Они стояли лицом к морю. Женщина рукой указывала на горизонт. В этот момент они словно бы воплощали собой всех влюбленных мира, счастье быть вдвоем и лихорадочную, великолепно наивную надежду быть единым целым. Невыразимая тоска охватила Амели, пока она смотрела на них. Она не решилась подойти ближе. Кто они? Он стройный, в черном костюме. Почему он в таком виде пришел на пляж? А она? Короткое платье и длинные светлые волосы. По-настоящему красивая пара, подумалось Амели. У них счастливый вид. В этот момент голубоватая линия горизонта показалась ей той чертой, перейдя которую назад уже не вернуться.

Она прошла мимо них. Отчего ей так грустно? Отойдя на приличное расстояние, она повернулась, чтобы последний раз на них посмотреть. Они стояли все там же и целовались.

Ей было грустно оттого, что все вокруг ощущалось обреченным на исчезновение, увядание, смерть. «Однажды и мне придется сдаться», — думала она. Однажды и они возненавидят друг друга. «Самое начало» еще ничего не значит. Да, все начала обманчивы, все проходит.

15.

Дойдя до отеля, она еще раз обернулась: их уже не было. Глупо, конечно, но она спрашивала себя, куда бы они могли пойти, как вдруг ей снова вспомнился мучивший ее сон.

Она представила, как эти двое с воодушевлением отправляются в Бразилию, не подозревая о грозящей им опасности. Эта история взволновала ее. Она вообразила, как мужчина в черном костюме вдоль и поперек прочесывает всю страну в поисках похищенной у него возлюбленной. И еще никогда он так не любил ее, как теперь, когда она исчезла, когда ее отняли у него, терзаемый ее отсутствием, страдающий. Он разговаривал с ней вслух, будто она все еще была рядом.

— Скажи, неужели мы больше никогда не увидимся?

Его вопросы так и останутся без ответа. Великолепие любви и ее жестокость.

Где же она может быть? В комиссариате Рио ему говорят, что такие похищения — обычное дело. Сейчас она уже, наверно, работает в каком-нибудь борделе. Именно теперь, когда она пропала, его любовь к ней становится беспредельной. И тут Амели представляет себя, накачанную наркотиками, в баре какой-то богом забытой дыры, сносящую безостановочные надругательства, но спасенную верой в то, что любима. Навеки спасенную и обрекающую любимого на бесконечные терзания…

Неужели, чтобы быть любимой, надо уйти? Она цепляется за Тристана, прекрасно видя, что он отдаляется, зная, что у него есть другие женщины и что если он и остается с ней, то скорей из жалости, чем из любви. Так что же? Исчезнуть? Умереть? Сколько раз она рисовала в своем воображении собственную смерть? Ей удается чувствовать себя любимой, только представляя, что ее жалеют, плачут по ней. И Тристан кинется искать ее по всей стране, безутешный оттого, что потерял ее. И тогда придет его черед изводить себя мыслями о том, что они могли бы пережить вместе. Слишком поздно. Слишком поздно. Она ушла! Помните, как она улыбалась! Ее манеру, смущаясь, склонять голову набок! А ее глаза! Ее талия! Слишком поздно! У нее был хрупкий и чрезвычайно женственный голос. И все это теперь придется похоронить. Можно, ломая ногти, пытаться рыть землю, но слишком поздно, ничего не вернуть! Она исчезла! Теперь она принадлежит к сонму ангелов.

16.

В холле было полно народу. Несколько полицейских беседовали с хозяином отеля. Амели захотелось узнать, что произошло. Она спросила у стоявшего рядом мужчины. «Не знаю», — ответил он, заговорщицки улыбаясь. В принципе, ничего особенного не наблюдалось, если не считать беспорядочного скопления народа. Все вытягивали шеи и привставали на цыпочки, чтобы что-нибудь разглядеть. Никто толком не знал, что надеялся увидеть, но народу было много, а это всегда являлось залогом чего-то необыкновенного, ведь сегодня не принято интересоваться друг другом, кроме как из нездорового любопытства.

