Чиновники, армия и купцы играли главную роль в распространении идей и обычаев на территории державы. Ахеменидские правители сами были смешанного происхождения и, как кажется, космополитами по мировоззрению. Ко двору царя царей охотно приглашали греческих врачей, финикийских мореходов и вавилонских астрономов. Если верить античным авторам, персидские монархи пытались, хотя обычно безуспешно, привлекать к себе на службу многих знаменитых греческих ученых и философов, обещая им большое жалование. Мы не имеем здесь возможности говорить о Платоне, его отношении к Востоку и влиянии, оказанном им на страны Востока.
На строительстве дворцов персидских царей работали ремесленники — представители всех народов империи. Их трудом создавался стиль архитектуры ахеменидского времени, архитектуры придворной, как и ахеменидское искусство в целом, монументальной по размерам и внушительной в деталях. Наиболее примечательной чертой этой архитектуры следует, видимо, считать не высоту колонн или композиционную сложность рельефов, украшавшихся к тому же инкрустациями и росписями, а прежде всего использование пространства. Персы внесли в архитектуру конструкцию крупных сводов и эффективную планировку обширных площадей. Применение в строительстве гигантских ливанских кедров, участие в сооружении царских дворцов лучших мастеров из всех областей державы, наконец, наличие огромных богатств позволяли персам возводить здания «имперского» масштаба, и они использовали эти возможности должным образом. Стрельчатые арки и своды появляются в Персии лишь позднее, но традиция планировки огромных помещений и возведения крупных перекрытий имела большое значение для дальнейшего развития персидской архитектуры.
Ахеменидская империя была единственной подлинной империей, а персидский царь — единственным настоящим царем не только в представлении греков, но, очевидно, и для жителей Индии. Мы уже отмечали традиции ахеменидского протокола и стиля царских надписей в Индии времен династии Маурья, прежде всего в период Ашоки, наиболее выдающегося представителя этой династии. Следует упомянуть также о письме кхароштхи, широко распространившемся в Северо-Западной Индии. Это письмо является по происхождению арамейским, а арамейский язык был lingua franca империи Ахеменидов. Об искусстве эпохи Маурья известно немногое, но персидское влияние и здесь ощутимо, например, в капителях колонн, имеющих форму опрокинутых колоколов или снабженных изображениями животных. Контакты Индии с Западом существовали, несомненно, еще до Александра Великого.
Персидское влияние в западных областях державы также было значительным, причем наиболее заметно это влияние проявлялось в Армении и Каппадокии. Вряд ли будет слишком смелым предположение о том, что культурная «иранизация» армян началась уже при Ахеменидах и затем продолжалась в парфянское время. Религиозные верования и обряды в Армении были теми же, что и у мидян и персов; наибольшей популярностью пользовались культы Митры и Анахиты (Страбон, XI, 532). Хорошо известно об иранских словах в армянской лексике. Большинство этих заимствований относится ко времени после падения Ахеменидов (заимствования из парфянского и других среднеиранских диалектов), однако фонетический облик некоторых слов может указывать на их проникновение в армянский в более ранний период, например, t’agawor «царь» или partez «сад». Во многих случаях трудно установить, имеем ли мы дело с заимствованием ахеменидского времени или с более поздним, что связано прежде всего с архаичным характером значительной части парфянской лексики 3.
На территории Каппадокии иранское влияние может быть прослежено главным образом для послеахеменидского периода. Оно сказалось в ономастике (имена правителей) и в религиозных обрядах, о которых сообщают античные авторы. Каппадокия была страной, где скрещивались культуры греков и персов; позднее она стала важным центром христианской мысли. В меньшей степени это относится к Анатолии, но в IV в. до н. э. путь эллинизма на Восток пролегал через Анатолию.
