О том, что в человеке, кем бы он ни был и чем бы ни занимался, живет мечта о прекрасном, пишет в своих новеллах и Мишель Турнье (род. в 1924 г.) — один из самых популярных, я бы даже сказала, самых модных писателей сегодняшней Франции. Как и Дотель, Турнье — сторонник традиционной реалистической формы, с неодобрением относящийся к формальному экспериментаторству, но нарочито простая форма и прозрачный язык Турнье сочетаются с восприятием и изображением окружающего, выделяющими писателя среди современных французских реалистов. Если романы Турнье отличаются беспощадной жестокостью, а представление о мире и человеке носит довольно мрачный характер, то совсем иными оказываются новеллы, в которых вдруг зазвучали теплые ноты, а отношение к изображаемому предстало в новом свете. Человек в рассказах Турнье — это уже не просто существо, руководствующееся примитивными физиологическими потребностями, как это было в большинстве его романов, — героев новелл Турнье влечет добро и красота, хотя достичь их гораздо труднее, чем, скажем, героям Дотеля, ведь взгляд на мир самого Турнье отмечен глубоким скептицизмом. В этом смысле особенно показательна новелла «Автостанция „Ландыш“», где за реалистической картиной повседневной жизни явно просвечивает второй, символический план. Турнье создает подлинную атмосферу обыденной жизни, рисуя шоферов-напарников, их каждодневный труд. В то же время автострада с ее непреложными законами, которых никто не вправе нарушить, выступает как символ общества, символ технического прогресса в капиталистическом мире: раз включив человека в свою систему, она уже не отпускает его, она враждебна ему (недаром Гастон воспринимает ее как «грохочущий бетонный ад», недаром ее отделяет от «живого» мира — мира природы и красоты — зловещая проволочная сетка). И когда Пьер, еще недавно не мысливший себя вне автострады и счастливый своим единением с ней, хочет вырваться и нарушает ее законы, автострада губит его. Так вполне реалистическая новелла Турнье оборачивается притчей о человеке в современном мире — настолько аллегоричны ее образы. Этой же теме посвящена и одна из лучших новелл Турнье «Да пребудет радость со мною». Казалось бы, вполне традиционная тема гибели художника в буржуазном обществе, профанирующем его талант, раскрывается у Турнье в несколько неожиданном ракурсе: несостоявшийся талантливый пианист, дошедший до предела падения, усмиряет толпу, только что ревевшую от восторга и хохотавшую над его нелепой и пошлой клоунадой, божественными звуками баховского хорала, и толпа затихает, потрясенная настоящим Искусством. Не следует удивляться тому, что Турнье прибегает к образу ангела-хранителя, спасающего в Рафаиле Фрикаделе человека. Ведь он пишет рождественскую сказку, хотя вспоминает об этом лишь в самом конце, в целом же эта новелла — беспощадно правдивый рассказ о том, что способно сделать с искусством общество потребления. Выходит, спасение художника, с точки зрения Турнье, возможно только в сказке? Очевидно. Но оно происходит — и это главное. Что же до сказки, то Мишель Турнье довольно часто обращается к ней. Читатель прочтет философскую сказку о любви — «Пьеро, или Что таит в себе ночь» и сказку-инициацию, как назвал ее сам Турнье, — «Амандина, или Два сада».

Обращение к жанру детской сказки, в которую вкладывается достаточно «взрослое» содержание, — традиционный прием, издавна использовавшийся во французской литературе. Однако и стилистика, и образная система, и сюжетная организация материала в новеллах Турнье убеждают в том, что это писатель в высшей степени современный, по-новому переосмысляющий опыт развития французской новеллы.

Пожалуй, еще дальше, чем Турнье, отстоит от классической традиции группа новеллистов, создающих новеллу камерную, на первый взгляд чуждую социальной проблематике и сосредоточенную на изображении внутреннего мира человека (имеется в виду только новелла реалистического направления, опыты модернистской новеллистики мы оставляем в стороне). В нашем сборнике эта тенденция представлена новеллами Кристианы Барош, Анри Тома и Женевьевы Серро. В произведениях этих писателей стремление показать человека в неожиданном ракурсе, открывающем всю сложность его натуры, находит своеобразное преломление.

Так, в новеллах Кристианы Барош (род. в 1939 г.), взятых из ее сборника «Комнаты с видом на прошлое» (1978), все внимание сосредоточено на самоосмыслении личности. Поэтому так важны для ее героев воспоминания о прошлом: вспоминая, они как будто заново проживают свою жизнь, оценивают ее и выносят приговор. Барош ставит эпиграфом к новелле «Некогда в наших комнатах» слова из песни Жака Бреля: «Ничто не забывается, мы привыкаем — вот и все».