Амели пробралась сквозь толпу, направляясь к лифту, но один из полицейских преградил ей дорогу. «Поднимайтесь по лестнице», — приказал он ей сухо. Затем, смерив взглядом, чуть повежливей добавил: «Лифт не работает».

Она поднялась по лестнице. На втором этаже ускорила шаг, охваченная странным предчувствием. Вдруг все это как-то связано с Тристаном? Она содрогнулась, подумав о Бразилии, о любовниках, которым никогда более не суждено увидеться, и уже бегом понеслась по лестнице.

Добежав до двери, распахнула ее и вошла. Окно было по-прежнему открыто, и ветер слегка раздувал занавески. «Тристан?»

Ответа не последовало. В постели никого. Она медленно окидывает взглядом комнату, словно бы еще надеясь его обнаружить. «Где же он?» — вслух спросила она саму себя. Его вещей не было. И ее охватило жуткое ощущение, что она все это знала с самого начала. Происходящее лишь подтверждало ее постоянные предчувствия. Амели запаниковала. Она понимала, что это конец.

Она все так же бегом выскочила из комнаты, оставив дверь открытой. Наклонилась над лестничным проемом, но там ничего не было видно. Тогда она опрометью кинулась по ступенькам вниз, до самого холла, хватаясь за перила, на подкашивающихся ногах, то и дело перепрыгивая через ступеньки. Быстрее! Где он? Она уже чувствует спазмы в животе. «Конец», — повторяет она про себя. Не к этому ли она молча готовилась с самого начала? Разве могло быть как-то иначе?

Люди стали расходиться. Взглядом она искала того, кто смог бы ей ответить. Администратора? Нет, у стойки слишком много людей. Да и что ему сказать? Она быстро повернулась. Вон в стороне стоит полицейский.

— Простите…

— Вы что-то потеряли?

— Что происходит?

— Ничего, ничего. Не волнуйтесь, — ответил он с ободряющей улыбкой. — Небольшой несчастный случай.

— Я ищу своего жениха!

Полицейский принял более серьезный вид, отчего Амели еще сильней разволновалась.

— Вы потеряли его в толпе?

— Он исчез из номера!

— Может, пошел прогуляться, — предположил полицейский.

Амели отшатнулась от него, осознав, что попросту смешна. «Это все из-за истории с любовниками», — подумала она.

Еле слышно поблагодарив его, она решила вернуться и подождать в номере. Направляясь к лестнице, она увидела лежащую на полу женщину, видно, потерявшую сознание, а может, и мертвую, вокруг нее-то и толпились люди.

Да, возможно, он пошел прогуляться. Увидел, что меня нет, и решил встретить меня на пляже. В любом случае, что еще могло случиться?

Дверь оказалась закрытой. Вероятно, ветер, открытое окно. Она вошла в номер.

Тристан в одном полотенце стоял у кровати. Судя по всему, он только что вышел из душа.

Ей захотелось кинуться к нему, прижаться, обнять, но она сдержалась.

— Ты здесь? — спросила она.

— Ну да! Тебя это как будто удивляет… Все в порядке?

Она подошла к нему.

— Мне вдруг показалось, что я больше никогда тебя не увижу…

Он засмеялся.

— Что ты такое говоришь?

17.

А вот что. «Жалкие остатки иллюзий, одинокие прогулки, бездны нашего одиночества на двоих, дежурные обещания, испорченность, сухость, возмутительные нагромождения номеров и условий, оскорбительная нерешительность, скрытая тирания, жажда смерти, все нападки, войны и внутренние бунты; зов, очарование бесконечности, страх смерти, “Руаяль”, пляж, песок, великолепный изгиб берега, жизнь, которая проходит мимо, оставляя нас за бортом, под сенью детских воспоминаний, дешевые трагедии, безмолвные крики, беззвездное небо, беспричинные страдания; жабы, землеройки и тюлени, случай, книжный магазин, мельница, тротуары, распутство, искушение безответственности, тревога, обгрызанные ногти, спазмы в животе и чувство абсолютного бессилия; обмороки, отдаление, молчание, страх потеряться и больше никогда не встретиться, бразильское такси на обочине дороги, грубость и оскорбления, физическое истощение, нега сна — нега смерти», — говорила она.