- А книги! - она глотала окончания. - Их столько! Десятки! Нет, сотни! Нет, что больше сотен?

- Тысячи, - подсказал Иттан, поглаживая запястье Таи.

- Да-да, тысячи! А ещё я ела пирожное. Оно такое... невкусное, - призналась и тяжко выдохнула. - Я-то ожидала, что оно будет очень сладкое, а оно почти безвкусное.

Иттан рассмеялся.

- Зачастую в этой части города ожидания не соответствуют действительности.

Тут в дверях показалась Алика.

- Хозяйка зовет, - выплюнула она.

Судя по тому, как служанка пыхтела, пока вела Таю обратно в гостиную, ей досталось за самовольную прогулку.

Леневра вручила Тае мешочек, набитый монетами (девушкапостеснялась пересчитывать те в присутствии хозяйки дома, а потому просто привязала на ремень брюк) и сообщила - впрочем, не сильно-то гостеприимно, - что Иттан и Тая желанные гости в доме рода Рене. После она удалилась по - конечно же - неотложным делам.

Когда Тая передала слова Иттану, тот покачал головой:

- Нежеланные. Скажи-ка, тебе есть, куда идти?

- Ну да. - Тая взвешивала на ладошке мешок с деньгами, пытаясь определить, сколько внутри.

- Тогда выходим немедленно. - Он тяжело поднялся, нащупал руку Таи.

Проститься с Рейком не удалось - тот спал под действием какого-то лекарственного снадобья. Потому вскоре Иттан и Тая стояли за воротами. Запах миндальных пирожных и книжной пыли таял под ветрами верхнего города. Вечерело, и звездная ночь расстилалась над столицей.

- И куда дальше? - Тая растерянно огляделась.

- Куда угодно. Главное - не оставляй меня.

28.

28.

- И всё-таки почему ты не рассказал о себе? Почему не попросил связаться с родителями?

Высоченные дома и каменные ограды верхнего города затерялись за очередным поворотом, и неприметная парочка (мало ли бродяг околачивается в Янге) перебралась во владения средней - принадлежащей лавочникам и многочисленным конторам - части столицы. Ставни позакрывали, на двери навесили тяжелые замки. Рыночную площадь на ночь перекрывала стража. Но Тая и не стремилась пойти у всех на виду. Она выбирала самые неприметные улочки и щели.

-  Для родителей я перестал существовать в тот миг, когда гарнизон пал, - ответил Иттан. - Пойми, мой отец - не обычный вояка, он лучший из лучших. Солдаты слагают легенды о его подвигах. Король лично вручал ему награды. А тут я...

Он замолчал, но Тая не стала выпрашивать подробностей; чувствовала - сам расскажет. Душу вообще сложно обнажать перед кем-то, будь он чужаком или своим, и нельзя требовать выпотрошить её побыстрее.

- Командующий должен сражаться и погибнуть за свой отряд на поле боя, но я струсил, предпочтя сбежать, - резанул Иттан. - Для моего отца это непростительное преступление. Я должен был умереть со всеми, вот в чем дело.

- Но ты не умер. - Тая погладила ладонь Иттана, будто уверяя себя: он жив, он настоящий. Он не исчезнет, как магический шарик света, зовущийся «светлячком». - Твои родители примут тебя.

- Возможно. - В голосе появилось отрешение. - Но важны не только родители. От общественного мнения не деться, нет. Только не в столице. Дезертирство - это отпечаток на всей карьере, на всей жизни. Дезертиру не найти приличной работы. Ни одна женщина из высшего света не согласится стать его женой. - Иттан дернул плечом. - Да и бес с ней, с женщиной. Но клеймо это не смыть ничем, кроме смерти. Едва я переступлю порог дома, набегут  газетчики; люди, некогда звавшиеся друзьями, начнут обходить меня стороной. Не только меня, но и мать, и отца. Зачем жить в вечном угнетении, если можно просто признать: Иттан Берк мертв. Я кто угодно другой. И я живой.

Несправедливо. Ведь он не сделал ничего плохого. Не он убил коменданта, не он пустил подводников, не он вымаливал пощаду, пока те крушили всё подряд. Он просто спасся. И потому должен пострадать?

- Военному совету о произошедшем доложит Леневра Рене. Её сын - лучшее доказательство того, что завеса таит угрозу, и её не страшат клейма позора, - как ни в чем не бывало, продолжил Иттан, переплетая пальцы с Таиными.

