— Понятно, — протянул Лоусон. Он сложил бумагу и провел пальцами по ее шершавой поверхности. Пятна, похоже, появились от грязной воды. Скорее всего, болотной. Он был уверен, что на карте Луизианы обнаружит поселение Сан-Бенедикта — небольшой городок, чьи рыболовные пирсы канули в мутную неизвестность. А Ноктюрн?.. Ах, да… музыка ночи.

Толливер принес напитки на черном лакированном подносе. Лоусон поощрил его серебряным долларом. Когда Толливер оставил собеседников, Лоусон вытащил из внутреннего кармана небольшую красную бутылочку, откупорил ее и влил порцию густой темно-красной жидкости в свой напиток.

— Мой секретный ингредиент, — пояснил он, заметив любопытный взгляд Кингсли, однако тот больше ничего не сказал. Лоусон вновь закупорил бутылку, убрал ее и приподнял свой стакан. — За то, чтобы дело пошло в руку. И за его успешное завершение.

— Господь да поможет моей дочери, — пробормотал Кингсли и отчаянным движением осушил свой стакан до дна.

— Господь, похоже, отказался от идеи посещать этот вестибюль сегодняшней ночью, — хмыкнул Лоусон, сделав глоток своего эликсира. — Зато здесь есть я, — он чуть размешал свой напиток в стакане, с интересом наблюдая за тем, как на стенках остаются темно-красные узоры причудливых форм. — Вам знакомо это имя? Кристиан Мельхиор.

— Нет. А вам?

— Нет. Но, так или иначе, он, похоже, знает меня.

Разумеется, у них были шпионы повсюду. Они знали, где его найти, для этого даже не пришлось особенно напрягать воображение. В конце концов, в этой игре в «кошки-мышки» Тревор Лоусон скрывался куда как менее тщательно, чем они.

— Вы сказали в своем письме, что ваша дочь была похищена по дороге в театр? Кажется, вы сказали, что в своем экипаже она была одна?

— Да, все верно.

— Похищение состоялось после заката?

— Да. Шериф считает, это произошло около восьми вечера. Ева опаздывала. Она должна была встретиться с двумя своими друзьями в Армитаже.

— Шериф не знает о письмах Кристиана Мельхиора, я правильно понимаю?

— Не знает, — сокрушенно покачал головой Кингсли. — После того, что он написал… я просто не осмелился.

— Хм, — Лоусон сделал еще один глоток красного напитка для укрепления духа. — Это к лучшему, я думаю. Не сомневаюсь, что мисс Ева может попасть… скажем так… в затруднительные обстоятельства, если вы ослушаетесь его инструкций.

— Я не понимаю… — растерянно пробормотал Кингсли, уставившись в пол, и Лоусон догадался, что сейчас услышит, еще до того, как напуганный похищением дочери мужчина заговорил. — То, что какой-то ублюдок — кем бы он ни был — похитил мою дочь… это ужасно, но по-настоящему странно здесь даже не это, а то, что он просит меня добраться до вас и отправить именно вас для уплаты выкупа. И почему именно шестьсот шестьдесят шесть долларов в золоте? Я так понимаю, вы тоже потребуете весьма не иллюзорную плату?

— Мои услуги будут стоить вам две тысячи долларов, — ответил Лоусон.

— Ах! То есть, вы понимаете, отчего мне кажется… простите, если обижу вас… но понимаете, отчего мне кажется, что вы замешаны в этом несколько больше, чем говорите?

— Я понимаю, — Лоусон выдержал паузу, позволив этим словам осесть в течение нескольких секунд, пока делал очередной глоток и затягивался сигарой. С выдохом он выдул дым в сторону газовой лампы.

— Вот, что я вам скажу, сэр, — продолжил Лоусон, спокойно выдерживая взгляд пылающих глаз Кингсли. — Я ничего не знаю о похищении вашей дочери. Единственное, что мне известно, так это… что этот Кристиан Мельхиор жаждет меня, и он использует вашу Еву как средство. А теперь… я мог бы сказать, что не поеду в Ноктюрн — где бы он ни находился — и не повезу туда ваш выкуп, а вместе с ним и себя к некоему подозрительному субъекту, который меня там ждет. Для меня, я полагаю, это было бы безопаснейшим из решений. И тогда, вероятнее всего, вы никогда больше не увидите свою дочь. Но, — он небрежно пожал плечами. — Я, возможно, именно тот, кем меня назвали в этом письме. Авантюрист. А также я страшно любопытен, и, как и любому из нас, мне нужно чем-то оплачивать счета. Поэтому вместо разумных вещей я скажу вам следующее: я поеду в Ноктюрн, доставлю туда ваш выкуп и, более того, сделаю все возможное, чтобы вернуть вашу дочь домой в целости и сохранности.

