— Ага.

Я беспокойно оглядывалась, меня терзало ощущение, иррациональное, неотвязное, что за нами наблюдают. И тут я кое-что увидела:

— Ты на чем сидишь?

— Что?

Элисон и не заметила, что сидит на металлическом подлокотнике, сквозь который пророс куст, накрепко пристегнув к земле железяку — инвалидное кресло. Элисон вскочила, словно испугавшись, что подцепит какую-нибудь заразу.

— Ни фига себе! Откуда оно тут взялось?

— Наверное, это кресло миссис Бейтс. — Я попыталась вырвать плющ, запутавшийся между колесных спиц. — А когда она умерла, его тут бросили.

— Ну разве это нормально? Ладно, давай глянем одним глазком в окна и сматываемся отсюда.

Мы подкрались к фасаду дома и почти уткнулись носами в сетку. Птицы, те, что посмелее и полюбопытнее, слетели со своих лиственных насестов и кружили перед нами. Наверное, надеялись на хлебные крошки, но мы с собой ничего не прихватили. Сквозь густые заросли плюща удалось все-таки заглянуть в одно из окон первого этажа: за ним находилась вроде бы совершенно пустая комната, но там стоял такой густой сумрак, что толком ничего и не было видно, разве что большую потемневшую от времени картину на стене. За соседним окном открывалась та же комната. Вдоволь наглядевшись, я решила, что мы не осрамились, задуманное исполнили и можем с достоинством ретироваться.

У Элисон, однако, были иные планы.

— И куда ты теперь собралась? — сдавленным от страха голосом спросила я.

— Да брось, здесь никого нет.

— Это еще не факт!

Я поторопилась догнать ее — Элисон как раз сворачивала на тропинку, пролегавшую вдоль боковой стены.

— Что мы здесь ищем, объясни? — потребовала я.

— Не знаю, — ответила Элисон, зорко поглядывая по сторонам. Тропинка была усыпана мусором, сбоку стояли три зеленых мусорных бака, набитых доверху. Я обратила внимание на старые кисти и банки из-под краски. — Просто хочу поразведать… понять, что это за…

Она запнулась и умолкла. А точнее говоря, остолбенела и впилась глазами в длинное узкое окно на тыльной стене дома. Окно располагалось у самой земли, ниже, чем комната, в которую мы прежде заглядывали. Цокольное окно, иными словами. За пыльным стеклом в грязных разводах сияла желтым светом мощная лампа. А чуть поодаль мы явственно увидели человеческую фигуру, словно прятавшуюся от света.

Он (либо она) стоял (или, скорее, сидел) совершенно неподвижно, боком к нам. Лицо терялось в тени, и все же удалось разглядеть короткий приплюснутый нос, острый подбородок с обвисшей кожей, пряди редких нечесаных волос, спускавшиеся почти до плеч. Вот и все, но Элисон и этого хватило, чтобы объявить шепотом, исполненным ужаса:

— Это он! Ну, то есть… она… оно… короче, неважно… — И наконец итоговая фраза, специально для ошалевшей меня: — Этого человека я видела вчера в лесу!

Уставившись друг на друга, мы медленно осознавали ситуацию. Ни Элисон, ни я не находили объяснения увиденному, мы не понимали, в чем тут дело, но не сомневались, что наткнулись на нечто невероятно важное, зловещее, таинственное и потенциально разрушительное. Ничего более поразительного и чрезвычайного ни с одной из нас прежде не случалось.

Внезапно под крышей дома распахнулось окно и раздался женский голос:

— ЭЙ! ВЫ ДВОЕ!

Мы даже не стали смотреть, кто там гневно орет на нас, просто тотчас же дали деру: через сад, по Лишнему переулку — мы и не предполагали, что умеем так быстро бегать.

Тем же вечером, когда совсем стемнело и вез де погасили свет, а я уже засыпала, Элисон озарило.

— О. Боже. Мой. — Она словно с трудом подняла голову, потом села в постели. — Кажется, до меня дошло. Я знаю, что творится в том доме.

Я тоже села, ожидая продолжения.

— Ну?

— Ты смотрела «Психо»?

— «Психо»? Кино? Издеваешься? Конечно, я не смотрела «Психо».

— Но ты ведь слышала об этом фильме?

