Момсен смахнул с багажника синюю папку, достал из неё лист с медицинским заключением и протянул ему. Папку небрежно бросил обратно на крышку багажника.
— Не пройдёт, мальчик. С Крисом Ву между ног ты попал бы в клинику. С соответствующим диагнозом. Но знаешь, не будь у тебя таких осложнений, это дело было бы раскрыто на счёт “раз”. Но твоя дурацкая травма путает все карты. Чёрт с ними, с версиями. Наплевать. Я просто уверен, что их убил Крис Ву. Из-за тебя. И ты должен рассказать об этом. Потому что ты наверняка всё знаешь.
Чонин рассеянно смотрел на заключение. Он уже видел его раньше. Не один раз.
— Всё-таки это Крис Ву — тот, кто шантажирует. Тебя. И что-то с этого имеет. Слушай, тебе надо просто всё рассказать. Мы тебя защитим. Он не доберётся до тебя. Не знаю, что он с тобой делает и чем угрожает, но он не сможет ничего сделать — ты будешь под защитой.
— Он ничего со мной не делает. И никого не убивал. Вам просто втемяшилось в голову, что он убийца. Но у вас даже доказательств нет. Вообще ничего. Одной вашей уверенности мало. Без доказательств…
— Будут доказательства. Как думаешь, что случится, если я тебе врежу как следует у него на глазах?
Ничего хорошего. И Чонин знал это наверняка. Может, Крис и не убил бы Момсена на месте, но отреагировал бы бурно и опасно. А Момсен выглядел вконец отчаявшимся, потому мог сотворить любую глупость.
Пятьдесят миль в час — это примерно семьдесят три фута в секунду. В метрической системе — двадцать два метра. Чонин танцевал и хорошо чувствовал движение. Блефовать вот раньше не доводилось, конечно…
Он опустил голову, словно вновь решил изучить медицинское заключение, потом опять посмотрел на Момсена.
— Подумай как следует. Тебе, по большому счёту, достаточно сказать, что Крис Ву — убийца и пытался тебя изнасиловать. Этого хватит, чтобы возобновить дело. Даже попытки изнасилования будет достаточно, чтобы вывести его на чистую воду и покончить с этим раз и навсегда.
— Возобновить дело? Оно закрыто? — Чонин перевёл взгляд на нагрудный карман на рубашке Момсена и обеспокоенно предупредил: — Инспектор, не двигайтесь. У вас на рубашке… оса.
Момсен на миг замер с остановившимся от ужаса взглядом, потом сделал какое-то нелепое движение, будто стряхивал с груди что-то, и резко шагнул назад. Там был бордюр, о который он запнулся.
Чонин закрыл глаза за секунду до глухого удара под визг тормозов. Так и стоял три минуты, пока вокруг нарастали шум и гомон.
— С вами всё в порядке?
— Да какое там! Видишь же, парень в шоке. Эй…
Чонин позволил усадить себя на свёрнутое одеяло и взял у одного из патрульных бутылку с водой. Тихо ответил на вопросы о себе и Момсене, согласился проехать в участок и ответить на вопросы там. Перед тем, как сесть в патрульную машину, прихватил синюю папку, вложив в неё медицинское заключение.
В участке с ним беседовал сержант Липки, который рассказал о видеозаписи дорожной камеры и поинтересовался, по какой причине Момсен искал встречи.
— Он спрашивал о пропавших четыре года назад школьниках. Просил вспомнить какие-нибудь детали.
Липки расстроенно покивал и поведал кратко о проблемах Момсена в последнее время и передаче дела другому инспектору.
— Больше ничего он не спрашивал?
— По крайней мере, спросить успел только об этом.
— Да, ясно. Скажите, почему он вдруг выскочил на дорогу?
— Он не выскочил. Он просто вдруг шагнул назад, споткнулся и стал падать. Ну а потом… Я не смотрел.
— Да-да. — Липки уткнулся взглядом в монитор ноутбука. Наверное, прогонял ещё раз видеозапись.
— Я не уверен, но, кажется, он сказал про осу. Перед тем, как шагнул назад.
— О, вот как. — Липки скорбно свёл брови на переносице.
— Это так важно?
— Ну, он аллергик. Был. И боялся всего летучего и полосатого. Осы, пчёлы… Сильная аллергия на яд ос, пчёл и… Вы не знали?
— Нет. Откуда? — Чонин пожал плечами. Он действительно не знал, лишь предположил, когда увидел наклейку на баночке в бардачке с яркой мультяшной пчелой.
— Посидите минуту, пожалуйста. Я сейчас принесу распечатку с показаниями. Формальность. Вам надо будет подписать.
Липки закрыл ноутбук, поднялся из-за стола и вышел из кабинета.
Чонин раскрыл папку Момсена, открепил все листы, что в ней были, соскользнул со стула и шагнул к машинке для резки бумаг. Приподняв треть стопки бумаг для уничтожения, положил туда листы из папки и аккуратно поправил бумаги, чтобы лежали ровно. Вернувшись к стулу, Чонин взял папку в руки и сел. Через четыре минуты он ставил подписи на листах с его показаниями. На всех трёх экземплярах. Ещё через две минуты Липки просил патрульного отвезти Чонина домой.
Домой, где его ждал всё ещё спящий после продуктивной ночи Крис.
Его хён. Его Крис.
Потому что человек должен посвятить себя тому, кто достоин его самого.
И Чонин промолчал в ответ на вопрос Криса потому, что не знал, как правильно на него ответить. Убил ли он Момсена? Или тот умер сам? Он всего лишь сказал: “Оса”. Но осы не было, был лишь страх Момсена — такой же, как тот страх, что Момсен воскресил в памяти Чонина. Ну а всё остальное Момсен сделал сам. Чонин смог перебороть свой страх и не сорваться, а вот Момсен — нет.
А ещё Чонин знал, что смерть Момсена его устраивала. Полностью. Он хотел, чтобы Момсен умер и оставил Криса в покое.
Навсегда.
Потому что Крис принадлежал Чонину. Весь. Полностью. И это было скреплено кровью.
Потому что нет ни чёрного, ни белого. Есть только любовь, а она, как и кровь, красная. Только красная.
Чонин знал, прощал и любил.
Ну а в то, что бабочка-монарх уносит на своих крыльях души умерших в рай, Чонин никогда не верил. Рая не заслуживал ни один из живущих на этой земле. Он сам — тоже.
