– Дани, ты чего? Тебе плохо? – босые ноги прошлёпали по воде. Хиден-эли подошла почти вплотную, заглянула ему в лицо.

– Нет, – студиозус отрицательно замотал головой. – Просто…

– Что? – голубые глаза подозрительно сощурились. – Я опять что-то не то делаю?

Дани закрыл книгу, вновь глянул на девушку и тут же отвернулся:

– Просто…

– Что? – требовательно зазвенел голос.

– Просто… – Дани вздохнул: Хиден-эли так легко не отстанет. Надо что-то сказать. Правдоподобное. Надо отвлечь её внимание. – Я подумал, май месяц на дворе – вода ещё очень холодная.

– Дани, – в голосе девушки послышались недовольные интонации. Не поверила. Требовательно топнула босой ногой – брызги полетели во все стороны. – Да-а-ни?

Элхе почувствовал, как кровь новой волной прилила к щекам, – узенькие ступни кузины не позволяли отвести взгляд.

– Не принято, – Даниллен встал, отошёл на пару шагов от фонтана, зажмурился и проговорил скороговоркой: – Не принято так ноги оголять.

Отвернулся, надеясь, что кузина поймёт правильно, не обидится на его поведение.

– А я и не… Ты серьёзно? – недоверчиво выдохнула Хиден-эли.

– Да, – Дани кивнул, всё ещё не поворачиваясь, протянул руку. – Давай, помогу вылезти. Играть в фонтанах у нас тоже не принято.

– Здесь ведь нет никого! Никто не увидит, – беловолосая девушка возмущённо фыркнула, но помощь приняла. – Спасибо.

Опёрлась на протянутую руку, забралась на бортик фонтана, спрыгнула на землю. Зашелестела юбками, беззлобно ругая жаркую погоду и любовь местных дам к многослойным нарядам до пят.

– Всё, можешь поворачиваться.

Дани осторожно покосился на свою невоспитанную кузину: вдруг ещё чего отколола. Но Хиден-эли стояла смирно, аккуратно разглаживая складки пышного платья, – тонкие щиколотки, острые коленки больше не торчали из-под юбки.

– Пойдём в тень? – мальчик поспешил увести кузину подальше от водоёма, пока она не надумала снова в него залезть. – Или, ещё лучше, в дом?

– Дани, а как вы тогда купаетесь? В одежде, что ли? – Хиден почти бежала, едва поспевая за широким шагом ученика школы травников.

– Купаемся? – Дани переспросил, не поняв, в чём же заключается подвох.

– В море, в реке, ну или в бассейне… Неужели вы плаваете в одежде?

– Нет.

– Ну вот видишь. А говорил, что нельзя ноги показывать.

– На море есть специальные купальни, где тебя никто не увидит. А бассейны и источники там разные – они всегда раздельные для мужчин и женщин, – объяснил Дани, а затем осторожно спросил: – А на Воздухе неужели совместное купание принято?

Задал вопрос и залился краской, представив себе подобную картину: мужчины и голоногие женщины в одном источнике.

Хиден-эли невнятно пожала плечами, сокрушённо покачала головой:

– Ты ведь на доктора учишься, да?

– Ну вроде того, – в ответе чувствовалась благодарность за то, что девушка переменила тему разговора.

– Так чего ты всё время краснеешь? Вот представь: ты уже доктор, и к тебе приходит пациент. Женщина. Она упала и поранила коленку. Как же ты её лечить-то будешь, красный как помидор?

– Хи-тиэ! – Даниллена хватило только на возмущённый писк. – Давай не будем об этом!

Просьба прозвучала так жалобно, румянец на лице элхе стал ещё ярче. Кажется, Дани покраснел до самых кончиков ушей.

– Прости, – девушка едва сдержала смех, – ты такой милый, когда смущаешься.

– Хиден-эли! – травник уже просто взвыл.

– Всё, молчу!

***

Хи-тиэ. Нария. Нет. Хи-тиэ нария?! На-ри-я. Хи-тиэ.

Этот факт никак не желал укладываться в голове. Маленькая, смешливая, совершенно не самостоятельная кузина просто не может быть нарией. Разве получится у неё выслушать не насмехаясь? Разве сумеет девчонка дать мудрый совет? Неужели иностранка может вести беседу об искусстве огненного континента?

Нет. Это точно какая-то неудачная шутка.

– Чаю, Энари-ирхе? – голос совсем другой: ровный, спокойный, мягкий, без единой требовательной нотки. Хи-тиэ так не говорит. И фамилию Даниллена кузина едва ли помнит, даже если элхе сообщал, – она имя-то всё время коверкать умудряется.

