Мужу Василиса даже не стала говорить, куда едет. Артем спал, приняв дозу своего излюбленного успокоительного – виски, и будить его Василиса не стала. Вряд ли он вообще заметит ее отсутствие, даже когда проснется. А если и заметит, так ему и надо. Пусть поломает голову, куда она исчезла. Пусть поволнуется. Может, повернется тогда у него в голове что-нибудь в правильную сторону. Захлопнув за собой дверь, Василиса закинула на плечо дорожную сумку и легко сбежала по ступенькам лестницы вниз.

Билет на вокзале ей удалось купить сразу же. Ее там словно ждали. И в кассу очереди не было. И поезд отходил всего через полчаса. Все так удачно сложилось, что Василисе даже стало казаться, что она успеет застать бабушку еще живой.

В дороге Василиса отвлеклась от мрачных мыслей. Она давно заметила, что в дороге вообще все неприятности переносятся как-то легче. Даже сердечная скорбь уступает под натиском новых впечатлений. Не случайно лучшим средством от депрессии или любовной хандры считается путешествие.

В общем, тосковать в дороге Василисе не пришлось. Неведомый дух, сопровождавший ее от дома, не оставил. Василисе удалось всюду успеть, даже если приходилось запрыгивать в отходящий транспорт в последнюю минуту.

Сначала она примчалась на вокзал, потом запрыгнула в поезд, потом пересела на автобус, а потом на попутке добиралась уже до дома бабушки. Было еще совсем раннее утро. На улицах было темно, но Василиса все равно попросила шофера высадить ее на центральной площади, от которой до дома бабушки надо было пройти пешком.

– А не боитесь? Темно. И фонари через один горят.

– Чего мне бояться? Я в этих местах выросла. Если какие злодеи и встретятся, исключительно свои, родные. Меня они не тронут.

И, закинув сумку на плечо, Василиса помахала шоферу и бодро зашагала вперед. До бабушкиного дома еще четверть часа хода, но тем лучше. Будет время, чтобы проветрить голову и собраться с мыслями перед встречей. В дороге-то все некогда было, а теперь на свежем воздухе и в ночной тишине самое оно.

Вот главная улица поселка, уходящая от памятника Ленину к бабушкиному дому. Никому здесь и в голову не приходило, что от памятника надо избавляться. К нему просто привыкли, он стал как бы частью пейзажа. Да и особой неприязни к Ильичу беспринципные люди в поселке тоже не испытывали.

Конечно, приход к власти большевиков нельзя назвать легким временем для нашей страны. И царя Николая с царицей Александрой они расстреляли. И мальчишку их – царевича Алексея – не пожалели. И девчонок, великих княжон, Ольгу, Татьяну, Марию и Анастасию, тоже загубили. Вечный большевикам позор.

Но народ наш незлобив, простили Ленину с его воровской шайкой и это.

Василиса и так шла нога за ногу, оттягивая страшный момент, а тут и окончательно притормозила. Что-то странное почудилось ей нынче ночью. Она встала неподалеку от Ленина, который сердито взирал на нее со своего возвышения. Он явно тоже не одобрял легкомысленное поведение Василисы. Вместо того чтобы строить светлое будущее для всей планеты, личной жизнью увлекаетесь, милочка, вот что читалось в его глазах.

В предрассветных сумерках лицо вождя пролетариата выглядело жутковато. Черты лица стали резче, глазницы совсем потемнели, и рука Василисы сама собой потянулась осенить себя крестным знамением. Но не донеся руки до лба, Василиса окаменела. С памятником творилось нечто невероятное. Он начал двоиться!

У него вдруг выросла вторая голова, потом появилась третья рука, а затем обозначились еще две дополнительные ноги. Причем эти ноги и руки вели себя очень странно, они не стояли ровно, а дрыгались и активно обвивались вокруг двух других ног и рук, ведущих себя очень прилично, как и подобает конечностям памятников.

– Мамочка! – прошептала Василиса.

На обеих ленинских головах были кепки, одеты двое вождей тоже были одинаково – помятые мешковатые брюки и расстегнутый плащ. Один Ленин остался стоять на своем обычном месте, зато второй спрыгнул на землю и двинулся в сторону автостанции. Шел он неторопливо, явно никуда не спешил. Заложив руки за спину, он по-хозяйски поглядывал по сторонам. Трудно было сказать, доволен призрак увиденным или нет. Того светлого будущего, которое дедушка всех октябрят пророчил стране, тут не случилось. Но зато и разруху, в которую Ильич и его пособники в итоге завели страну, тоже удалось ликвидировать.

