Наконец, последней у тети Светы родилась Валечка. Золотистой, легко впитывающей загар кожей, темными волосиками и ореховыми глазками она намекала, что могла быть дочерью Ашота, владельца маленького кафе, где тетя Света одно время работала официанткой.

Рождение Валечки тетя Гаяне восприняла болезненно. Она потребовала от мужа уволить официантку, что толстому Ашоту и пришлось сделать. Верно или неверно, что Валечка от него, но мир с законной супругой дороже внебрачного ребенка. Так он и сказал тете Свете, когда, пряча глаза, выплачивал ей зарплату за последние отработанные в кафе дни.

Но тетя Света не унывала. Остаться без мужа не казалось ей чем-то страшным. Государство платило ей как одинокой матери пособие, плюс приработки, плюс собственный огород и курочки, плюс помощь соседей, люди-то у нас добрые. Тетя Света была уверена, что в хозяйстве можно прекрасно обойтись без мужика. Вот без любви ей было никак не обойтись.

Тетя Света и была той соседкой, кому Василиса поручила присмотр за бабушкой. Только она из всех старых знакомых и оставалась еще в Карповке в ожидании своей подзадержавшейся где-то любви. Сколько Аня и другие дети ни звали мать к себе, тетя Света неизменно отвечала отказом.

– Нет уж! Столько ждала своего суженого, а теперь возьму и уеду? Даже и не просите. Вот-вот уже приедет, я чувствую.

– Ты это последние сорок лет чувствуешь.

– А теперь особенно ясно чувствую. И когда он наконец объявится, тогда уж мы к вам вместе с вашим новым отцом обязательно приедем.

Кто слышал, те крутили пальцем у виска. Виданное ли дело, на шестом десятке баба, а все о том же. Но Василисе упорство тети Светы даже нравилось. И бабушка, Василиса это знала, не считала тетю Свету глупой.

– Заблудились они в этой жизни, – говорила она о Свете и ее суженом. – Грешили оба много, потому и трудно им встретиться. Вот помру, попрошу там кого-нибудь за нашу Свету. Хорошая она, что бы там люди ни говорили. Хватит ей одной мыкаться. Как помру, так пусть и ждет суженого. Через сорок дней после моей смерти он к ней придет. Ждите.

Тетя Света и Анька, пожалуй, были единственными в поселке, кто общался с Василисой и ее бабушкой по собственной воле. Василиса никогда не видела, чтобы бабушка колдовала или читала какие-то заклинания, но по просьбам соседей она иной раз молилась перед своей иконой то за заболевшего ребенка, то за негодящего мужика, то за захиревший урожай. Когда дело налаживалось, бабушку благодарили, если проваливалось, ругали. Но никто из соседей не заходил к бабушке просто так. Никто, кроме тети Светы. Та ничего не боялась и громко смеялась над суевериями других.

– Я Нину Кузьминичну всю жизнь знаю, лучше ее человека еще не встречала. А вы все глупцы, если такое говорите.

Да, тетя Света была их лучшим другом, потому сейчас, постояв немного у домика бабушки, Василиса толкнула калитку не этого, а соседского дома. Прежде чем идти к бабушке, она заглянет к тете Свете, пусть та морально подготовит Василису к тому, что ей предстоит вынести. Да и посоветоваться с хорошим человеком никогда не помешает.

Уйдя с головой в свои мысли, Василиса и не заметила, что из окон бабушкиного дома на нее уставились две пары глаз. Не бабушкины глаза, а какие-то совсем чужие. Они проследили за Василисой, пока она не скрылась за дверью соседского дома, и принялись обсуждать, что им делать дальше.

Вот только без своего третьего они ни на что не могли решиться. Стоило этим двоим подумать о товарище, как в сенях раздался шум шагов. Кто-то приближался. Свой или чужие? Двое парней испуганно заметались по дому.

Не прошло и минуты, как в сенях раздался хриплый голос:

– Чего вы так топчетесь? Я еще из-за двери слышал, как вы носитесь.

– Хрущ, ты, что ли?

– А вам кого надо?

Из темноты выступила мужская фигура. Лица было не разглядеть, но голос Хруща был компаньонам хорошо знаком.

– Девчонка где? – спросил он хрипло.

– Какая девчонка?