Евреи и Израиль вели себя довольно спокойно при Ахеменидах, несмотря на то, что и на них распространялось влияние персов. Решающую роль здесь играло то, что Кир освободил иудеев из вавилонского плена, разрешил им вернуться на родину и приказал восстановить Иерусалимский храм, что и было сделано около 515 г. до н. э. Именно при персидском владычестве тора стала законом Израиля; это произошло, по-видимому, в тот же период и примерно в тех же условиях, что и кодификация или пересмотр законов в Египте и в других областях империи. В библейских книгах Эзры и Нехемии мы находим многочисленные свидетельства контактов с двором царя царей. Некоторые исследователи связывают возникновение нового иудаизма с ахеменидским периодом, когда соблюдение Закона стало общеимперской нормой. Проблема персидского религиозного влияния на иудаизм и христианство весьма сложна, однако можно говорить о способности к восприятию, если не о прямом влиянии многих сторон вероучений. Такие представления, как «святой дух» и «ангел мудрости», появляющиеся в иудаизме после вавилонского плена, могли быть навеяны иранской ангелологией или атрибутами Ахура Мазды. Наиболее сильно иранское влияние, очевидно, сказалось в дуализме добрых и злых духов, отчетливо выступившем в иудаизме в ахеменидское время. В апокрифических книгах это влияние более заметно, чем в Ветхом Завете; само представление о сатане могло быть заимствовано из Ирана. Немало интересного содержится в гипотезах о возможных влияниях в области эсхатологии, представлении о времени и других сторонах иудаизма, однако доказательств непосредственных заимствований такого рода пока не предъявлено. Иудейские общины, оставившие свитки Мертвого моря, существовали позднее, и круг проблем, вставших в связи с их изучением, достаточно широк 4.
Следует упомянуть еще об одной характерной черте персидского владычества, которая проявляется особенно четко при сравнении с Грецией. Эта черта, быть может, яснее всего выступает в ответе Гидарну, сатрапу Западной Анатолии, который выражал недовольство по поводу отказа спартанцев поступить на службу к царю царей. Спартанцы отвечали так (Геродот, VII, 135): «Гидарн, советы, которые ты нам даешь, лишены мудрости. Ты знаешь только о том, что тебе кажется приемлемым, но не знаешь того, с чем ты убеждаешь нас расстаться. Ты понимаешь, как быть рабом, но ты ничего не знаешь о свободе, будь она горькой или сладкой. Если бы ты испытал свободу, ты советовал бы нам драться за нее не только копьями, но и топорами». Мы встречаемся с этим представлением о свободе как об естественном состоянии для греков и в словах Демарта, бывшего спартанского царя, который бежал к Ксерксу и участвовал в персидском походе против Греции. Обращаясь к Ксерксу, Демарт говорил о доблести и храбрости спартанцев и добавил (Геродот, VII, 104): «Хотя они и свободны, но не полностью свободны. Их господин — закон, которого они боятся гораздо сильнее, чем твой народ боится тебя». В этих словах содержится намек на те качества, которые определили величие Греции.
Notes:
J. Нагmalla, A recently discovered Old Persian inscription,— AAASH, t. II, 1953, стр. 1—16.
В документах из Элефантины написание hrzmy отмечено в письме 6, стк. 2, Ь-rzmij’ в письме 8, стк. 22, см.: A. Cowley, Aramaic papyri, стр. 16, Следовало бы ожидать форму с вавом после /i (*hwrzm-).
[Ср.: R. N. Frye, Continuing Iranian influences on Armenian,— «Yad- 174 Name -ye ‘IranT-ye Minorsky», Tehran, ‘1969, стр. H—10].
[Ср • R N Frye, Iran und Israel,— «Festschrift fiir W. Eilers», Wiesbaden,» 1967, стр. 74-84; R. N. Frye, Problems in the study of Iranian religions,—«Religions in Antiquity. Essays in memory of E. D. Goodenough», Leiden, 1968, стр. 588—589.}
Глава IV. Внешний Иран
Александр Великий и его наследие
Завоевание ахеменидской державы Александром и последовавшее за ним образование эллинистических государств — самое значительное событие в истории Ближнего Востока. Это событие в определенном смысле знаменует собой конец древней истории и начало новой эры — эры культуры, обычно называемой эллинизмом. Конечно, сам эллинизм это тоже лишь переходный этап к римскому миру. Эллинизм можно было бы считать явлением собственно греческой истории, но влияние его оказалось настолько широким, что последствия завоевания Ирана Александром приходится рассматривать как часть исторического наследия этой страны. Для Ирана Александр означал конец эпохи могущества и начало эры иноземного владычества и раздробленности. К сожалению, немногое известно о столетиях, отделяющих Александра Великого от возвышения династии Сасанидов; источники, в основном греческие, относящиеся к этому периоду, очень малочисленны. Тем не менее ясно, что в Иране в этот период произошли важные перемены, и наша задача — попытаться проследить их.
