Алекс отвернулась в сторону.

– Да, наверное, по-своему они меня любили, – сказала она скорее себе самой.

– Я просто уверена, что любили, и мы должны быть им благодарны за это. Мы ведь обе знаем, какое прекрасное воспитание ты получила.

Алекс кивнула.

– По крайней мере, мне было намного лучше, чем большинству детей, с которыми мне сейчас приходится иметь дело.

Анна пристально посмотрела на нее.

– Ты думаешь об Отилии? – тихо спросила она.

– Не только, но и о ней тоже. Ты видела ее, ты почувствовала, какая она, и ты понимаешь, что, несмотря ни на что, я не могу просто так бросить ее и уехать. В данный момент я не могу оставить ее одну даже на две недели.

– Разумеется, – согласилась Анна. – Но до Рождества далеко. И опять-таки, она не твой ребенок. И рано или поздно, как только ты разберешься, что там происходит…

– Ей три года! Если она вынуждена терпеть надругательства, о которых я подозреваю, непоправимый вред ее физическому и психическому здоровью уже нанесен. Так что же мне, по-твоему, делать? Оставить ее на попечение посторонних лиц, чтобы затем ее судьбу передали в случайные руки? Понимаешь, у нее нет других родственников, кроме отца с матерью. Во что превратится ее жизнь, если она начнет кочевать из одной приемной семьи в другую? По крайней мере, пока я здесь, я регулярно бываю с ней, я придаю ее жизни некое подобие стабильности, а может, даже смысл всему ее существованию. С моим «вторжением» в ее жизнь у нее появился кто-то, кто любит ее и проявляет о ней заботу.

Анна пристально посмотрела ей в глаза.

– Я все понимаю и никогда не стала бы отрывать тебя от нее, – серьезно произнесла она. – Я лишь хочу сказать, что у тебя есть своя жизнь. И, пожалуйста, не забывай об этом.

В последующие дни, по мере того как они все ближе узнавали друг друга, они открывали друг в друге общие вкусы и симпатии и даже сходство во внешности. Алекс поймала себя на том, что проникается к Анне доверием, а возможно, и к самой себе. Ей действительно нечего опасаться, твердила она себе. Анна разыскала ее в Англии без всякой задней мысли, лишь затем, чтобы она снова обрели друг друга. Вернувшись в Новую Зеландию, она не забудет тотчас же об Алекс. Что касается личных планов Алекс, то ей лучше не спешить с принятием решений относительно своего будущего.

Единственные действительно серьезные трения между ними – если это можно так назвать – возникали из-за Отилии. Будь они по-настоящему близки, как то обычно бывает между матерью и дочерью, дело могло бы дойти до ссоры. Хотя Анна и старалась не отзываться критически о привязанности Алекс к своей подопечной, она считала своим долгом время от времени напоминать дочери, чем та рискует, впуская Отилию в свою жизнь.

– Ты приехала сюда ради того, чтобы поучать меня? – не выдержала однажды Алекс, вернувшись домой от Уэйдов, где у нее состоялся очередной бесплодный разговор с Эрикой Уэйд. – Я бывала в таких ситуациях не раз, так что не нужно из-за меня переживать.

– Я же не нарочно. Это получается само собой. Я вижу, Отилия многое для тебя значит, и мне бы не хотелось, чтобы в конечном итоге ты осталась с разбитым сердцем.

– Тебе следовало бы подумать об этом двадцать пять лет назад! – вырвалось у Алекс.

Анна густо покраснела. Видя, что попала в самое уязвимое место, Алекс устыдилась своей несдержанности.

– Я как-нибудь сама справлюсь, – пробормотала она. – Давай лучше оставим эту тему.

Анна не стала возражать – не хотелось доводить дело до серьезной ссоры. Правда, с того момента она неизменно старалась составить Алекс и Отилии компанию, чтобы убедиться, насколько далеко зашла привязанность дочери к этой кудрявой малышке.

Одержимость Алекс Отилией продолжала ее тревожить. И хотя у них с Алекс все еще случались размолвки по этому поводу, постепенно Анна начала проявлять большее понимание. Нет, она и раньше понимала, что, работая с детьми из неблагополучных семей, трудно оставаться равнодушным к их бедам. В случае с Отилией это было просто невозможно. Девочка была такая милая, такая ласковая, а главное, рядом с Алекс ее глаза лучились таким неприкрытым чистым счастьем, что Анна начинала понимать – устоять и не поддаться очарованию невозможно. Как можно упрекать в этом Отилию, если дома, по всей видимости, ее уделом было родительское равнодушие, а может, даже вещи пострашней.