Для Лоусона было очевидно, что на деле никто не возвращается в целости и сохранности после того, как побывает в лапах Темного Общества, но он пока не хотел озвучивать Кингсли этих мрачных перспектив.

— Я полагаю, у вас с собой портрет Евы, который я просил вас привезти? — он подождал, пока Кингсли кивнет. — Тогда, если вы также принесете необходимую сумму и оставите все здесь для меня утром, завтра после захода солнца я заберу их и отправлюсь в путь.

— Хорошо, — Кингсли все еще выглядел ошеломленным, но, пожалуй, человек, чья младшая девятнадцатилетняя дочь была украдена по пути в театр, мог себе это позволить. — Но я должен спросить… что вы имели в виду, говоря, что этот человек жаждет вас? При том, что вы сказали, будто не знаете его.

— Я знаю его породу, — был ответ.

— И что это за… порода?

— Злая до самых костей, — повел головой Лоусон. — Возвращайтесь в свой отель и отдохните. Судя по вашему виду, вам это необходимо. Принесите то, что я попросил. А затем садитесь на поезд и отправляйтесь домой. Мне сможете заплатить, когда я верну вам Еву.

— Разве вы не хотите получить хотя бы половину оплаты?

— Нет, — глупо было объяснять, что если ему не удастся вернуться из Ноктюрна, эти деньги ему никак не пригодятся. Он поднялся, снял с настенного крюка свою шляпу и надел ее. Одним финальным глотком он прикончил свой напиток. — Я провожу вас, сэр.

На Конти-Стрит в мокром ночном воздухе витали ароматы сассафраса и кофе. Прямо напротив располагалась кофейная лавка Сэма Бордайна, которая в этот час работала активно, перемалывая и обжаривая бобы. Во всех направлениях по улице катили повозки и вагоны. В окнах мелькал свет, на балконах верхних этажей стояли фигуры, наблюдая за дождливым копошением ночной жизни города.

Лоусон с клиентом стояли под красным навесом над парадной дверью отеля «Святилище», глядя на то, как мимо во все стороны снуют люди, лошади и экипажи.

— Спасибо, — выдавил, наконец, Кингсли, протягивая Лоусону руку. Тот пожал ее и заметил, что Кингсли немного вздрогнул. Ночь была теплой, но рука Лоусона казалась очень холодной. Возможно, именно поэтому он постарался как можно быстрее убрать свою ладонь от ладони напуганного человека, чтобы при этом не показаться грубым.

— Возможно, мне не стоило соглашаться на это, — добавил Кингсли, неосознанно начав тереть свою руку, которую только что уколол холодок. — Но разве у меня был выбор?

— Не было, — ответил Лоусон и при этом не солгал.

Кингсли кивнул. Лоусон в еще раз потянул сигару, выпустил дымовое кольцо в воздух и окинул взглядом улицу. Он поймал быстрый взгляд некой фигуры справа, и фигура эта постаралась спешно скрыться за углом на пересечении Конти- и Ройал-Стрит. Это был высокий худощавый человек в шляпе-цилиндре и длинном черном пыльнике. Черты лица незнакомца идентифицировать не удалось.

— Расскажите мне — рискнул спросить Кингсли, и на его лице отпечаталось выражение глубокой личной боли в смеси с профессиональным замешательством. — О вашей визитной карточке. Почему на ней говорилось: «Я путешествую по ночам»?

— Привычка, — это был взвешенный ответ. Взгляд Лоусона обратился за угол и снова наткнулся на фигуру в пыльнике и цилиндре, которая двинулась было вперед, но теперь снова попыталась скрыться.

— Определенное состояние моей кожи не позволяет мне наслаждаться солнечным светом. Я страдаю этим уже не первый год, так что попривыкнуть успел, — он слегка улыбнулся, скрываясь в облаке дыма и понимая, что сейчас кажется чрезвычайно бледным, несмотря на жилистое телосложение, а ажурный узор мелких синих вен на его висках теперь особенно бросается в глаза собеседнику.