Ничто не забывается. И когда дама в белом («Часы»), ежедневно посещающая после полудня одно и то же кафе, видит там эсэсовца, с которым, судя по всему, судьба свела ее однажды в аду Освенцима, она мстит за себя, за своих ближних, за погубленные жизни и искалеченные судьбы. Впрочем, в новелле ни о чем не говорится прямо и ничто не показано непосредственно, мы можем лишь догадываться о том, что произошло с героями в далекие годы, и о том, что происходит с ними сейчас. Однако несмотря на склонность к недоговоренности и нежелание навязывать что-либо категорически (и это тоже одна из отличительных черт современной французской прозы), Барош никогда не позволяет себе быть двусмысленной и не дает повода для разночтений.

В новелле «Часы» Барош затрагивает проблему, волнующую многих современных писателей: проблему несоответствия видимости и сущности. Ей посвящена и одна из программных новелл сборника «Комнаты с видом на прошлое», озаглавленная «Что-то внутри». Здесь писательница, пользуясь иносказаниями (речь идет о понимании произведений живописи), показывает, как важно проникнуть в суть явления, не ограничиваясь его поверхностным восприятием. В «Часах» Барош избегает такого прямого решения. Скрываясь за образом рассказчика, она как будто намеренно показывает не больше того, что может видеть он сам. В героине новеллы поначалу трудно распознать ту решительность, мужество и умение владеть собой, которые она обнаруживает по мере развития сюжета. Только внимательное наблюдение за ней открывает эти черты ее натуры. Внешне в ней ничто не меняется. И совершив акт священной мести, она как будто бы остается столь же спокойной, невозмутимой и даже несколько отрешенной от всего, что происходит вокруг.

Тема войны и преступлений нацизма, которые не могут остаться безнаказанными, которые не могут быть забыты за давностью лет, возникающая в новелле «Часы», расширяет рамки камерной тематики в новеллах Барош, придает им достаточно определенное социальное звучание.

Примечательно, что даже тогда, когда все внимание писательницы сосредоточено на проблемах нравственных, Барош великолепно воссоздает ту материальную атмосферу, в которой действуют ее герои — будь то берега Луары, захолустные уголки Бретани или маленькая живописная деревушка с чудесным озером где-то на юге Франции, — а пристальный интерес к внутреннему миру героя не мешает писательнице видеть окружающих его людей, без которых собственное его существование попросту кажется немыслимым. В этом плане особенно интересна новелла «Всегда ли равен франк двадцати су?», в которой возникает образ французской деревни, написанный с любовью и большим чувством юмора.

В новеллах Женевьевы Серро (род. в 1930 г.), известного критика, театроведа и романистки, опубликовавшей в 70-е годы три сборника рассказов, основное внимание также сосредоточено на внутреннем мире человека. Серро интересуют не житейские подробности, а пережитое, то, что находятся за привычной видимостью предметов и явлений. Ее привлекает изображение нюансов человеческих переживаний и воссоздание определенной психологической атмосферы.

Серро не заботит развитие сюжета, зачастую она безразлична к тщательной отделке образов, ее не занимают детали. Она стремится воссоздать определенную атмосферу и показать, как проявляет себя в ней человек. В новелле «Корделия» (сборник «24 кубических метра молчания», 1976) это некоммуникабельность и даже враждебность двух миров — мира взрослых и мира ребенка. Конфликт обозначен уже в начале новеллы: «В это воскресенье им хватало своих дел…» У взрослых свои занятия, не имеющие к мальчику, герою новеллы, никакого отношения. В новелле нагнетается ощущение тоски, одиночества маленького человека в чуждом и непонятном ему мире: бессмысленная езда по улицам незнакомого города, дядюшка, не знающий ни слова по-французски, безрезультатные поиски ветеринара для больной собаки, которые — в этом ребенок убежден — ни к чему не приведут. Но ребенок не может не реагировать на всю эту странную бессмыслицу, и он реагирует — по-детски жестоко и по-детски непосредственно. Ряд деталей подчеркивает, что мальчик и сам сознает тяжкий смысл им содеянного: он пытается «стереть» со своего лица взгляд собаки, раздирает гвоздем рану на коленке и с удивлением замечает, что после его поступка ничто не изменилось. Но он должен был как-то нарушить тягостное течение времени — и вот он проявил себя как мог… В рассказе бросается в глаза нарочитая отстраненность автора от изображаемого, и даже ребенок, глазами которого мы видим окружающее, показан с определенной дистанции и вне какого-либо к нему отношения.