генри) Тоде (Heinrich Thode; 1857–1920).
На следующий день Козима уехала, но Лист был настолько счастлив возобновлением общения с дочерью, что почувствовал новый прилив жизненных сил. 20 мая он писал Цецилии Мункачи (1845–1915), жене Михая Мункачи, работавшего в Париже над его портретом: «Дорогой мой друг, не тревожьтесь. Мне лучше всего помогает привычная жизнь; я спокойно продолжаю ее в Веймаре и тем временем вспоминаю о прекрасных днях в Париже. Моя дочь, мадам Вагнер, была у меня с вечера среды до вчерашнего вечера. Мы договорились с нею, что я буду в Байройте на свадьбе моей внучки Даниелы Бюлов с господином Тоде. Я обещал ей также, что в течение месяца, с 20 июля до 23 августа, буду присутствовать на представлениях „Парсифаля“ и „Тристана“. А потому, мой уважаемый друг, разрешите мне с 7-го до 18-го июля воспользоваться Вашим гостеприимством и приехать в Ваш чудесный замок в Колпахе»[784].
Выстроив таким образом планы на ближайшие месяцы, Лист возобновил занятия с учениками. Вот только его зрение настолько ухудшилось, что он просил всех писать ему исключительно красными чернилами, огромными буквами и нотными знаками. К тому же в последнее время у него сильно отекали ноги, иногда он даже не мог ходить без посторонней помощи. Наконец, уступив уговорам ближайших друзей, Лист согласился на врачебную консультацию в Галле. 1 июня он отправился туда, и доктора диагностировали водянку и прогрессирующую катаракту. Требовались немедленная операция на глазах и курс процедур в специализированной клинике в Киссингене. Но свадьба внучки и предстоящий Байройтский фестиваль, на котором Лист также обещал присутствовать, заставили его отложить лечение до осени…
Вместо больничной палаты Лист приехал 3 июня в Зондерсхаузен (Sondershausen) на фестиваль Всеобщего немецкого музыкального союза. Главной темой фестиваля стало предстоящее 75-летие Листа. На первом концерте были исполнены его «Идеалы», «Битва гуннов», «Гамлет», «Пляска смерти» и четыре пьесы из «Венгерских исторических портретов»; на втором — оратория «Христос».
После триумфа на фестивале Лист вернулся в Веймар и продолжал заниматься с учениками до конца июня. 1 июля он навсегда запер за собой двери «домика садовника».
Набросок к портрету Листа. М. Мункачи. 1886 г.
В тот же день он прибыл в Байройт, где 4 июля в протестантской церкви состоялась церемония бракосочетания Даниелы с доктором Тоде. Поздравив «детей», Лист уехал в замок Колпах (Château de Colpach) в Люксембурге, к гостеприимной чете Мункачи. Визит «мировой знаменитости» не остался не замеченным местной прессой и детально освещался газетами «Люксембургер Ворт» (Luxemburger Wort) и «Люксембургер Цайтунг» (Luxemburger Zeitung). Но, несмотря на внимание журналистов, Лист прекрасно провел время с 5 по 19 июля. Сюда же приехал и его старый друг кардинал Хайнальд. 6-го числа Лист отправил последнее письмо Каролине Витгенштейн: «Вчера вечером я в Колпахе вновь встретился с кардиналом Хайнальдом, который всегда очень дружелюбен и доброжелателен по отношению ко мне. Завтра он в Брюсселе будет принят королем, оттуда поедет обратно в Венгрию…»[785]
Лист вернулся в Байройт 21 июля. В этот последний приезд он, как и раньше, не остановился у дочери на вилле «Ванфрид», а снял всё то же скромное помещение буквально в двух шагах от «Ванфрида» у фрау фон Фрёлих, которое снимал и раньше. Вместе с ним приехали несколько его учеников, в том числе Гёллерих и Зилоти.
В поезде Лист сильно простудился и был вынужден сразу лечь в постель. Но, несмотря на плохое самочувствие, в пятницу 23 июля он присутствовал на первой постановке «Парсифаля», открывавшей Пятый Байройтский фестиваль. С этого года «хозяйкой» фестивалей официально стала Козима. В воскресенье 25 июля шла премьера «Тристана», на которой Лист обещал дочери непременно быть. Врач, осматривавший его перед походом в Фестшпильхаус, опасался развития пневмонии и категорически запретил больному выходить из дома. Но запреты врачей для Листа никогда ничего не значили. Он отправился в театр и, хотя и с трудом, высидел весь спектакль.
На следующий день Лист уже не смог подняться с постели… 27 июля врач подтвердил диагноз: пневмония. С этого момента рядом с Листом неотлучно находился лишь его слуга-венгр по имени Мишка (Miska), так как Козима большую часть времени была занята делами фестиваля. 30 июля состояние больного резко ухудшилось; временами он впадал в беспамятство, его бил озноб, дыхание было прерывистым и хриплым. Поздним вечером он внезапно проснулся и тихо спросил Мишку: «Который теперь час?» — «Девять часов». — «Сегодня я чувствую себя очень плохо. Сегодня четверг?» — «Нет, ваша милость, пятница». «Пятница», — повторил Лист так, словно почувствовал в этом слове свой приговор[786]…
В два часа ночи разыгралась трагическая сцена. Лист внезапно вскочил с кровати в каком-то приступе безумия, задыхаясь, схватился за грудь и крикнул по-немецки: «Воздуха! Воздуха!» Подбежавшего Мишку он с неожиданной силой оттолкнул от себя. Упав на пол, Лист кричал от боли. Примерно через полчаса он впал в кому. С утра в его комнате собрались Козима и внуки Даниела, Ева и Зигфрид. В 11.30 утра 31 июля 1886 года врач констатировал смерть…
Известную историю, что последним словом Листа было «Тристан», следует считать не более чем легендой. После сердечного приступа, приведшего к коме, он не только больше не приходил в себя, но и не мог ничего сказать — на этот счет есть целый ряд авторитетных свидетельств. Конечно, версия, что даже на смертном одре Лист вспоминал вагнеровский шедевр, очень импонировала Козиме. Скорее всего, она и появилась с легкой руки дочери Листа.