Еще четверть часа назад это откровение напугало бы меня до уссачки, заставив чувствовать себя пойманным в ловушку. Но я мог думать только об одном: если отвечу правильно, то заполучу этот проклятый палец. И пообещал:
- Я не уеду.
Палец дразнил, по-прежнему не входя.
- А ты мне не врешь, мальчик?
- Нет, сэр. - Я закрыл глаза и попытался насадиться на палец. – Пожалуйста, сэр.
Но он не собирался смягчаться, во всяком случае, пока не убедится в моей правдивости:
- Я знаю, чего тебе надо, ковбой. Тебе нужен просто трах. Место, где скрыться. Работа. Ну и, пожалуй, немного развлечений на стороне. И ты категорически против совмещения секса и работы. Но все это находится здесь, Ро. Кроме того, я хочу стать твоим другом. Я не прошу какой-то особой близости. Хотя все-таки жду, что ты в перерывах между хлопотами по уходу за овцами иногда перекинешься со мной словечком, ну и позволишь связывать и трахать до посинения. Ну что, рискнешь, как мужик, иметь со мной дело, или слиняешь сегодня же ночью?
Голова шла кругом, тело ныло. Это было мучительно. Но, Господь всемогущий, он уже завел меня на полную катушку. «Как мужик». Нарочно сказанул, чтобы взять на слабо. Чушь собачья.
Но действенная. Зацепила-таки на крючок, вот почему я ответил честно:
- Не знаю.
Хватка на моем плече ослабла:
- Ну вот, я же говорил.
Я покачал головой, не открывая глаз:
- Ты меня пока слишком плохо знаешь, чтобы заявлять такое.
К моему удивлению, он усмехнулся, и я сразу почувствовал себя необычайно легко.
- Да нет, знаю. Лучше, чем ты думаешь. Уверен, что ты парень отчаянный, и это так и есть, Ро. - Я молчал. Лавинг поглаживал мою потную шею. Потом наклонился и укусил за ухо; я вздрогнул, но когда тот заговорил, снова притих. - Боишься, что я задумал сделать тебя своим любовником? Ну так мне не нужен любовник. И партнер тоже. И муж. Я хочу просто мальчика. Шлюшонока, чтобы исполнял мои приказы. Хочу нарядить тебя в одни только сапоги со шпорами, кожаные ковбойские гамаши, воткнуть в зад хвостик и велеть отсосать мой член. – Меня опять прошибло дрожью, но его зубы прихватили мою мочку, принося расслабление. - Я хочу, чтобы ты работал на меня, готовил мне еду и разговаривал со мной. И хочу трахать тебя, Ро. Трахать так, чтобы ты ни о ком другом даже помышлять не смел. Хочу, чтобы ты был моим. Моим. Хочу поставить на тебя свое тавро, как на рогатый скот. Не потому что люблю. А потому что хочу тебя, и потому что не желаю, чтобы тобой владел кто-то еще.
Пока он все это выкладывал, у меня чуть мозги набекрень не свернулись, я совсем запутался в том, что испытывал. Облегчение. Страх. Надежду. Ужас. Возбуждение. Разочарование. Радость. Подозрение. Я не успевал отследить, на что как реагирую. Чувства накатывали одно за другим, словно морской прибой. Никакой надежды даже рта раскрыть. Очевидно, он ждал от меня каких-то слов — например, что не сбегу, - а я трусил, так как знал, что не смогу этого произнести. Не смогу. Мое молчание наверняка разозлит его, он все прекратит, и не останется иного выбора, кроме как уехать…
При этой мысли в груди так сдавило, что я согнулся пополам.
Но Трэвис больше ничего не говорил. Он просто подцепил меня за подбородок и насильно повернул мою голову к себе, вынуждая открыть глаза и посмотреть на него.
Мы вдвоем с трудом помещались на сиденье; я – у него на коленях со спущенными джинсами, в мятой, наполовину расстегнутой рубашке. Он не отпускал мой подбородок. Несколько секунд я был в состоянии думать только о том, что мы словно сошли с обложки одного из любовных романов, которые моя мать покупала в «Волмарте», разве что парни на них не обнимали парней. Правда я сроду не читал таких книжек, но не сомневался - там персонажи никогда не признаются женщине, что добиваются её из собственнических побуждений и исключительно ради секса.
