Горе, словно океан, разделило нас. Но это всё потом.

А пока – океан из окон и океан счастья внутри, одежки размером с ладонь и трепет.

Так вот, беременность очень шла Жанне. Ее прежняя природная плавность словно еще усилилась, а ее и без того гипнотическая улыбка сделалась еще теплее. Ближе к концу срока ей стало тяжеловато, но я не помню, чтобы она жаловалась. Разве только на грусть во время разлуки: мне все же приходилось улетать по делам в Москву, и все эти дни порознь мы проводили, бесконечно созваниваясь и переписываясь. Впрочем, в марте я вернулся, чтобы уже наверняка «досидеть» до появления на свет нашего первенца.

Я очень хотел присутствовать на родах. Это было не праздное любопытство – для меня было важно увидеть появление сына собственными глазами, стать, насколько это возможно, участником. К тому же я был совершенно уверен, что смогу быть поддержкой для Жанны в такую важную для нас обоих минуту. Меньше всего мне хотелось бледным как полотно стоять в больничном коридоре и, изнывая, ждать, когда же выйдет врач и скажет: «У вас мальчик». В общем, для себя решил, что обязательно пойду, но при условии, что это не стеснит Жанну, и если она попросит, то незамедлительно выйду. Мы поговорили об этом незадолго до родов:

– Ты не будешь возражать, если я буду с тобой?

– Конечно нет. Я сама хотела спросить, не хочешь ли ты пойти.

Ну что же, и врача, и клинику, где Платону предстоит появиться на свет, мы выбирали вместе. Значит, будем вместе и сейчас. Решено.

Но время шло, а Платон не торопился. В начале апреля, слегка озадаченные, мы пришли на очередной прием к нашему жизнерадостному врачу. Осмотрев нас, он невозмутимо заметил:

– Пора, откладывать больше не стоит. Выбирайте дату.

– То есть как – выбирайте дату?

– Давайте назначим удобный для всех день.

– Удобный день? А как же таинство рождения, предусмотренное природой? Судьба, космос, звезды?..

– Молодые люди, природа не идеальна. А мы помогаем ей исправлять ее ошибки. Давайте, выбирайте.

– А давайте сегодня, чего тянуть? – предлагаю решительно.

– Никаких «сегодня». Я не готова. Нет, – заупрямилась Жанна. Моя сильная, мудрая женщина вдруг превратилась в испуганную девочку. – Нет.

– Хотите, давайте послезавтра?

Мы переглянулись.

– Ты как?

– Почему бы и нет. А какое послезавтра число?

– Кажется, седьмое апреля. Мне нравится.

– И мне.

Так, выбирая дату рождения сына, мы угодили в годовщину нашего счастья – двухлетие первого свидания в Берлине. Сообразил я это только намного позже, перебирая в памяти архивы нашей короткой любви. Удивительное совпадение.

Итак, по желанию родителей именно 7 апреля 2013 года на свет должен был появиться наш сын Платон.

Воодушевленные и взволнованные, не скрывая одновременно облегчения и трепета, мы принялись собираться в госпиталь, где уже втроем проведем последующие два дня. Иронии ради замечу, что на этот раз Жанна изменила своей многолетней привычке собираться в последний момент.

В полночь, как в сказке, по велению нашего многоопытного доктора, мы отправились в клинику. Мама вышла проводить нас на улицу, держа на руках Луку. Мы махали на прощание, как будто отправлялись в долгое путешествие, – так были взволнованы.

Шумел океан. Загорелую влажную кожу облизывал теплый ночной бриз. Темная южная ночь. Такая же, как вчера, и такая же, как будет завтра. Только для нас двоих она была особенной. Мы ощущали себя заговорщиками. Будто у нас был секретный план, о котором знали только мы двое.

Через несколько часов, ранним утром, окончив все больничные подготовительные процедуры, врач произнес:

– Всё отлично. Ну, – посмотрев на меня, а потом на Жанну, – начнем?

– Давайте!