К тому же эта девушка даже выглядит старше. Элхе успел исподтишка рассмотреть нарию, когда она вносила в беседку принадлежности для чаепития. Дани показалось, что она выше, чем кузина, изящнее, взрослее. Хиден-эли всегда отличали резкие, надорванные, словно незавершённые движения, а нария движется плавно, изысканно – жесты отточены, аккуратны, правильны. Длинные рукава её платья чудятся крыльями, кажется, она передвигается не касаясь пола, словно парит в воздухе.

Хи-тиэ просто запуталась бы в таком платье с узким подолом, наступила бы на рукава – не умеет она носить такие вещи, даже обычный наряд норовит поднять выше колен.

Не может кузина быть нарией!

– Энари-ирхе, – имя прозвучало чужим, но полученный вместе с ним мысленный толчок заставил отбросить все сомнения. – (Пиалу возьми!)

– А? Что? – элхе поморщился: только Хи-тиэ использует мысленную речь наравне с обычной, словно у неё не мутит сознание от вторжения в чужие мысли.

– Не изволите ли откушать? – медовым голоском пропела кузина. Глаза опущены, руки сложены на коленях – всё по правилам. Прямо истинная обитательница Гнезда. А ведь и правда…

Хи-тиэ нария. Когда она успела так вырасти? Как Дани не заметил? Почему не понял раньше?

Это же так много всего объясняет. Хиден-эли нария! Поэтому она так часто отсутствовала – принимала гостей в своей нарайе. Поэтому она так странно себя вела – чтобы Дани ничего не заподозрил – ей, скорее всего, очень неуютно оголять коленки и требовать, чтобы кузен подавал чай. Поэтому так интересовалась тем, что Дани учит, и сама училась магии – чтобы было о чем вести беседу с гостями.

Все загадки решаются так просто: Хи-тиэ нария.

Всё было бы очень весело, если бы не было так грустно. Даже удивление и неверие, столь явно написанные на лице Лягушонка, не могли отвлечь от печали.

Ласточка-нии – подруга, советчица, защитница – уходит. Льдянка остаётся одна и должна получить статус птички. А значит, Туоррэ-илиэ снова предложит ей двурогую шпильку, и на этот раз отказать под предлогом несвоевременности не будет возможности. У птенцов не может быть канэнов, но у птичек… А Льдянке не хочется ни принимать предложение об опеке, ни отказывать.

Если бы только Ласточка осталась в Хоко нарией, а не уходила в семью, с обучением можно было бы так не торопиться: Льдянка ещё пару лет побыла бы птенчиком. Но старшая уходит. И после того, как она выйдет замуж, у беловолосой ученицы нарии не будет никакой возможности общаться с подругой – таковы правила. Глупые правила!

– Позвольте поблагодарить вас за то, что вы нашли время нам помочь, – Ласточка-нии склонила голову, обращаясь к Дани.

– Ну что вы! Это вам спасибо, что пригласили меня, – Лягушонок, похоже, пришёл в себя и вспомнил о манерах. – Если честно, то я должен попросить прощения, ибо не совсем понимаю, какая помощь от меня требуется.

– Одно ваше присутствие уже неоценимая помощь, – старшая выразительно посмотрела на Льдянку, уступая ей дальнейшие объяснения.

– Дело в том, Энари-ирхе, – птенчик наполнила опустевшую пиалу чаем, – что Ласточка-нии в скором времени покидает Хоко и должна передать мне все свои умения. Мы очень благодарны вам за то, что вы согласились стать гостем на наших уроках.

– Я? – Похоже, наставник не предупредил Лягушонка о том, что ему предстоит. – Я, да. Я рад помочь.

Ещё три месяца осталось. Так мало, чтобы всё успеть!

Хотя, с другой стороны, может и не стоит. Льдянка слишком странная, чтобы стать нарией. Слишком неправильная.

Когда нана-илиэ отдала её под опеку дома Полутеней, Льдянка совсем не скрывала эмоций – словно не умела, словно пришла из такого места, где это было не принято. Почти четыре года ушло у неё, чтобы научиться не показывать свои чувства другим. И едва выучившись, Льдянка ударилась в другую крайность: вот уже второй год она старается всё держать в себе. Перестала задавать вопросы, удивляться, делает вид, что ей всё безразлично и неинтересно. К её лицу словно приросла маска равнодушия. И это, пожалуй, пугает гораздо больше изначальной непосредственности: теперь стало совершенно невозможно понять, что Льдянка выкинет в следующий момент, когда она взорвётся. Показное равнодушие птенчика заставляло Ласточку пребывать в постоянном напряжении.