– Я в машине сидел, видел, как она сначала по улице шла, потом у дома постояла, потом исчезла. Схватили вы ее?

– Нет.

– Почему?

– Не было ее здесь. Она к соседям пошла.

– Странно, – пробормотал Хрущ, – мне показалось, что девчонка возле бабкиных ворот стояла.

– Стоять стояла, – подтвердил один из тех, что прятались в доме, – на окна пялилась. Мы ее тоже видели. Были уверены, что сюда придет. А она вдруг передумала, повернулась и в соседний дом пошла.

Говорил этот человек словно в нос, распухший и скособоченный. Еще он держался за бок и при каждом вздохе болезненно охал, как будто внутри у него что-то все время болело.

Но другим было не до его страданий.

Хрущ протянул руку и снял фотографию со стены – Василиса, обнимающая бабушку и смеющаяся в объектив.

– Это та самая девчонка, я уверен.

Двое его подручных оживились.

– Бабкина внучка!

– Надо ее схватить!

Хрущу это предложение совсем не понравилось.

– Молчать! Я вам схвачу! Нахватались уже, наделали дел! Сидите теперь тихо и слушайте, что вам дядя Хрущ говорить будет. Только меня вы отныне слушаетесь и только мне даете отчет. Ясно?

Двое покивали головами. Вид у них был виноватый, словно у мелких нашкодивших зверьков. Эти двое напоминали каких-то мелких грызунов, а вот третий был из разряда более крупных хищников – гиен или волков.

Тетя Света была дома. Она вышла к Василисе, зевая и потягиваясь. Тетя Света всегда была красивой женщиной и с годами только вошла в самый смак. И кудри у нее вились, и тело было гладкое и стройное. И глаза блестели каким-то особым призывным блеском.

– Васька! – обрадовалась она. – Молодец, что приехала! И правильно, что без звонка!

– Как без звонка? Я вчера еще с бабушкой разговаривала и сказала, что приеду.

– Что ты говоришь?

– Ну да. Бабушка мне звонила. Просила приехать.

– Когда звонила-то?

– Вечером мы с ней разговаривали. Я сразу же на поезд и сюда. Всю ночь в пути провела.

– Странно, – удивилась тетя Света еще больше, закалывая попутно на макушке свои тяжелые косы. – Чего это бабушка так срочно надумала тебя срывать?

– Разве ей не стало хуже?

– Бабушке? Хуже? Нет, не было ей хуже. Вчера вечером я у нее была, все как обычно. Нормально она себя чувствовала, я бы даже сказала, хорошо.

– Может, после твоего ухода ей поплохело? – допытывалась растерянная Василиса.

– Она тебе в котором часу звонила?

– Около десяти.

– А-а-а… Да. Это и впрямь уже после моего ухода было. Я-то у нее часиков в шесть-семь была. Но если бы ей хуже стало, она могла бы мне позвонить.

– Может, трубка села?

– Какая трубка?

– Ну, которой звонить.

Тетя Света засмеялась.

– Ох, Васька, не знаешь ты ничего. Давно у нас не была. Звонок-то я к себе от твоей бабушки протянула особенный.

И, отодвинув слегка занавеску с окна, тетя Света показала колокольчик, привязанный за веревочку, которая уходила через окно куда-то наружу.

– Один конец веревки у меня, другой у твоей бабушки. Она дергает, колокольчик звенит. Мне сразу ясно, что я твоей бабушке нужна. По телефону-то пока еще дозвонишься, то связи нет, то еще чего, а тут все легко и просто.

Расстояние между домом тети Светы и бабушкиным и впрямь позволяло провести такой вид связи.

– И вчера бабушка не звонила?

– Нет. Может, оборвался где шнурок-то?

Василиса нахмурилась. Тетя Света это заметила и предложила:

– Ну что, пойдем к твоей бабушке вместе?

– Пожалуй, я одна пойду, – сказала Василиса.

– Тогда я чайку заварю.

И когда Василиса уже направилась к дверям, тетя Света внезапно произнесла:

– Слышь, Васька, может, это с тем священником как-то связано?

– С каким священником? – притормозила Василиса.

– Батюшка к твоей бабушке какой-то вчера приходил. Странный такой. Не наш отец Иоанн, а другой. Седой уже совсем, с бородой, в черное одет, крест на груди.