— Ей просто доставляет удовольствие себя изводить, — говорили добрые души.

Это удовольствие никто не собирался у нее отнимать. Никого эта старуха больше не интересовала. И никто уже не обращал внимания на черную вуаль возле автобусной остановки.

Однажды, придя на кладбище, — это было летом, — она издали заметила в своей аллее стоящую на коленях женщину в черном. Адриенна засеменила быстрее. Она почти бежала. Сердце ее отчаянно колотилось, вуаль душила ее. Запыхавшись, явилась она на долгожданную встречу. Увы! Приятельницы не было. Дама в черном оказалась молодой незнакомкой, ее отделяло от Адриенны не меньше десяти могил.

У Адриенны подкосились ноги. Она почувствовала, что летит в пропасть. И вдруг испугалась, что может умереть, не успев обрести его вновь. Нет, она была не согласна. Кое-как справившись с головокружением, она, пошатываясь, доплелась до чьей-то могилы рядом с незнакомкой. Едва она наклонилась, чтобы положить цветы, как вдруг зарыдала и повалилась на могильную плиту.

Молодая вдова бросилась к ней и участливо взяла за руку. Она подняла Адриенну, усадила ее на чужое надгробие, протерла ей виски духами и, главное, заговорила с ней. Голос у нее был сочувственный, ободряющий. Она понимает, она отлично знает, что значит потерять близкого человека. Но ведь все рано или поздно через это проходят, правда же? Надо щадить себя. Надо подумать об умершем, беречь себя ради него. Ведь если ее не станет, кто позаботится о его могиле?

Этот голос и пахнущее тонкими духами плечо молодой женщины подействовали на Адриенну умиротворяюще. Она дала себе волю, и ее избранник показался ей ближе, чем когда-либо.

— Если бы вы знали! — воскликнула она. — Огюст был лучшим человеком на земле. Такой добрый! Такой красивый! Такой нежный! Такой сильный!.. Однажды я на песке вывихнула ногу, и он понес меня на руках. Он нес меня много километров. Ему было тяжело, но он улыбался. И чтобы успокоить меня, шутил, рассказывал всякие смешные истории… Это было в Африке, в пустыне. Он был ученым и, чтобы не оставлять меня одну, всюду возил с собой. Я обожала путешествовать, он это знал… Однажды он убил льва, который едва не бросился на меня. Он спас меня… Он спас мне жизнь…

Ее бред длился часа два, потом она легла на незнакомую могилу и скончалась. Никогда не была она так счастлива, как в тот летний четверг. Никогда не говорила так свободно об Огюсте — об идеальном супруге, которого она любила.

Ее вдовство длилось меньше года, неверность убила ее. Добрые души ее осудили:

— Все-таки она своего добилась! Ездить в такую даль при любой погоде, чтобы оплакивать этого пьянчугу, — да она просто искушала дьявола. Доконала себя, и поделом!

Уцелевший

Перевод И. Кузнецовой

Рене Кутеллю

Когда ему первый раз пришла в голову мысль о катастрофе и он представил себе обвал и наводнение, его словно током ударило — он так остро ощутил свою беспомощность, что буквально оцепенел от ужаса. Он побледнел, его прошиб холодный пот, дыхание перехватило, и по всему телу пробежала дрожь, почти конвульсия.

Заметив это, сидевший рядом мужчина, солидный мужчина в шляпе, которого он никогда не видел ни до, ни после и который не мог быть ни его однокашником, ни однополчанином, схватил его за воротник, стал трясти, бить по щекам, а потом улыбнулся и сказал, что прекрасно понимает его состояние, что он, видимо, сильно переутомился и, если бы не своевременная помощь, наверняка упал бы в обморок.

Он не мог ничего возразить, ибо это была правда. Но как же ненавидел он своего незнакомого доброжелателя, как презирал! По какому праву этот субъект позволяет себе вмешиваться?