Если до этого всё происходящее было для меня просто занимательно и любопытно, то в эту минуту я понял – дороги назад нет, вот оно, сейчас начнется, и спросил сам себя: остаешься? И, ни секунды не раздумывая, ответил: конечно. В это время в палату вкатили дребезжащий медицинский стол, на котором побрякивали прикрытые зеленым полотенцем диковинные стальные инструменты и приспособления – как же без них? От этого тонкого нескладного звона мне стало совершенно не по себе. Я прислонился к стене, голова закружилась. Отличное начало, посмеялся я над собой. Но эта слабость длилась одно мгновение, после чего, отмахнувшись от ненужных эмоций, я подошел к Жанне и взял ее за руку.

После я ни разу не пожалел, что эти важнейшие часы в нашей жизни мы провели вместе. Признаться, изначально, представляя свое участие в рождении, я шел не только затем, чтобы помочь, но и за эмоциями, которые – кто знает – быть может, больше в моей жизни никогда не повторятся. Но, пробыв рядом с Жанной эти долгие часы рождения новой жизни, понял, каких трудов это стоит женщине, какое это страдание, какая боль и какая работа. Это было захватывающее и волнительное таинство, которое невозможно передать словами. Удивительное единение с любимой, которое я испытал, ни на шаг не отходя от нее, держа ее за руку, приободряя, деля с ней отдых, помогая дышать и после вновь берясь за труд.

Платон появился на свет около десяти часов утра. Это мгновение до сих пор стоит у меня перед глазами: долгий, изнурительный процесс – и вот в одно мгновение врач акробатическим движением приподнимает младенца за ножки, молниеносно, безо всяких церемоний щелкает ножницами и передает его медицинской сестре. А после нескольких секунд тишины, которые кажутся вечностью, палату прорезает такой незнакомый и такой родной одновременно плач. Я так и застыл, раскрыв рот, пораженный увиденным и глотая свое возмущенное: стойте, так я же хотел сам перерезать…

Окончилось одно и тут же началось другое действо: мы в тех же декорациях держим на руках нашего первенца, фотографируемся, пишем дрожащими руками СМС родителям. Необычайное волнение, тепло и абсолютное счастье – вот что мы вместе пережили солнечным утром 7 апреля.

А после со мной произошло непредвиденное. Не успеваю опомниться, как меня просят пройти с ребенком в соседний кабинет: плановый послеродовой осмотр. На какое-то мгновение остаюсь с младенцем наедине. Мой сын. Это крошечное создание в корытце – мой долгожданный сын! Какое необычайное, неизвестное ранее чувство восторга, нежности и тревоги. Не отдавая себе отчета, инстинктивно пытаюсь отгородить его от любого, кто входит в кабинет. Мне неприятно, что к нему прикасаются, его беспокоят, о господи, берут кровь из пяточки?! Сделайте шаг назад! Отойдите! Оставьте его в покое. Эй! Не вздумайте брать его на руки. У меня вскипает кровь, я готов с кулаками броситься на медицинскую сестру. Вскоре прихожу в себя. До чего странное, неслыханное состояние! Осмотр окончен. Таким был первый час жизни Платона. И этот час мы провели с ним вдвоем. Я и наш маленький сверток возвращаемся к маме. Позже, когда я рассказал Жанне о своих ощущениях, она рассмеялась: «Поздравляю, ты стал папой».

Я постоянно думаю, как уже совсем скоро мне придется обстоятельно поговорить с сыном о том, что произошло с Жанной. Рассказать, как и почему так вышло, что мама дала ему жизнь, улыбнулась, приложила к груди, носила на руках, а потом ее не стало.

Почему весь первый год его жизни он провел в отелях, съемных домах и квартирах. Встречался с мамой в клиниках, праздновал ее день рождения в больничной палате, украшенной воздушными шарами и нашими семейными фотографиями. Почему?

Этих «почему» очень много, а ответ на них только один. Только я пока совсем не понимаю, как вести подобный разговор. Как быть готовым и не растеряться, услышав детское и непосредственное: «А где мама?»

Это деликатная тема. Одно могу сказать точно – я рассказываю Платону про маму каждый день: про ее привычки, любимые места в городе, нашу жизнь до его появления – про всё. Совсем недавно мы вместе выбрали фотографии Жанны, которые теперь стоят в нашем доме. Я хочу, чтобы сын знал: у него есть мама, она рядом и никогда его не оставит. И на день рождения и другие праздники я всегда говорю: «Мы с мамой поздравляем тебя…»