В июле Лист неожиданно узнал о своем продвижении по церковной иерархической лестнице. Всего два месяца назад, 12 мая, новый папа Лев XIII (1810 1903) возвел Густава Гогенлоэ в сан кардинала-епископа города Альбано, и тот решил отметить «особые заслуги Листа перед Церковью» — он стал почетным каноником Альбано, то есть членом совета-капитула кафедрального собора. 18 июля Лист написал по-итальянски ответное письмо с благодарностью за оказанную честь. Официальное уведомление было получено им в середине августа. Тогда же он выехал в Рим, где встретился с кардиналом Гогенлоэ.

Древний город Альбано в регионе Лацио, раскинувшийся на склоне холма на берегу одноименного живописнейшего озера, находится примерно в 30 километрах к юго-востоку от Рима. Во времена Листа путешествие в экипаже из Рима в Альбано занимало два с половиной часа. Но новые обязанности Листа были совсем не обременительными: он должен был лишь время от времени играть в соборе на органе. В сентябре 1879 года Лист пожертвовал кафедральному собору Святого Панкратия (Cattedrale di San Pancrazio) две тысячи лир «на приобретение святынь» с единственным условием: каждый год 2 апреля, в День святого Франциска из Паолы, обязательно служить мессу.

Лист и Густав Гогенлоэ вместе прибыли в Альбано в начале октября. Лист остановился в епископском дворце как личный гость кардинала-епископа. В воскресенье 12 октября в 10.30 утра в соборе Святого Панкратия состоялась церемония возведения Листа в звание почетного каноника. Характерно, что, по собственным признаниям Листа, дальнейшую карьеру священнослужителя он для себя категорически отвергал; звание почетного каноника лишь укрепляло его дружбу с кардиналом Гогенлоэ. При этом возложенные на него обязательства он честно исполнял, посещая Альбано всегда, когда образ жизни «вечного странника» позволял ему бывать поблизости.

На обратном пути из Альбано в Тиволи Гогенлоэ и Лист обсуждали проблему, которая тогда была у всех на устах. 1879 год принес катастрофический неурожай. Местным жителям угрожал голод, и самые тяжелые зимние месяцы были еще впереди. Кардинал предложил устроить благотворительный концерт в пользу голодающего населения Сабинских гор и для этой цели предоставил виллу д’Эсте. Вопрос, захочет ли новый почетный каноник принять участие в благотворительном концерте, даже не стоял. 30 декабря на вилле д’Эсте состоялся музыкальный вечер. Из Рима приехало много гостей; пожалуй, Тиволи никогда еще не видел такого наплыва публики. Имя Листа было лучшей гарантией максимального сбора средств; для него самого участие в любых благотворительных мероприятиях всегда являлось делом чести.

Что же касается композиторского «урожая», то еще до конца 1879 года Лист завершил новое духовное произведение: Ossa arida («Кости сухие») для мужского хора и органа. Текст был взят из Книги пророка Иезекииля: «И сказал мне: изреки пророчество на кости сии и скажи им: „кости сухие! слушайте слово Господне!“» (Иез. 37:4). Это произведение в полной мере отражает тогдашнее умонастроение Листа.

Через несколько дней после благотворительного концерта на вилле д’Эсте Лист сильно простудился. Поднялась температура, он был не в состоянии встать с постели. Но как только здоровье немного поправилось, он выехал в Будапешт. Встречавшие его 15 января на вокзале граф Зичи, Корнель Абраньи и София Ментер были изумлены, увидев, что при сильном морозе Лист вышел из поезда в легком пальто нараспашку и, казалось, даже не чувствовал холода. Его богатырский организм еще успешно справлялся с любым недугом…

