Прибыв на место, мы не обнаружили никаких разительных отличий в пустынно-каменистом пейзаже от точки отправления, за исключением отсутствия моря и каких-либо зачатков современной цивилизации, если не считать маленькой деревушки местных аборигенов, расположенной ближе к горизонту. Я резонно заметил, что мы могли бы поискать древний город и где-нибудь в районе Порта, на заднем дворе какого-нибудь милого кабачка в более комфортных условиях. На что появившийся из ниоткуда Джеббс и уже начавший руководить разгрузкой своих вещей, ответил: «Эти Тутанхамоны жили где ни попадя, и в последний раз их видели где-то тут. Поэтому и рыть будем где-то здесь…» Разбив небольшой лагерь и понатыкав везде табличек с надписью «Научная экспедиция», все принялись отдыхать. На третий день отдыха, когда в ход уже пошла тормозная жидкость, спирт из градусников и средство от змеиных укусов, профессор дал команду начать раскопки. На передовой фронт науки была брошена команда лучших, в составе меня и Джима, которая должна была рыть траншеи согласно плану руководства, обозначенного прямо на местности путем вождения носком ботинка по земле и махания руками в различные направления, скрепленного при этом соответствующими выражениями.

Вся остальная научная братва числом около двух десятков человек во главе с профессором, прихватив достаточное количество лопат, кирок, сит и прочего научно-исследовательского оборудования, погрузилась в грузовик. Профессор сказал, что они отправляются на несколько дней на разведку, вдруг здесь где-то поблизости еще притаились древние города, а этот они оставляют раскапывать нам. Джеббс очень сильно расстроился, когда узнал, что его не берут, а оставляют присматривать за нами и за лагерем. Он битый час признавался перед руководителем экспедиции в своей любви к археологии, демонстрировал свою великолепную технику копки небольшой ямки столовой ложкой, а также показывал, как он быстро находит зарытый в песке окурок. Джеббс был на сто процентов уверен, что он пропустит какое-то важное открытие и не покроет себя еще при жизни соответствующей его талантам славе. Я и не знал, что у него существуют такие сильные первооткрывательские амбиции, которые, как думал Джеббс, он будет не в состоянии реализовать здесь с нами, а вот там, куда едут эти смелые сильные люди, во главе с таким… Но профессор оказался на удивление холоден к мольбам, которые, напротив, становились до неприличия все красноречивее и красноречивее и переходили всякие границы этики, принятой в наших научных кругах. И только прилюдный подсчет патронов в револьвере профессора, неожиданно вынырнувшего из кармана его пиджака, остудили Джеббсову голову, заставили отпустить профессорову штанину, подняться с колен и поплестись прочь под насмешки и улюлюканье других научных сотрудников из кузова. Грузовик покатил по дороге, а мы остались глотать ее пыль.

Джеббс не проявил должного интереса к нашей работе, видимо, профессор чересчур охладил его пыл к археологии, и улегся в тень. Мы и сами довольно быстро запыхались, побросали лопаты, улеглись под брезентовый тент к Джеббсу и засопели. В выкопанных нами траншеях, конечно, было бы тяжеловато отбивать танковую атаку, но моя тетушка Джинджер нашла бы их вполне пригодными в качестве грядок под чеснок. Я рассудил, что копать в такую жару чистое безумство, следует дождаться более прохладной погоды. Джимми немедленно со мной согласился и сказал, что в сезон дождей копать будет значительно приятней, благо до него осталось какая-то пара месяцев, а провизии у нас навалом.