Впрочем, похоже, в последнее время с ней не случалось ничего такого, что несколько недель назад вынудило ее искать спасения на заднем сиденье машины Алекс. Поняла Отилия и то, что Алекс не сможет брать ее с собой, если она всякий раз, возвращаясь домой, будет плакать. И все же их расставания не обходились без слез. Когда же Алекс на прощанье целовала Отилию, глаза девочки были полны отчаяния. При виде этой сцены у Анны всякий раз разрывалось сердце.

Однажды, когда у Алекс не было других дел, они с Анной решили съездить проведать Хелен Дрейк. Однако, когда Анна на всякий случай позвонила, чтобы предупредить о приезде, старушка попросила ее не беспокоить.

– Я рада, что вы нашли друг друга, – сказала она, – и я желаю вам только самого лучшего, но что касается меня, я бы предпочла, чтобы все оставалось по-прежнему.

Анна, хотя и была задета этим отказом, настаивать не стала. Вместо этого она попросила Алекс съездить вместе с ней на кладбище в Темпл-Филдс, где были похоронены четверо близких ей людей. В свою очередь, Алекс поведала ей о своих визитах на кладбище, о том, как, приезжая туда, она нередко видела на могиле букетик цветов. Узнав об этом, Анна тотчас же отправилась в церковь сделать щедрый благотворительный взнос. Для нее это был единственный способ отблагодарить того, кто взял на себя уход за могилой. После этого они съездили в Эксмур, где был похоронен приемный отец Алекс, а также его родители. День был промозглый, пасмурный, но они сидели на скамье, глядя на укутанную туманом пустошь, и разговаривали о добром викарии. Временами у обеих возникало ощущение, что он незримо присутствует при их беседе.

Позднее, в теплом уютном пабе, где в старом камине ярко пылали поленья дров, Анна рассказала Алекс все, что помнила, про Найджела, начиная с самой первой их встречи в небольшой галерее в Кестерли. Оба внезапно ощутили мощное взаимное притяжение, которому было невозможно противостоять. А какой радости и гордости был исполнен Найджел, когда впервые взял на руки дочь – тогда еще Шарлотту! Алекс слушала ее рассказ в смятении чувств – ей было грустно и больно от того, что она его почти не помнила, и страшно, стоило ей представить последние мгновения его жизни.

В тот день никто не должен был умереть. И все-таки они умерли, причем страшной, мучительной смертью. При мысли об этом у Алекс сжималось сердце.

На следующее утро они забрали Отилию из садика и взяли ее с собой прогуляться по загородному лесопарку. Здесь для детей были устроены разного рода препятствия, которые нужно было преодолеть: качели, лазилки и прочие игровые аттракционы. Алекс подумала, что Отилии вряд ли захочется покачаться на качелях из автомобильных покрышек, поскольку она как-то раз свалилась с них, однако, к ее удивлению, Отилия была не прочь попробовать еще разок. Более того, она пришла от качелей в полный восторг и залилась счастливым смехом. Анна и Алекс не смогли удержаться и расхохотались в ответ.

Алекс насторожило другое: отъезжая от дома на Норт-Хилл, она заметила в окне второго этажа личико Отилии. Девочка смотрела им вслед. В ее глазах застыло такое одиночество, такая печаль, что даже Анна не могла избавиться от чувства, что они предают ее.

На следующий день к Алекс в гости приехали Габи и тетя Шейла. И, как и надеялась Алекс, нескольких минут знакомства с Анной оказалось достаточно, чтобы от их подозрений, что перед ними самозванка, преследующая свои корыстные цели, не осталось и следа. Габи, как за ней водится, «грузила» ее рассказами про собственное детство, как будто Анне это было гораздо интереснее, нежели услышать про детство Алекс. С другой стороны, Шейле хотелось как можно больше узнать про семью Анны в Новой Зеландии, про то, насколько тамошняя жизнь отличается от здешней. Анна с радостью развлекала ее рассказами, Шейла же то смеялась, то удивленно качала головой.