Постаравшись не разбудить Чондэ, Чонин осторожно отстранился, сдвинулся к краю кровати, завернулся в одеяло с головой и притворился трупиком в надежде, что пронесёт.
Как же…
Чондэ заворочался вскоре, глухо застонал и с трудом сел на кровати.
— Долго будешь притворяться?
Чонин и ухом не повёл, хотя на скулах стало горячо.
Чондэ бесцеремонно стянул с него одеяло и заставил перевернуться на другой бок.
— Как себя чувствуешь, несчастье ходячее? Болит что-нибудь?
Как ни странно, но чувствовал Чонин себя прекрасно, хотя накануне отлично вымок под дождём, замёрз и устал, как собака. От размышлений над вопросом Чондэ его отвлекла обстановка. Он не узнавал номер, в котором они с Чондэ ныне пребывали.
— Пришлось махнуться с ребятами, чтобы не мешать Кёнсу спать. Надо было долго растирать тебя, чтобы не трясло от холода. Вроде помогло, да? Ещё раз отправишься на экскурсию без предупреждения и в одно лицо, прибью к чёрту. Чуть с ума не сошёл, пока мы тебя везде искали.
Чонин счёл за благо промолчать, поскольку Чондэ выглядел непривычно сердитым. Достаточно сердитым на вид, чтобы прибить Чонина прямо сейчас. И Чонин неохотно подумал, что помогло ему отнюдь не растирание, а то, что было после. То, что ему снилось. То есть, не снилось уж точно, если взять в расчёт щедро помеченное им тело Чондэ и обстоятельства, при которых Чонин проснулся. Чонин до сих пор ощущал на коже обволакивающее тепло Чондэ.
Будто этого было мало, Чондэ ещё и руку протянул, чтобы провести по лицу Чонина кончиками пальцев.
— Зачем ты так со мной? — пробормотал едва слышно, притянул Чонина к себе и обнял, уткнувшись носом в спутанные волосы. — Зачем?
— Не надо, — глухим от напряжения голосом попросил Чонин и попытался отстраниться. Не вышло. Чондэ держал крепко и не собирался его отпускать. Но Чонин не хотел близости такой ценой. Они и так ночь провели совсем не невинно. Усталость лишь накапливалась и давила на плечи всё сильнее. Всё, что происходило между ними, напоминало оригами. Просто сложенный в красивую фигурку лист бумаги, потяни за край — и всё развалится, чтобы вновь стать белым, но измятым листом. Без смысла и памяти.
Чонин хотел большего, но Чондэ не предлагал. И это теперь просто убивало.
Чонин выдирался из объятий Чондэ уже с отчаянием, а тот не пускал, прижимал к себе и цепко держал. Потасовка в постели закончилась тем, что Чондэ ухитрился-таки прижать запястья Чонина к матрасу и навалиться всем телом сверху, не позволяя подняться и ускользнуть. Оба хрипло дышали и сверлили друг друга непримиримыми взглядами. Чонин разомкнул губы, чтобы больно ужалить словами, но Чондэ опередил и прижался к его губам поцелуем.
Чонин сначала пытался отвернуться, но после притих, потому что избежать поцелуя у него бы не вышло. Зато он мог не отвечать, просто позволяя Чондэ согревать неподвижные губы. Потому что нельзя навязать чувства. И нельзя заставить отдать то, что отдавать нет желания на чужих условиях.
Чондэ перестал его целовать и устремил больной взгляд на его губы. Смотрел долго, после попытался заглянуть в глаза.
— Чонин…
— Я не хочу так, — почти беззвучно — осипшим от боли, что перехватила дыхание, голосом — отрезал Чонин, высвободил руку и с силой толкнул Чондэ в грудь. Слетев с кровати, ринулся в ванную и запер дверь. Чондэ постучал с той стороны, и Чонин крутанул вентиль, пустив в ванну воду и заглушив её шумом тихие слова Чондэ. Сидел на бортике и ждал, пока воды наберётся достаточно, чтобы после окунуться с головой и не дышать до гула в ушах и взбесившегося пульса, рвущего вены. А затем вынырнуть и пить воздух, которого не хватало.
Из ванной он вышел в броне из полотенца. В качестве обезболивающего принял как данность помешанность Чондэ на музыке и на его голосе.