— Я слыхала, что это самое страшное, самое жуткое кино на свете. И что? — Я не смогла удержаться, чтобы не задать вопрос, хотя ответ был более чем предсказуем: — Только не говори, что ты смотрела. Это же неправда?

— Правда. Моя няня приносила диск, мы вместе смотрели года три назад.

— Твоя няня? — Каждая новая подробность из жизни Элисон наполняла меня смешанным чувством оторопи и зависти.

— Ну да. Она классная. Но ты ведь в курсе, про что этот фильм?

— В общих чертах. Лучше напомни, что там происходит, — ответила я, не имея ни малейшего понятия о сюжете.

— Один чокнутый парень — он и есть псих — живет в большом старом доме при шоссе. Рядом с домом мотель, парень им заправляет, и вот приезжает одна девушка, останавливается на ночь, а он убивает ее, когда она принимает душ. Потом является ее сестра, она ищет ту девушку, знакомится с парнем и сразу понимает, что он типа психо, и тогда она пробирается в большой старый дом, чтобы найти его мать, потому что она решила, что он держит ее взаперти или еще как-то мучает. Спускается в подвал, и там в кресле сидит его мать. Только она мертвая.

— Мертвая?

— Ага. И главное, давным-давно мертвая, много лет, и он все это время хранит труп в доме. Иногда он спускает его в подвал, иногда поднимает в спальню и укладывает в постель.

Я попыталась обдумать действия этого психо и тут же наткнулась на некоторое практическое неудобство:

— Разве люди не начинают… попахивать, когда они пролежат мертвыми несколько дней?

— Он ее замариновал, — деловито сообщила Элисон.

В моем воображении возникло старушечье тело в громадной банке, залитое той же противной на вкус жидкостью, что и маринованный лук в банках, хранившихся на нашей с мамой кухне. Как такое возможно проделать, было выше моего разумения, но на данном этапе маринадная проблема волновала меня меньше всего.

— Но это же не означает, что…

— Почему нет? Вспомни-ка, старуха умерла и оставила ей дом, даже твоя бабушка говорит, что тут что-то неладно.

— Да, но… Если убьешь кого-то, чтобы завладеть домом, то зачем держать труп при себе? Любой захочет избавиться от тела.

— Нормальный человек — да. Но она же Бешеная Птичья Женщина, забыла?

Нестыковок в теории Элисон хватало, и я продолжала упорствовать:

— Но ты видела труп в лесу, а не в доме.

— Правильно. Она его туда принесла.

— Зачем?

— Не знаю. Чтобы он размялся, проветрился. Рэйчел, она сумасшедшая. Совсем полоумная. Кто еще будет жить в доме, где над тобой летает стая птиц?

— А как она притащила покойника в лес? Он ведь тяжелый.

Элисон молчала, и я подумала, что наконец-то обставила ее по очкам. Но в победителях я просидела недолго.

— Ну конечно, кресло-каталка! Вот почему оно до сих пор стоит в саду.

Однако я с ходу опровергла ее довод:

— Кресло плющом заросло и бог знает чем еще. Им давно не пользовались.

Проигнорировав мое возражение, Элисон выложила свой главный козырь:

— Это все ерунда. В том фильме знаешь, как звали психа? Норман Бейтс. А его мать — миссис Бейтс. Миссис Бейтс.

Сейчас я не могу объяснить, почему этот аргумент — глупейший и наиболее иррациональный из всех прочих — лишил меня способности сопротивляться. Возможно, я просто устала спорить. И тем не менее, пусть и не соглашаясь с тем, что наша ситуация во всем, в каждой детали совпадает с фильмом (к тому же содержание фильма по-прежнему представлялось мне очень путаным), я окончательно прониклась убеждением, что мы угодили в самую гущу ужасной тайны, ключ к разгадке — Бешеная Птичья Женщина, и если мы хотим подобраться к ней поближе, то необходимо разузнать как можно больше о человеке — или мертвеце, — чей силуэт мы увидели в окошке дома номер 11 по Лишнему переулку.

Иначе говоря, нам придется спуститься в тот подвал.

Второе озарение снизошло на Элисон следующим утром.

Встала она довольно поздно, и, когда явилась ко мне с новой гениальной идеей, я сидела под самой верхушкой сливового дерева в надежде провести хоть полчаса в тишине и покое.