Гонконг полностью зависит от импорта нефти, продуктов питания и бытовой техники. Однако он процветает именно потому, что жители импортируют все это из других стран. На почти полностью свободном рынке Гонконга практически каждый товар в мире может дойти до покупателей без налоговых сборов. Американцы, которые путешествуют за границей, бродят по магазинам «дьюти фри» в аэропортах, чтобы купить товары без пошлин. А Гонконг – это целый «дьюти фри» остров, и его высокопродуктивные жители обменивают плоды своего труда на изобилие всего остального мира.
В Гонконге – богатом обществе трудолюбивых людей с бесконечными потребностями – огромный «торговый дефицит». Экономисты не одобряют «торговый дефицит», однако Гонконг – это их идеал. Как объяснить эту загадку? Во-первых, государства не занимаются торговлей. Этим занимаются отдельные люди. США – первая экономика мира, и у нее огромный ежегодный «торговый дефицит», но «США» не занимаются торговлей. Торгуют люди, живущие в США. Средний уровень доходов американцев один из самых высоких в мире, и вследствие этого они сами – ненасытные потребители.
Экономика – это то, что касается личности. Если мы рассмотрим идею «торгового дефицита» на индивидуальном уровне, мы увидим: то, что кажется экономически дестабилизирующим, на самом деле приносит выгоду. В моем случае я продаю «излишки» своим работодателям – Forbes, RealClearMarkets, Toreador Research & Trading. Они больше покупают у меня (мой труд), чем я у них. Но затем я забираю «сальдо» (свою зарплату) и оплачиваю жилье, одежду и еду. Я поддерживаю постоянный торговый дефицит с моим арендодателем, магазином одежды и продуктов. Беспокоит ли меня, что в моих коммерческих взаимоотношениях с продуктовым магазином я только покупаю, а магазин только продает? Конечно нет. Мой торговый дефицит – это мое вознаграждение за производство. Некоторые предпочитают сохранять излишки, но, как мы увидели, сбережения никогда не уменьшают общественное потребление. Они просто, будучи положенными на банковские депозиты, передают возможность потреблять другим людям или переходят к бизнесу, которому нужны средства для развития, в виде займов тех же самых банков, или, что не менее важно, оказываются на счетах по вкладам с процентами, брокерских счетах и т. д. В любом случае излишек и дефицит уравновешиваются.
Давайте поднимем этот анализ на один уровень выше индивидуального. Нью-Йорк – один из самых богатых городов мира. Здесь живет больше миллиардеров, чем где-либо еще на земле. Как сказал когда-то писатель Кен Аулетта: «Для тех, кто наделен талантом, этот город – решающий экзамен»{206}. Торговый «дефицит» Нью-Йорка огромен, потому что его жители «импортируют» большую часть того, что они потребляют, со всех концов США и остального мира. Когда-то город был заполнен фабриками, но производители уже давно покинули его. Бывшие фабрики – это роскошные лофты и рестораны для богатых ньюйоркцев.
Кремниевая долина соперничает с Нью-Йорком по числу миллиардеров и уровню торгового дефицита. Хотя люди покупают продукцию Apple, Intel, Oracle, заводы, на которых производится эта продукция, находятся в других странах. Несмотря на очевидный недостаток производства, обитатели Кремниевой долины, как и жители Нью-Йорка и Гонконга, прекрасно без него обходятся. Почему? Газеты регулярно выходят с пугающими заголовками о торговом дефиците, хотя богатые люди живут в условиях огромного торгового дефицита. Где же объяснение? Ответ гораздо проще, чем кажется.
Импортирование обуви из Италии, телевизоров из Японии и бананов из Гватемалы называется «торговлей», но продажа акций американских компаний иностранцам называется «иностранными инвестициями». Здесь и кроется разгадка бесполезной бухгалтерской абстракции, которая называется «торговым дефицитом». На самом деле такого явления просто не существует. Говоря проще, мы можем покупать эту обувь, телевизоры и бананы из других стран потому, что США каждый день получает огромный приток иностранных инвестиций, благодаря покупке акций американских инновационных компаний. Мы экспортируем акции наших ведущих компаний, а в обмен на эти акции импортируем вещи, которые производит остальной мир. Так формируется торговый баланс.