— Давай просто поговорим, — устало предложил ему Чондэ, нервно одёргивая футболку, что была ему явно велика на пару размеров. В вороте соблазнительно виднелась качественно покусанная ночью Чонином ключица. И это, определённо, мешало разговору, потому что Чонин, чёрт возьми, парень, и из этого логично проистекала формула “любовь равно действие умножить на секс, а чувства держим в уме”. К тому же, Чондэ прекрасно это видел и понимал, но упорствовал.
— В самолёте ты сказал, что… Ты сказал, что любишь. Но только не всё, что ты чувствуешь… Понимаешь, ты ещё…
— Ты понятия не имеешь, что я чувствую, — перебил его Чонин и двинулся к кровати, не представляя, где его вещи. Сумки тоже поблизости не наблюдалось.
— Допустим. Тогда просто расскажи мне об этом. — Чондэ крепко сжал пальцами его запястье, не позволяя отойти подальше.
— Зачем? Ты давно уже решил для себя, что, по твоему мнению, я должен чувствовать. Ты сам хотел не усложнять. Потому что это просто секс, ведь так? Я сам слишком часто говорил эти слова, чтобы…
— Чонин, чёрт возьми, ты можешь смотреть на меня, когда мы говорим?
— Нет, не могу. — Чонин дёрнул рукой, но Чондэ пальцы не разжал.
— Почему?
— Потому что это больно. Отстань, хорошо? Я бы предпочёл вовсе тебя не видеть. Что ещё ты хочешь услышать? Что я не умею говорить о том, что чувствую? Согласен. Не умею. И если это для тебя достаточный повод, чтобы не усложнять и просто развлекаться, то для меня — нет. Я так не играю, хён. И мне это не подходит. Твоё отношение мне тоже не подходит — я не твой личный мальчик для битья. Если ты можешь найти себе кого-то другого и относиться ко мне так же, как к прочим студентам… это было бы лучшим вариантом из всех.
— Чонин, но я же…
Он не выдержал. Это уже был перебор. Резко повернул запястье, высвобождая руку, крутанулся на месте, чтобы прямо встретить взгляд Чондэ.
— Хватит, хён. Чего бы ты ни хотел, это не повод видеть во мне глупого мальчишку. Если ты так легко можешь доверить мне себя в постели, то почему не можешь доверить мне себя в остальном? Я, что, настолько плох? Даже если я чего-то не могу, это не значит, что ты можешь всё. И не значит, что так будет всегда. Если ты видишь во мне только недостатки, это не значит, что ты сам сплошное достоинство. У тебя тоже недостатков хватает, но я тебя носом в них не тычу. С каждым днём я становлюсь старше, но ты этого даже не замечаешь. Я не кукла, которую тебе надо научить петь. Я живу, чувствую и думаю. И мне мало просто твоего тела. Мне нужен ты весь. Мне даже говорить тебе слово “хён” невыносимо, потому что для меня ты всегда будешь просто Чондэ. Мой Чондэ.
Чонин устало опустил голову, разглядывая босые ступни Чондэ, а после прикрыл глаза от лёгких прикосновений ладоней к скулам. Руки на плечах, тёплое дыхание на груди и близко-близко — напряжённое тело, закутанное в футболку.
— Но всё это порождает ответственность. К этому ты готов? — почти шёпотом спросил Чондэ, продолжая его обнимать.
— Что тебе мешает проверить?
Губы, касания, неуверенным выдохом в подбородок. И Чонин аккуратно сжал в ладони прохладные сильные пальцы — крепко и надёжно. Пусть Чондэ проверяет, как хочет. Пусть проверяет тысячу раз, если угодно.
— Сходишь со мной в Академию?
— Сейчас? — Чонин неохотно выпустил пальцы Чондэ, едва тот попытался их освободить.
— Да, пока настроение нужное.
В Академии было непривычно пусто и тихо, а Чондэ уверенно шагал к одному из музыкальных залов. Выбрал тот, где красовался чёрный рояль у распахнутого окна. Чонин остановился у входа — хотел закрыть дверь, но забыл об этом, когда Чондэ опустился на резной табурет, смахнул со лба каштановую чёлку и тронул кончиками пальцев клавиши.
Мелодия, что разбила тишину и шелест листвы за окном, казалась знакомой.
— Споёшь со мной? Ты наверняка знаешь эту песню. Тони Ан. Песня другая, но… — Чондэ снова заиграл, с самого начала. И Чонин вспомнил песню. Она им подходила сейчас лучше всего.
Чонин подошёл ближе, ещё ближе, чтобы провести ладонью по полированному боку рояля и едва слышно ударить пуговицей на расстёгнутой манжете по прохладной твёрдой поверхности.