Первая неделя прошла незаметно, мы целыми днями валялись в тени брезента и делали только то, что ничего не делали. Это было мое любимое занятие, я делаю его лучше других, это мое призвание. Джимми периодически почитывал Библию – единственную книгу, которая у нас оказалась. Ее дала мне в дорогу моя добрая тетушка три года назад, когда мы с Джимом покидали родные пенаты. Тетя сказала, что в этой книге я найду ответы на все свои вопросы. Не знаю, какие она вопросы задавала себе перед прочтением этой книги и находила ли она в ней ответы, но лично я еще никогда не прочел в ней точный и удовлетворительный ответ на какой-либо мой вопрос. Нет, ну когда мы с Джимом в первый раз прочно заблудились, а он сопровождал меня все три года наших путешествий, впрочем, как и предыдущие девятнадцать, и раскрыли и спросили у книги, куда же нам идти, то она нам дала четкий ответ: «К Коринфянам», и тут мы четко поняли, что на развилке надо было все-таки направо. А когда той же ночью мы забрели, наконец, в какой-то спящий маленький городок, то снова спросили у книги: «Где нам добыть еды, крова или хотя бы немного денег?» И с открытой наугад страницы нам было дано четкое указание: «К Иудеям». Да… населению этого городишка еще долго будет сниться в кошмарах, как два молодчика, в одну прекрасную лунную ночь, стучатся в их дома и ищут евреев. Никто, конечно, им дверей не открывал, но каждый судорожно вспоминал всех своих родственников, особое внимание обращая на темноволосых и кучерявых, при этом непременно отвечая, что никого нет дома. Когда мы обошли добрую половину домов и убедились, что дома таки никого нигде нет и готовились уже приняться за злую половину домов, нам неожиданно ответили. Кроткая чувствительная душа из-за дубовой двери севшим женским баритоном нам поведала, что эти сволочи живут на той стороне площади в двухэтажном доме с лавкой внизу, в которой ничего покупать не надо, потому что у них товар лежалый, и что ни обладательница этого чудного голоса, ни миссис Баклер, ни другая благопристойная половина Сильвертауна к ним не ходит. Светало. Добрые люди, живущие в доме над лавкой, долго рассматривали нас в маленькое окошечко через прицел дробовика, пока не убедились в искренности и некриминальности наших намерений. Я и не подозревал, что за пять минут через все то же маленькое окошко можно выслушать столько полезных советов о том, как зарабатывать деньги и потратить их на лечение в доме для умалишенных.

Долго мы еще смеялись с Джимом в то утро, когда укладывались спать в стог сена, жуя хлеб, которым нас угостили пастухи, смеялись и вечером, когда проснулись и потопали по дороге дальше, смеемся и теперь, когда вспоминаем эту или какую другую историю из нашей жизни.

Память щадит наше сердце, поэтому наиболее плохие и неприятные воспоминания стираются и притупляются, а хорошие, наоборот, выпячиваются, тщательно шлифуются и полируются от серости бытия, поэтому всю тусклость жизни мы наблюдаем только в настоящем; заглядывая же в день прошедший, мы видим только аккуратные белые столбики приятных моментов на ярко-зеленом газоне жизни. Будущее же представляется нам сплошным фейерверком. О, это сладкое слово «завтра». В нем нам всегда хорошо и комфортно, в нем нам всегда будет хорошо и комфортно. Завтра все должно быть так, как надо, так, как мы хотим, и никак не иначе. Но доживая до завтра, которое становится сегодня, нам остается только запах горелых петард от прошедшего, а точнее, так и не состоявшегося праздника, которому никогда не суждено свершиться. Будущего нет, прошлого никогда не было. Есть только сегодня, только сейчас. Им и надо жить. Только тогда ты будешь жить в живом мире настоящего, а не в мире иллюзий или в мире призраков.

Страна, в которой мы очутились, была, наверное, самой бедной на этом и без того не богатом континенте. Половину ее территории занимала безжизненная пустыня, все население которой состояло из сорока жуков, и те состояли на строгом учете. Остальная часть страны мало чем отличалась от пустыни, но в ней, по крайней мере, можно было жить, хотя я бы не назвал это жизнью. Ее уровень даже обеспокоил обычно равнодушного к чужим проблемам Джеббса:

– Вот ты умный, Джимми, а скажи мне, почему люди тут так живут плохо. Ну, вот совсем плохо. Тут же все человечество зародилось, с твоих слов, а такое впечатление, что из всего прогресса цивилизации они приобрели лишь пластиковые ведра и любовь к выпивке, а во всем остальном остались на доисторическом уровне. У них наверняка было больше времени, чтобы развиться как следует, да и климат тут потеплее, чем у нас… – Джеббс с утра был озабочен этой проблемой после небольшой прогулки в деревню местных с целью обменять или приобрести свежий хлебушек или чего-то иного, отличного от содержания наших консервов, составивших основу нашего теперешнего рациона. Хлебушка Джеббс тогда не принес, зато принес впечатления от жизни местного населения, которыми он теперь и делился с нами.