Чжису круто развернулась и кинулась прочь, позабыв о Солли, растерянно топтавшейся у порога кухни. Солли через минуту подошла к Чонину и протянула ему руку. Он вздохнул, подхватил её и прижал к себе. Солли нежно тронула его красную после удара щеку и погладила кончиками пальцев, потом потрогала собственный нос и вопросительно повела ладошкой. Только тогда Чонин и Хань унюхали ещё более усилившуюся вонь.

— Чёрт, пирог…

Чонин бросился к духовке, открыл её — изнутри повалили клубы дыма. Через минуту он кое-как достал отлично закоптившуюся миску с угольками и сунул в раковину. Дыма стало больше под весёлое раскалённое шипение.

— Кажется, пирог мы так и не попробуем, — с тихим смешком подытожил Чонин.

— Удивляюсь, как ты при своих талантах до сих пор школу не спалил, — проворчал Хань. — Отойди. И ничего не трогай. Просто сядь куда-нибудь.

Он взял с полки чистую миску, набрал воды и полез за мукой.

— Надеюсь, никто ничего против блинов не имеет?

— Если они у тебя получатся.

— Я не крутой кулинар, как некоторые, но приготовить блины нормально в состоянии. В отличие от некоторых криворуких. Кстати, если ты намерен дать мне в глаз за эксцесс с твоей невестой, то лучше сделать это сейчас, пока я не ушёл с головой в готовку.

— Не намерен. Она сама отлично съездила тебе по роже.

— Как и тебе.

— Оба заслужили. В конце концов, ты сказал правду, хотя тебя никто об этом не просил. Но я уже привык, что ты всё ломаешь вокруг себя.

— Вовсе нет. Чонин, что ты хочешь услышать? Что я люблю тебя? — Хань склонился над миской, размешивая жидкое тесто и нервно кусая губы в ожидании ответа.

— Я ничего не хочу слышать от тебя. Всё, что ты скажешь, будет продиктовано твоим эгоизмом. Как и всегда.

— Эгоизмом? — Хань забыл о тесте и повернулся к Чонину. Тот сидел на стуле, удерживая Солли, устроившуюся у него на коленях.

— Откуда такое удивление? Ты всегда им руководствовался. При выборе профессии, в отношениях, при выборе проекта… — Чонин слабо улыбнулся. — И даже сейчас.

— Для тебя это так выглядит? — тихо уточнил Хань, с силой сжав вилку пальцами.

— А это должно выглядеть как-то ещё?

Хань отбросил вилку — она со звоном пролетела по полу и ударилась о стену. Хань выскочил в прихожую, отыскал ботинки, надел и выметнулся за дверь. У ворот школы залез в такси и назвал свой адрес. Пару минут он тщетно пытался ослабить воротник рубашки, чтобы не задыхаться от боли. В горле стоял противный ком, и хотелось кричать в голос и всё крушить. Потом ему вспомнился тот самый ехидный голос, подозрительно похожий на голос Бэкхёна.

Хань нашарил телефон и позвонил Сэхуну. Разговор он начал в резком тоне и сразу в лоб:

— Где Бэкхён?

— Э, хён, ты…

— Не юли. Он в Сеуле. Просто скажи мне точный адрес, если не хочешь, чтобы я двинул в полицию и накатал заявление о розыске.

— Инчон. Морская лаборатория. Бэкхён курирует проект с дельфинами.

— Спасибо. — Хань отключился, окликнул таксиста и назвал новый адрес. Если Чонин не хотел ничего толком объяснить, это мог сделать Бэкхён. Потому что Бэкхён точно знал немало, раз отвёз накануне Ханя в нужную школу и к нужному человеку. Бэкхён был в курсе происходящего, потому что это Бэкхён. Он не мог не узнать Чонина. То есть, Кая. Хотя неважно. Бэкхён увидел его, узнал — и всё. Против Бэкхёна средства не существовало. Этот мелкий засранец способен был самого дьявола довести до сердечного приступа, что уж о простых смертных говорить. И Чонин доверял Бэкхёну — сам говорил.

До исследовательского комплекса Хань добрался слишком рано, так что он уселся прямо на ступенях и принялся ждать, мрачно разглядывая собственные руки.

Бэкхён явился спустя час, немного сонный и серый. Видно, тоже мало спал ночью. Прошёл мимо Ханя, ни слова не сказав. Хань вскочил на ноги и поспешил следом — до кабинета Бэкхёна.

В тишине оба покрутились у кофейного автомата, уселись у стола и принялись пить кофе.

— Ты говорил с ним? — начал первым Хань, когда тишина стала давить на плечи фантомной тяжестью.

— Допустим.

— Что он тебе рассказал?

— Не удалось узнать у него самого? Угу. От меня ты тоже хрен что услышишь. Как по мне, это справедливо. Ты сам наворотил, ты сам и расхлёбывай.