-  А она спрашивала, как ты ослеп?

Его рука была такой теплой и знакомой, что Тае казалось: она помнит наизусть каждый шрам, каждую впадинку. Помнит родинку у мизинца и вздутую венку, ведущую к запястью.

Кажется, она намертво прикипела к нему. В груди сводило, если Иттан дотрагивался до Таи. Она жадно ловила его поцелуи и с нетерпением ждала, когда он прижмет её к себе. Ей нравилось, как он дышит. Просто нравилось, и всё. Это не описать словами  - только покалыванием в пальцах и сладкой судорогой, когда чье-то дыхание касается твоей шеи, и по коже ползут мурашки.

- Я честно признался, что входил в поисковой отряд и рухнул в завесу, спасая тебя. Даже если раскопают записи о назначениях, то откуда им знать, как именно меня зовут? - Тон его голоса был холоден. -  Знаешь, что ещё странно? Тогда, во время последнего боя, я начал что-то видеть. Тени, очертания - но видеть. Теперь же вновь чернота. - Он потрогал попеременно левый и правый глаз, будто уверяясь, что они до сих пор в глазницах.

- Что сказал целитель?

- Он долго осматривал меня, даже попытался уличить во лжи, - Иттан хмыкнул, - но в итоге признал: зрение утеряно. Магических причин не уловил, флер истинной силы если и был, то стерся. - Тая повторила про себя красивое слово «флер». - Глаза целые, повреждений никаких. Я просто не вижу, и всё.

Но не бывает же, чтобы человек просто так перестал видеть. Ничем не болея. Вошел в завесу зрячим - вышел слепцом. Тае хотелось топнуть ногой и прикрикнуть на богов, что посылают хорошим людям такие испытания, пока плохие здравствуют.

- Так не бывает, - вслух повторила Тая. - Мы должны найти способ! Я уверена, тебя можно излечить, иначе бы я прочитала о слепоте заранее. Подожди-ка, - она пососала нижнюю губу, вспоминая предсказание. - Ведь кое-что осталось. На твоих глазах до висков красный след как от повязки.

- Он жжется, - согласился Иттан, проведя по следу пятерней.

- Что если это и есть метка?

Тая пересказала подробно, что именно разглядела в книге. Как перебрасывала буквы, как те нехотя перестраивались, рождая новое слово.

- То есть я мог умереть, а  ограничился отметиной,  - отчего-то весело - хоть веселье это было шальным - подытожил Иттан.

- Рейк рассказывал мне, что его нога тоже покраснела. И невыносимо чесалась. А потом она загноилась.

- То есть ты думаешь, у Рейка тоже была метка? Каковы шансы, что меня ждет подобная участь?

- Не знаю, - честно призналась Тая. - Мне нужна книга.

- Найдем, - пообещал Иттан.

Ночь была прекрасна. Небо нависло над головами. Казалось, протяни ладонь, и пузатые звезды рухнут в неё горстями. Тая привычно кралась, обходя стороной фонари и горящие светом окна. Иттан ступал осторожно, но, будто привыкший к слепоте, гораздо увереннее. Реже спотыкался, почти не водил рукой - второй держался за локоть Таи - в поисках опоры.

- Никогда не думал, что столица пахнет... так, - прошептал он, шумно втягивая ночной воздух.

- Как?

Помоями, болезнью, сточными водами?

- Домом, - ответил Иттан. - Теперь, когда мне не подвластны глаза, остальные чувства будто бы обострились. И запахи стали куда глубже. Я, как бы это объяснить, - он на мгновение остановился, - гораздо лучше слышу, чувствую оттенки ароматов. Дышу полной грудью. Нелепо, да?

Они дошли до постоялого двора «У корыта». Тот пользовался настолько дурной славой, что хозяин даже гордился ей. Да-да, говорил он, вон там убили стражника, а тут двое воровских главарей раскрошили друг дружку в мясо.

Зато в «У корыта» никого не волновала внешность и род деятельности. И ещё здесь очень не любили крыс Затопленного города - потому как ошивались в основном бандиты из трущоб. На всякий случай Тая опустила голову - мало ли нарвется на знакомых, - навесила на лицо скорбную мину. Грустные всегда менее приметны - взгляд не цепляется за тех, у кого с лица стерты любые эмоции.