Он хорошо знал эту породу людей, которые вечно следят за выражением вашего лица, подстерегают каждую вашу мысль и, раз поймав нить, уже не выпускают ее из рук; при этом им доставляет особое наслаждение терзать вас сочувственной улыбкой: мол, кто-кто, а уж они-то вас понимают. Как бы не так! Этот тип ровным счетом ничего не понял, и тем хуже для него. Ему и невдомек, какая им грозит опасность — ему самому и всем, кто сидит и стоит рядом с ним в вагоне, всем пассажирам поезда — этого и других, которые курсируют и будут курсировать на этом участке до тех пор, пока все не полетит в тартарары. Короче говоря, жизнь тысяч людей висела на волоске. Разве этого недостаточно, чтобы человек побледнел?

Разумеется, он не стал пускаться в объяснения с соседом. Он просто встал и пересел на другое место, предоставив тому сколько угодно иронизировать по поводу человеческой неблагодарности. Кровь снова прилила к его щекам только тогда, когда поезд миновал опасное место.

На следующий день он решил было не ехать в метро. Слишком велик риск. Катастрофа могла произойти в любой момент, должна была произойти, она была неотвратима. Тоннель, конечно, держался много лет и мог держаться еще какое-то время, но своды уже пришли в ветхость. В один прекрасный день они не выдержат. Даже постройки древних римлян в конце концов ветшали, рушились и рассыпались в пыль. А между прочим, в те времена люди не позволяли себе такой неосмотрительности, как сегодня!

Однако, поразмыслив, он пришел к выводу, что, если не терять голову, можно как-нибудь спастись. В конце концов собственная гибель его не пугала. Равно как и гибель всех остальных. Главное — это сохранить хладнокровие в момент опасности.

По пути на службу он на всякий случай купил надежный молоток и сунул его в портфель, под бумаги. Молотком можно будет разбить стекло в вагоне и, если понадобится, уложить тех, кто станет ему мешать. Лучше спастись одному, чем погибнуть вместе со стадом.

В этот день несмотря на то, что в вагоне были свободные места, он решил не садиться и всю дорогу стоял возле дверей, готовый в любую минуту выпрыгнуть. Впервые он обратил внимание на пассажиров: одни — счастливые, молодые, беззаботные, другие — серьезные, старые, безучастные, третьи — рассеянные, погруженные в собственные мысли. Он с изумлением обнаружил, что, кроме него, ни один человек в вагоне не дрожит от страха, не прислушивается к стуку колес в тоннеле и никого из них не беспокоит, что с минуты на минуту они будут погребены заживо. Все они пребывали в неведении, в состоянии бездумной, безрассудной уверенности, что им ничего не грозит. Ни у кого и мысли не возникало, что им уготована участь кротов или крыс, застигнутых наводнением в норе. Эти люди вызывали у него чувство брезгливости, и он вдруг начал желать того, чего поначалу так опасался.

В тот день ничего не случилось. Назавтра тоже. Тоннель держался вопреки всему. И казалось, будет держаться вечно. Но внешность обманчива. Всех она вводила в заблуждение — всех, но не его. Уж он то не будет застигнут врасплох в день крушения.

Отсрочка была ему на руку. Она давала ему возможность как следует подготовиться. Он разыскал старую документацию, добыл проектные чертежи, изучил вдоль и поперек все схемы. Он точно обозначил на плане опасный участок, вычислил, до какого уровня может подняться вода, отметил расположение всех проходов и вентиляционных каналов. Он мог теперь рассчитать наперед каждый свой шаг в зависимости от того, в какой точке остановится состав.

Только один пункт вызывал у него сомнение: где следовало находиться ему самому, в голове поезда или в хвосте? Тут требовалось знать заранее и абсолютно точно, во-первых, направление движения, а во-вторых, местоположение поезда в тот момент, когда своды рухнут. Увы, этими данными он не располагал. Поэтому он принял компромиссное решение ездить всегда в середине — в вагоне первого класса. В этом вагоне в часы пик не было давки, и, значит, в нужную минуту он будет свободен в своих движениях. Здесь он даже позволял себе сесть, если находилось свободное местечко у окна. Расстегнутый портфель лежал у него на коленях, молоток был под рукой, так что он чувствовал себя в полной готовности.