Только вот ощущал я себя прямо как те бабы на обложках, и вовсе не из-за того, что Лавинг держал меня точно герой-любовник. Хотя и из-за этого тоже. Просто еще никто никогда не держал меня так. Никто не сгребал как Ретт Батлер и не претендовал на меня. Парочка ребят пытались прощупать, что я думаю об отношениях, но едва заслышав “отношения”, я приходил в дикий ужас. Я воспринимал это не просто как прощупывание. А как заявление прав.
Сейчас я уже ни о чем не жалел. И не чувствовал себя бабой. Я чувствовал, что буря во мне начинает успокаиваться. Трэвис будто бутылку раскупорил, и содержимое начало выплёскиваться наружу. Но когда я посмотрел на него, волны улеглись, потому что если у меня внутри море, то его серые глаза были самой большой чертовой чашей в мире, принявшей это море. Они не дали мне захлебнуться, подхватили и помогли.
Я поддался. Откинулся, потянулся навстречу приоткрытыми губами и уступил его притязанию, впустил в рот, даже расслабил задницу, чтобы он мог проникнуть и туда. Я позволил ему завладеть собой, и впервые на моей памяти занялся с кем-то любовью, не думая о том, как уйти после секса или как дальше сохранять дистанцию. Я просто позволил брать себя и получал удовольствие.
Сим я подтвердил, что отвечаю заявлением на заявление, а это, надо заметить, требует от человека уже гораздо бόльшего.
* * *
Трэвис направился не к дому, а к конюшне, к денникам под моей квартиркой.
Их здесь было примерно пятнадцать, но только в трех стояли лошади. Остальные паслись вместе с овцами.
Он увлек меня в одну из пустующих секций.
Взял мои руки, положил на загородку у двери и привязал запястья к рейкам толстым тросом, заботливо обернув тот поверх манжет рубашки, чтобы не травмировать кожу. Но узлы оказались крепкими - освободиться я не мог.
Потом он сдернул с меня джинсы до самых лодыжек и ноги тоже привязал, расставив их настолько широко, насколько позволили болтающиеся на щиколотках штаны. Шлепнул меня по заднице и куда-то свалил.
Прошло минут двадцать. Я торчал там в одиночестве; в крови гудит, член навострился, словно приспущенный флаг. Мы трахнемся! Ну, в смысле, трахнемся. Грубость веревки волновала. Прохладный вечерний воздух щекотал голую задницу, напоминая, что я бесстыдно выставлен на обозрение, и вызывая неконтролируемое желание нагнуться к стене. Лавинг, конечно, намеренно заставил меня томиться - ну и пусть. Мое нетерпение лишь усиливалось. К тому времени, когда он наконец вернулся, я только и мечтал, что обсосать ему любые части тела, дабы продемонстрировать, как хочу трахаться и как безмерно счастлив, что это произойдет. Но тут заметил то, что он приволок на плече.
Своего рода скамья, очевидно, самодельная. Наполовину деревянная, наполовину металлическая, частично обтянутая мягкой прокладкой. Судя по специфическим деталям, явно проект и работа любителя, а не профессионала. Как по мне, так это больше всего походило на приспособление для выпячивания задницы под нужным углом.
Черт, да.
Я едва шею не вывернул, стараясь разглядеть, как Трэвис чем-то занят посреди стойла, потому что тот нарочно выбрал место вне моего поля зрения. Слышались какие-то щелчки, стук, пару раз мелькнула веревка, но что конкретно там творится, видно не было. И вдруг без всякого предупреждения удерживающие меня путы оказались разрезаны ножом, и я рухнул прямо Трэвису на руки. Вздрогнул от неожиданности и предвкушения, но тот коротко прижал меня к себе:
- Ты в порядке?
Я кивнул, затем импульсивно повернулся, намереваясь его поцеловать.
Однако в последнюю секунду одернул себя, осознав, что в этой игре сначала следует испросить позволения. Я придал глазам просительное выражение, в надежде приоткрыв губы.
Гортанно зарычав, он склонился и впился мне в рот крепким поцелуем, просунув язык внутрь. Свободной рукой захватил мой член и несколько раз провел по нему, заставляя стонать. Язык норовил нырнуть в самое горло, и я впустил, чтобы тот проник так глубоко, как только ему захочется. Но когда Трэвис отстранился, я не сделал попытки воспрепятствовать, а просто смирно стал ждать дальнейших указаний.