Занятия в классе Листа начались 20 января. Оставив свою квартиру на площади Хал, Лист временно поселился в гостинице «Венгрия» (Hungaria Hotel), где уже останавливался и раньше. Уроки проходили в номере этого отеля, куда специально поставили два рояля. К этому времени Музыкальная академия уже переехала в новое здание на проспекте Шугар. До самого конца марта Лист не принадлежал себе — только ученикам, публике, различным обществам и благотворительным организациям. Газета «Фёвароши Лапок» уже перед его отъездом констатировала: «Лист едет в Веймар отдыхать и работать, ибо в Будапеште он не в состоянии делать ни того ни другого. Его осаждает толпа почитателей, к нему приводят на прослушивание множество подающих надежды талантов, просят о том о сем, приглашают туда и сюда, ему без конца приходится ходить на обеды, ужины, вечера, концерты; одним словом, это огромное почитание утомляет его до смерти. <…> Ученики Музыкальной академии хотят за короткое время как можно большему научиться у него… неудивительно, что он устал и жаждет тишины каштановой аллеи Веймара. А кроме того, в его натуре есть всё еще что-то от перелетной птицы: со сменой времени года крылья его начинают трепетать, и он переселяется в другое место. Но при этом он охотно думает о будущей осени, когда его прекрасная квартира в здании Музыкальной академии на проспекте Шугар высохнет и будет обставлена. Там он найдет более постоянный приют. И, быть может, там не будут ему докучать и так бесцеремонно его беспокоить»^[737].

Конечно, не «крылья перелетной птицы» заставляли Листа из года в год приезжать в «докучливый» Будапешт, где у него не было ни минуты покоя. Именно здесь он сознательно приносил себя в жертву во имя будущего искусства своей родины. Поставить на непоколебимые рельсы музыкальное образование Венгрии и утвердить в молодых сердцах идеалы, в которые он безоговорочно верил, — вот цель, заставлявшая Листа покидать и «тишину каштановой аллеи Веймара», и идиллическое спокойствие виллы д’Эсте, где можно было беспрепятственно работать для себя, для раскрытия собственного таланта. А работать только для себя Лист не мог. Не будем забывать, что и в Веймаре его окружали ученики, и с виллы д’Эсте он регулярно ездил в Рим преподавать. Сочинять музыку приходилось урывками. Вот у Вагнера учеников не было, зато теперь он имел свой театр, а главное — писал «Парсифаля»…

Лист всё видел и всё понимал. Он считал, что каждый по-своему платит дань будущему. Ему приходилось жертвовать собственным талантом. Именно в 1880 году он пришел к неутешительному выводу, что «Вагнер — это большая потребность нашей современности, а Лист только скромный аккомпанемент ad libitum»^[738], без которого можно обойтись…

Покинув Будапешт 20 марта, Лист отправился в Вену. 23-го числа он дирижировал «Колоколами Страсбургского собора». Мнение публики и оценка критиков во главе с Гансликом принципиально разделились: первая чествовала Листа и рукоплескала ему, а вторые в прессе смешивали с грязью. Что ж, Листу было не привыкать.

Наконец, в начале апреля Лист укрылся от всей концертной суеты в Веймаре и провел там всё лето.

В первых числах сентября, следуя «инстинкту перелетной птицы», Лист отбыл в Рим, где на этот раз снял номер в гостинице «Алиберт» (Alibert) на углу улиц Алиберт и Маргутта (via Margutta). Однако буквально через неделю он выехал в Сиену с единственной целью — повидаться с супругами Вагнер, с начала 1880 года путешествовавшими по Италии и направлявшимися обратно в Германию. Козима зафиксировала в дневнике: «…в четверг 16 сентября в 16.00 приехал из Рима мой отец».

На следующий день она писала: «Мы поехали… с моим отцом посетить Домский собор, и тут я увидела, как отличается от моего отца Р[ихард], насколько он бодр и молод душой. На моего отца почти уже ничего не производит впечатления. Однако при нашем совместном существовании он отличается дружелюбием и веселостью, его остроумие помогает преодолевать все трудности»^[739].

Трудности, упомянутые Козимой, — те размолвки и недопонимание, которые всё чаще возникали между Вагнерами и Листом. В первую очередь это касалось конфессиональных различий — «истый католицизм» Листа весьма раздражал и его зятя, и дочь. Если же религиозных споров удавалось избежать, давали о себе знать разногласия во взглядах на музыкальное искусство — мелкие, но от этого не менее неприятные. В дневнике Козимы есть запись от 19 сентября: «Отец думает, что Р[ихарда] не интересует его игра на рояле; Р[ихард] сначала очень расстроился, но потом в свойственной ему манере всё уладил, и всё завершилось хорошо, мирно и весело»^[740].