Он перестал смеяться:

- Хорошо. Кухня твоя. Я бы тебе и так разрешил ею пользоваться, но теперь без оплаты не пущу.

Я тоже усмехнулся:

- Мы можем заняться сексом в кухне.

Тот застонал:

- О нет, не сейчас. Если я и в состоянии передвигаться, то только до джакузи.

Я вскинул брови:

- У тебя есть джакузи?

- Да, у меня есть джакузи.

- Тогда займемся сексом в джакузи. - Я уронил голову ему на плечо. - Позже.

Он поднял одеяло, укрыл нас обоих и удобнее устроил на подушках. По-моему, я начал привыкать к тому, что он меня обнимает. Это должно казаться странным, но почему-то не казалось. Долго лежать в таком положении неудобно - шея точно затечет, - но мне было слишком хорошо.

Трэвис зарылся носом в волосы у меня на макушке, я закрыл глаза и прислушался к ощущениям.

- Жаль, что ты не видел себя с той штукой внутри, - прошептал он, не отрывая губ от моей макушки. – Ты был красив. У меня аж зубы заныли от этого прекрасного зрелища.

И я почувствовал, что правда красив. Измучен, устал, но красив. И не одинок. Больше не одинок.

А потом меня сморил сон, и остаток ночи я проспал на его плече; шея у меня действительно болела. Как и натертая задница. Но боль – ничто, по сравнению с тем, что я получил.

* * *

На следующее утро меня поначалу не покидало чувство неловкости. Нахождение в постели Трэвиса никак не отменяло того, что я работаю на его ранчо и собираюсь смешать работу и секс. Я и вчера ночью об этом не забывал, но все же не настолько противился, чтобы отказаться, потому что на самом деле очень хотел секса с Лавингом.

Лавинг. Трэвис. Было довольно трудно осознать, что я начинаю думать о нем как о Трэвисе. Вот почему я всегда искал партнеров для траха в городе, подальше от места, куда нанимался. И, как правило, никого дважды не выбирал. А теперь подписался на регулярный секс не только с одним и тем же парнем, но и с парнем, который платит мне зарплату.

Хотя бы кухня теперь моя – и то дело.

Потирая затекшую шею, я выскользнул из постели, справил в ванной нужду и спустился голым на первый этаж, чтобы подобрать брошенную там с вечера одежду. Была суббота. Никто из рабочих не выходил ни по субботам, ни по воскресеньям, но я всегда с утра проверял, как там овцы.

Натягивая вещи, я думал о сене, дожде, урожае, почве и об овцах. Но краем глаза невольно поглядывал на кухню и наконец решил, что все это может чуть-чуть подождать. Просто вспомнил, как ночью Лавинг пил кофе, а значит, он должен быть где-то здесь. И направился туда.

Все последнее время ограниченный одной жалкой конфоркой и крошечным холодильником, я как во дворец попал. Да, такой кухней не каждое ранчо могло похвастать. Выложенный толстой серой плиткой пол. Гранитные столешницы, поблескивающие приборы. В раковину свободно влезла бы целая свинья средней упитанности. Добротные шкафы из массивной древесины. Девственно пустые.

Я обнаружил только несколько чашек, тарелок, случайную упаковку лапши с соусом, ну и, конечно, чайные пакетики и кофе в зернах. То, что нужно. Обычно я не лазаю по чужим полкам, но на этот раз не сдержался. Меня так и разбирало любопытство: есть ли здесь хоть что-нибудь съестное. И, ей-богу, во всех шкафах - шаром покати, кроме банки печеных бобов. У меня в кладовке и то больше всякой всячины, чем у него.

Кофеварка на несколько минут вогнала меня в ступор. Дьявольский аппарат предназначался для запуска ядерной ракеты, не иначе - у меня от количества кнопок в глазах зарябило - подумать только, даже кофемолка встроенная. Я, нахмурившись, глядел на это чудо техники. С ней надо было канителиться, а я не люблю канитель. Свежие зерна, разумеется, лучше, но они дорого стоят, и возни с ними не оберешься, а хрень из банки тоже можно пить. Однако кроме упаковки кофейных зерен, наверняка обжаренных в местном магазине, никаких жестянок с растворимым «Фолджерс» нигде не наблюдалось. Канитель. Столько канители из-за кофе.

