Во время обеда в трактирном зале "Пиренейского льва" посетителей было больше, чем накануне вечером. Особенно шумела компания студентов за одним из столов. Они ели, пили и шутили в обществе разряженных молодых женщин, громко смеявшихся их шуткам. Кто-то сделал им замечание, на что один из студентов беззлобно откликнулся:
- Но мы же писцы! Разве вы не знаете, что красивые женщины и доброе вино - возлюбленные всех писцов!
Его товарищи зашлись в гомерическом хохоте, будто никогда не слышали ничего остроумнее. Энрике переглянулся с братьями и недоумевающе пожал плечами.
Через несколько дней Хосе и Энрике, удовлетворенные результатами переговоров с местными овцеводами и шерстяниками, объявили Алонсо, что он может сделать передышку и заняться своими книжными делами. Владелец гостиницы разузнал, где находится типография Антонио де Небрихи, и Алонсо отправился туда не без душевного трепета. Ему предстояло увидеться с человеком, который первым в Кастилии использовал наборные станки для издания книг методом Гуттенберга. И с человеком, предложившим новейший способ классификации грамматических объектов. Причем это был один и тот же человек.
В типографии было шумно и пахло краской. Алонсо спросил у мастера-печатника в синем фартуке, где найти хозяина типографии.
- Кто его спрашивает? - поинтересовался мастер.
- Меня зовут Алонсо Гардель. Я ненадолго прибыл из Кордовы. Имею отношение к книжной торговле в Андалусии.
- Сеньор Небриха сегодня работает в университете, - пожал плечами печатник. - Вы договорились с ним о встрече?
- Нет, мы еще не знакомы. Я хотел бы обсудить с ним один вопрос, который может представить для него интерес.
- Тогда приходите в четверг. По четвергам дон Антонио обычно бывает здесь. Если у него будет свободная минута, он, возможно, согласится поговорить с вами.
Поблагодарив и направившись к выходу, Алонсо увидел еще одно помещение, где вместе с работниками типографии стояли несколько посетителей. Судя по всему, это были покупатели. Решив, что в такой компании он не привлечет к себе лишнего внимания, Алонсо вошел туда.
Пройдя мимо чернокожей девочки-подростка (видимо, это была служанка, присланная кем-то за заказом), он остановился возле молодого человека, разглядывавшего раскрытую книгу на столе. Это был какой-то латинский трактат о лечебных свойствах растений. Рядом с ним лежали в коробке отлитые из металла выпуклые буквы. Ими набирались строки, которые с помощью специального пресса, стоящего в том же помещении, оттискивались на бумаге.
- Я вижу, вам очень хочется взглянуть на этот текст. Нисколько не возражаю, - улыбнулся молодой человек, заметив, как Алонсо косится на буквы. Видимо, решив, что Алонсо - еще один покупатель, пришедший сюда за заказанной книгой, он не догадался, что процесс набора интересует его больше, чем конкретный фолиант. Хотя, разумеется, Алонсо был не из тех, кто отказывается взглянуть на книгу.
- О, благодарю вас! - Алонсо наклонился над текстом и перевел вслух первую попавшуюся фразу: "Настой коры ивы и тополя, растущих при храме Прозерпины, позволит женщине не зачать". Неужели это средство действительно помогало римским матронам?
- Трудно сказать, - лицо собеседника оживилось.- Насколько мне известно, дамы в местных борделях тоже принимают различные отвары и настои из растений, однако я отнюдь не уверен в их эффективности.
- Для их профессии это действительно вопрос животрепещущий, - заметил Алонсо. - Тем более, что церковь не одобряет ни их деятельности, ни предохранения от беременности.
- С неодобрением церкви они как-то справляются. Вторая проблема намного острее: спорить с природой непросто, - в глазах незнакомца вспыхивали смешинки, хотя интонация ничем не выдавала веселости.
- Жаль, что они плохо знакомы с трудами Овидия и Лукреция, - посочувствовал Алонсо саламанкским блудницам.
- Чем же им помогло бы такое знакомство? - полюбопытствовал обладатель смеющихся глаз.