Вот в чем вся прелесть свободной торговли. Технарь из Кремниевой долины не должен волноваться о фасоне костюмов, как и финансист из Нью-Йорка или Гонконга. Эту работу они предоставляют выполнять портным из Лондона, и их возможность выносить пошив костюмов «на аутсорсинг» означает, что они могут максимально эффективно использовать свое время для работы над программным обеспечением. Более того, финансисты из Нью-Йорка и Гонконга могут тратить свое время на поиски финансирования, необходимого для реализации идей разработчиков программного обеспечения на рынке.
Инвесторы ищут таланты, поэтому неудивительно, что в богатых местах возникают «торговые дефициты». Но «дефицит» в торговле – признак того, что инвесторы придают большое значение работе, которую делают в Кремниевой долине, Нью-Йорке и Гонконге. Они имеют возможность много «импортировать» как раз потому, что могут «экспортировать» акции компаний, которыми владеют или на которые работают.
Говоря о торговле, не следует забывать о здравом смысле. Улицы Нью-Йорка полны магазинов и бутиков, продающих товары самых известных брендов в мире, а витрины магазинов в центре Детройта заколочены досками. Производители товаров и услуг отправляют свои товары в Нью-Йорк не потому, что они бедны, а наоборот.
Как пишет Роберт Бартли в книге «Семь тучных лет»: «Настоящая загадка: зачем нам вообще эти цифры? Если бы мы собирали похожую статистику в пределах Манхэттена, обитатели Парк Авеню ночей бы не спали от беспокойства о своем торговом дефиците»{207}. Действительно. Жители Нэшвилла не уделяют никакого внимания торговому «балансу» с Сиэтлом, равно как и торговому «балансу» с Шанхаем. Вся торговля сбалансирована. Торговый «дефицит» с близкими и далекими производителями – это награда за производительность каждого из нас.
Глава пятнадцатая
Сравнительное преимущество: мог ли Леброн Джеймс играть в НФЛ?
…Мы не должны забывать о том, что товары в итоге всегда покупаются за товары. Нам выгоднее использовать наши производительные силы не в тех отраслях, где иностранцы нас превосходят, а там, где мы превосходим самих себя, а на произведенный продукт покупать нужное у других…
Жан-Батист Сэй[33]. Рассуждения о политической экономии Форвард клуба Cleveland Cavaliers Леброн Джеймс – сегодня лучший баскетболист в мире. Девять раз входил в первую сборную всех звезд НБА, четырежды признавался самым ценным игроком НБА, он двукратный олимпийский чемпион и двукратный чемпион НБА. Джеймс – это современный Майкл Джордан. Если смотреть еще дальше, он – Оскар Робертсон или Элджин Бэйлор современной НБА.
При росте 203 см и весе 113 кг Джеймс обладает сложением, координацией и прыгучестью, которые могли бы сделать его успешным принимающим игроком Национальной футбольной лиги. Многие профессиональные футболисты говорили, что Джеймс мог бы играть в НФЛ и даже стал бы звездой{208}. Чаще всего идеальной для него позицией называют тайт-энд (третий крайний от центра в линии нападения). Но если бы Джеймс вложил свой талант в НФЛ, это нарушило бы экономический принцип сравнительного преимущества. Вероятно, Джеймс может играть в НФЛ, но ему пришлось бы заплатить за это своим титулом лучшего баскетболиста в мире.
С точки зрения одного только заработка, это никчемная идея. Роб Гронковски, один из лучших тайт-эндов НФЛ, зарабатывает примерно $9 млн в год{209}. Джеймс, которому, по мнению некоторых, недоплачивают, зарабатывает $19 млн в год за то, что он лучший{210}. Конечно, сравнение с Гронковски подразумевает, что Джеймс занял бы лидирующую позицию среди тайт-эндов. Двадцать пятый в списке самых высокооплачиваемых тайт-эндов – Брэндон Петтигрю зарабатывает $1,2 млн{211}, а многие другие и того меньше.