— Может, хватит уже?! — загремел на весь кабинет окончательно выведенный из себя Хань. — Ты тоже приложил к этому руку, не прибедняйся! И геном, если помнишь, проектировал именно ты!

— Под твоим чутким руководством! — рявкнул в ответ Бэкхён, вскочив со стула, отставив кофе и уперевшись ладонями в столешницу. Нависал над Ханем и так привычно «давил». — Все виноваты, чего уж там! Только давай я тебе напомню, что мои полномочия заканчивались в ту самую секунду, как Чонин покинул биокамеру. Дальше я был бессилен — меня другому учили. Но свою работу я сделал на совесть — ты это знаешь. Дальше всё только от тебя зависело. А ты обещал, черт тебя возьми! Ты обещал заботиться о нём! И что? Что, я тебя спрашиваю! Не сберёг, ага? Ещё и любви дать ему не смог! Ничего не смог! Вообще! Только помучил от души! Вот теперь сам помучайся! Пережить то, что пережил он, ты всё равно не сможешь. Никто не сможет. И слава Богу, скажу я тебе. Но хоть отчасти… мучайся. Поделом тебе.

Хань тоже отставил стакан с кофе, потёр пальцами веки и устало вздохнул.

— Как будто я тут один дурак, который ничего не понимает… Я четыре грёбаных года искал ошибку! Четыре грёбаных года пытался найти способ вернуть его…

— Ещё скажи, что думал ещё разок его воскресить! — возмутился Бэкхён. — Мало над ним поиздевался? Хочешь ещё? Господи, Хань, у тебя вообще сердце есть? Хоть какое-нибудь! Он и так четыре года живёт как тигр в клетке. Только из-за тебя! Спасает твою задницу от заслуженного наказания! Ты хоть спасибо ему сказал? Ты же ему, считай, всю жизнь порушил, а ещё чего-то хочешь?

— Какую жизнь? Я, что, заставляю его молчать? Он сам так решил!

Бэкхён упал на стул и прижал ладонь к глазам.

— Хань, подумай, а? Просто подумай — ты взял геном живого человека и синтезировал его. Ну? Если дошло даже до меня, пусть и со скрипом, то почему до тебя никак не дойдёт? Он же всё знал. Всё видел, но ничего не мог сделать. А когда пытался… ты сам видел, что было с Каем. Ты сам говорил о приступах, которые у него случались. Ну! Ну подумай же как следует!

Хань честно пытался подумать, следуя совету Бэкхёна, но мысли отказывались складываться в голове. Или он не хотел, чтобы они складывались. Та, странность, что его беспокоила после злосчастного разговора с Чонином на сеансе… То, что Чонин говорил… как говорил…

— Нет…

— Да, чёрт возьми! Да! Для него ты был тем, кто синтезировал его, пытался стереть память и в итоге превратил в игрушку, забавного питомца. Потому что нельзя стереть память живого человека. Такая попытка приведёт только к блоку. И всякий раз, когда Кай пытался восстановить обратную связь и найти своё «я», он приближался к смерти. А ты ещё и приставал к нему с вопросами, просил вспомнить что-нибудь. Допросился.

— Но Кай…

— Не было его. Это был Чонин. Всё время. Ты всего лишь дал ему второе тело и отсёк от себя настоящего. И он всё время смотрел на себя будто со стороны. Ничего не мог сделать, не мог вмешаться, мог только наблюдать и запоминать. Стереть память ему удалось, но стёр он память лишь у одного себя. Второй-то всё помнил. Торчал в криокамере и помнил. И ждал, когда же ему будет уже не больно. И чёрта с два. Ему больно даже сейчас. Потому что даже сейчас ты не можешь оставить его в покое.

— Заткнись! — глухо велел Хань, спрятав лицо в ладонях. С ужасом прокручивал всё в голове в хронологической последовательности и пытался осознать жуткую правду. — Так не должно было быть! Как угодно, но не так! В криокамере все процессы останавливаются! Это же всё равно что смерть! Как кома! Мозг не функционирует, ты ведь знаешь это!

— Да не знаю я! Я там не был! И ты тоже не был! А Чонин - был! И ни хрена он там не умирал и не в коме валялся, а прекрасно всё осознавал. Потому что, твою мать, криосмерть — условное понятие! И процессы не останавливаются, они лишь замедляются! И не будь попыток вспомнить прошлое, Кай протянул бы дольше. Прояви ты немного внимания, и ему было бы не так паршиво. Даже если бы ты просто любил его, всё было бы иначе. И он даже молчал до конца. Пошёл на риск, не зная, выживет или нет, но до последнего тебя защищал и не заикнулся о том, что мы сделали с его геномом. Это единственное, за что он нам благодарен, по сути. Если бы не изменение одного процента генома, Ким Чунмён не смог бы спасти его. И только поэтому на твоей совести нет чужой смерти. Если бы не это, его кровь была бы на твоих руках, Хань. Просто пойми и признай это наконец!