Но я таки разобрался и вскоре уже варил себе яванский. Замешкался перед холодильником, набираясь духу, и только спустя минуту открыл дверцу: все обстояло именно так, как я и боялся. Яйца, сыра нет. Молоко с истекшим сроком годности. Бутылки с пивом, среди которых затесалась диетическая содовая. В морозилке, погребенные под слоем снега, - мороженое, несколько пакетиков смерзшихся в бесформенные комки овощей да пара стейков. Ну, хоть чем-то можно насытиться, и они единственные оказались завернутыми в плотную пергаментную бумагу. Наверное, ими он и питался, с печеными бобами на гарнир. Овощи, конечно, – тоже еда, но пустая.

Пока готовился кофе, я сунул ноги в ботинки и вышел, чтобы проверить овец.

Причина проблем Лавинга состояла в том, что, желая придерживаться органических технологий, он неизбежно застревал в сопутствующих проблемах. Хотя занимался этим делом давненько и уже должен был уяснить, что недостаточно просто выгнать животных, особенно овец, в поле и смотреть, как те жуют травку. Надо как следует во все вникнуть, подрезать им поврежденные копыта, перегонять на новые места. Я внес много новшеств. Уделял больше внимания копытам, вдвое чаще менял пастбища. Тори хорошо разбирался в содержании крупного рогатого скота, знал, как предупредить неприятности, но овец они с Лавингом оставляли без внимания, пока жареный петух не клюнет, и только потом начинали суетиться.

Вот почему я взял на себя труд каждый день проверять своих подопечных. Они узнавали меня, с удовольствием тянулись к моим карманам за гранулами из люцерны, не слишком заботясь о том, что с ними делают - стригут или осматривают копыта. В общем, я пользовался популярностью.

Заметив у одного барана травму, приманил его шариками корма под ближайший куст, промыл рану и перевязал. Мне хотелось убедить Лавинга проводить скоту профилактику от столбняка и других болезней. Cделав несколько звонков, я удостоверился, что даже с его радением за чистоту, некоторые прививки органическим сертификатом допускаются.

По пути назад я завернул к себе и совершил набег на кладовую. Набив пакет из «Волмарта» продуктами, устремился прямо в кухню, где планировал по-настоящему закатать рукава.

Лавинг уже поднялся и сидел за столом, потягивая кофе. Увидев его, я заколебался. Кажется, мне обрадовались, хотя, если честно, в мои планы не входили свидетели. Выпроваживать хозяина я посчитал грубостью, поэтому просто пожелал ему доброго утра.

Он кивнул в ответ и принялся наблюдать за моими действиями. Я боялся, что меня начнут лапать, но тот оставался на своем месте и, слава богу, никак не комментировал происходящее, только смотрел. Я налил себе кофе и выпил.

- Да ты, как погляжу, не шутил насчет кухни, - сказал Лавинг наконец.

Я кивнул и вернулся к плите.

- Омлет? – спросил он, когда я стал взбивать яйца.

Я снова кивнул:

- На твою долю тоже.

- Спасибо.

Разжиться особо было нечем. Ветчина, сыр, немного лука и перца. Я люблю омлет с беконом, но отложил его для тостов. Наверное, этот бекон не столь великолепен, как на ферме у моих родителей, но бекон - он и в Африке бекон, так же, как и кофе. Однако Лавинг, напротив, думал, что у нас намечается настоящий пир:

- Если бы ты так хорошо не разбирался в овцеводстве, я бы взял тебя поваром, - с набитым ртом проговорил он.

Я кинул на него мрачный взгляд. Что за глупость!

Однако тот уже закусил удила:

- Серьезно, ты не хотел бы заниматься этим чаще? А то я могу устроить тебе кредит в гастрономе.

- Ешь свой бекон, - хмуро отозвался я. Мне не нравилась идея делать для него покупки за его деньги. Вот еще - я ему что, жена? Наверное, зря я включил в договор кухню. Взгляд упал на омлет - пропечённый как надо и не подгорелый. Его ничего не стоило поджарить, когда кругом так просторно и все под рукой, поэтому я решил не заморачиваться, только оставаться настороже, так сказать.

К счастью, Лавинг понял, что я не одобряю направление его мыслей, успокоился и доел. Подобрал с тарелки все до последней чертовой крошки. И даже выгнал меня с кухни, настояв, что посуду вымоет сам. Лучше бы он этого не делал; не находя себе места, я пошел бродить по дому.