- Оба древних автора упоминают особые чехлы из кишок животных или рыбьих пузырей. Можно также использовать пропитанный каким-нибудь смягчающим раствором пергамент. Такой чехол во время коитуса должен быть одет на детородный орган.
- Никогда не слышал об этом методе! Какая очевидная и простая идея, а ведь забыта на многие столетия! - собеседник смотрел на Алонсо с интересом. - Позвольте представиться - Фернандо де Рохас, уроженец провинции Толедо. Судя по некоторому налету андалусского акцента, вы не из местных краев?
- Я из Кордовы. Алонсо Гардель, торговец тканями и коврами.
Рохас поднял брови.
- Скажите, уважаемый сеньор Гардель, неужели в Кордове все торговцы коврами читают на латыни Овидия?
Алонсо смутился, не зная, что ответить. Ему не хотелось рассказывать незнакомому человеку о том, где именно он приобрел образование и знакомство с множеством книг.
- Нет, не все, - произнес он наконец, так как оставить вопрос без ответа было бы невежливо. - А вы чем занимаетесь? Приехали в Саламанку, чтобы заказать необходимую вам книгу?
- Я студент факультета права. Как здесь говорят, писец.
- Писец? - Алонсо вспомнил шумных посетителей гостиничного трактира. - Значит, писцы - это студенты?
- Да, так называют студентов факультетов богословия и права.
- Вот, оказывается, чьими возлюбленными являются красивые женщины и доброе вино!
- О, вы уже слышали эту присказку! - рассмеялся Рохас. - Что еще вы знаете о жизни местных школяров?
- Слышал еще одну пословицу: Quod natura non dat, Salamantica non praestat.
- Да, верно. Даже прославленные профессора и магистры не в состоянии вбить знания в голову студента, если он лишен способностей.
- Но, говоря начистоту, то я знаю об университете очень мало. Ни разу даже не был там.
- В таком случае, - воскликнул Фернандо де Рохас, - я предлагаю вам прогуляться по городу, а затем заглянуть в нашу университетскую школу или, как стало принято говорить в последнее время, в коллегию.
- С радостью принимаю ваше великодушное предложение!
- Вы уже знаете, отчего здесь так сияют здания? - спросил Рохас, когда они вышли на улицу.
- Хозяин гостиницы, где я остановился, утверждает, что это связано со свойствами камня, но ничего конкретного объяснить не может.
- Это местный песчаник, который называется вильямайорским камнем, - Рохас с удовольствием демонстрировал свое интеллектуальное превосходство над хозяином "Пиренейского льва". - Его выламывают в карьере возле города. Поначалу он очень мягок, и его легко обрабатывать. Но с годами на открытом воздухе камень постепенно твердеет и становится прочным, как мрамор. За присущий этому песчанику благородный золотистый оттенок Саламанку называют "Ла Дорада" - "Золотая".
По дороге на факультет Алонсо признался Рохасу, что ходил в типографию, надеясь познакомиться с Антонио де Небрихой. Он рассказал о своей жизни в Гранаде, о торговле книгами вместе с дедом, о мечте открыть собственное дело в Саламанке, поближе к университету.
- Полагаю, если такой уважаемый ученый человек, как дон Антонио, занимается изданием книг, а я собираюсь книгами торговать, то желательно с самого начала наладить с ним добрые отношения.
- В таком случае, - охладил его пыл Фернандо, - радуйтесь, что вам не удалось сегодня с ним повидаться. Я почти убежден, что незнакомец с улицы, пожаловавший без каких-либо рекомендаций, не вызвал бы у него доверия.
- Вероятно, вы правы, - досадливо поморщился Алонсо, негодуя на собственную несообразительность.
- Не унывайте! - весело воскликнул Рохас. - Теперь вы уже не в одиночестве. Считайте, что по крайней мере один человек в этом городе на вашей стороне. А совместными усилиями мы непременно придумаем, как найти для вас способ стать желанным гостем у сеньора Небрихи. У меня уже есть кое-какая идея, но прежде, чем поделиться ею, я хочу ее додумать.