– Что же это делается? – прошептала Василиса, наблюдая за прогуливающимся по площади вождем мировой революции.

Владимир Ильич внимательно рассматривал три стоящих в Карповке каменных двухэтажных здания, в одном из которых находился магазин и единственное в поселке кафе, в другом – администрация, а в третьем почта и все прочие сопутствующие жизни россиянина инстанции вроде паспортного стола, нотариуса, жилищно-эксплуатационной службы и прочих.

Фасады всех трех зданий были недавно приведены в порядок. Светло-персиковый, нежно-розовый и лазурно-голубой – эти цвета приглянулись администрации больше остальных.

Возле здания администрации, выкрашенного в голубой цвет, Владимир Ильич остановился и сделал неприличный жест, а потом смачно плюнул и вроде как даже выругался. Стараясь прогнать морок, Василиса зажмурилась и ущипнула себя за руку. Это помогло. Когда она снова открыла глаза и взглянула в сторону администрации, там уже никого не было.

Призрак памятника Ленину исчез, словно его и не было. Второй Ленин продолжал стоять на своем месте. Василиса с опаской взглянула на него. Конечно, она понимала, что человек это непростой, но чтобы настолько! И ведь бабушка не раз говорила, что в Карповке в последнее время происходит что-то неладное, но Василиса думала, что это речь о вороватости чиновников или о чем-то в этом роде.

– Святый боже, спаси меня, – прошептала Василиса на всякий случай. – Чертовщина какая-то.

Рысцой двинулась прочь от страшного места, то и дело оглядываясь, не преследует ли кто.

Вряд ли у Ленина была причина преследовать ее лично. Да и не заметил он замершей в тени Василисы. Агрессивным он тоже не выглядел. Что в администрацию плюнул, так это его право, но рисковать все-таки не стоит. Кто их знает, этих призраков. Да еще призрак-то какой нехороший, сколько невинных жизней из-за него загублено. Вдруг и на Василисину жалкую душонку позарится? Давненько человечинки не пробовал, небось проголодался.

Бабушка всегда говорила: если опасаешься чего, помолись, все и уладится. Прочитав краткую молитву, Василиса решила, что теперь она в безопасности. Зря она попросила шофера высадить на ночной улице, зря понадеялась, что в Карповке ей ничто и никто угрожать не может. Оказалось, очень даже может.

Преследовать раздвоившегося Владимира Ильича ей и в голову не пришло. У него свои дела, у нее свои.

Василисе было и без того чем себя занять и о чем подумать. И хотя она понимала, что нужно спешить, если она хочет увидеть бабушку живой, она делала все, чтобы оттянуть эту встречу. Причина в том, что Василиса решительно не знала, о чем говорить со своей бабушкой.

Бабуля очень не одобряла ее первое замужество, но еще больше она не одобрила развод. А уж когда Василиса вышла замуж во второй раз, причем официально, со штампом в паспорте, фатой и гуляньем в ресторане, бабушка и вовсе стала считать внучку кем-то вроде падшей женщины. Даже молилась о ней еще усерднее.

– И все равно не отмолить мне тебя, Васька! – сетовала она. – Была бы я еще сама не так грешна, тогда ладно. А так пропадем мы с тобой, девка. Но ты-то, ты-то какова! Уж на что я бедовая была, а и то после твоего деда ни на одного мужика смотреть не захотела. А ты?

– А что я?

– Второй раз замуж выскочила! Да еще при живом муже!

– Время сейчас другое.

– Время другое, люди те же.

– Разводы давно узаконены.

– И чего? Аборты тоже узаконили. Лучше от этого жить стало?

Будь второй брак Василисы хоть сколько-нибудь удачнее первого, ей было бы чем ответить на упреки бабушки. Но нет, и второй брак Василисы никак нельзя было назвать удачным. Первый муж – Антошка – гулял от нее направо и налево, не пропускал ни одной юбки и постоянно врал. Врал, почему задерживается с работы, почему рубашка в женской помаде. Врал, почему звонят ему среди ночи женскими голосами и что-то от него в срочном порядке требуют.