Я опустил глаза. Совсем рядом со мной спит, свернувшись подобно кошке, девушка, чьего настоящего имени я не знаю до сих пор. Ее растрепанные каштановые волосы скрывают лицо, прекраснее которого для меня нет. Девушка, за которой я готов идти хоть на край света… теперь идти мне разве что туда…

Я не достоин ее. Не достоин, хотя она и улыбается, когда я говорю об этом. Улыбается и нежно целует меня. Иногда она говорит, что любит… я произношу эти слова намного чаще…

Я не достоин ее. Потому, что я должен был убить ее. И, наверное, даже убил бы…

***

Я еще хорошо помню сырые подвалы, освященные только коптящими факелами, тяжелые двери камер, приглушенные крики и стоны заключенных…

Особенно я любил молодых девушек. В момент, когда я закрывал последний засов на двери, они становились только моими. Моими, до самого конца…

На самом деле нам запрещено иметь любовниц. Вот, находили выход…

Женщины. Лучше – если молодые девушки. Иногда дети. Я очень расстраивался, когда мне доставались мужчины, юноши, даже мальчики. В отличие от моих друзей, меня они не привлекали совершенно. С них я только выбивал нужную мне информацию. А вот девочки…

Последней было от силы десять. Она клялась, что не знает ничего. А меня и не интересовали ее знания: главное, что она была в моем вкусе. Привычным движением меча я разрезал ее платье…

Я еще помню ужас на ее лице. Помню, и, надеюсь, не забуду никогда. Тогда это заводило меня, заставляло двигаться вперед. И вот, наши губы уже соединились, в первый и последний раз. Она пытается закричать, но я прижимаю ее к стене, свободной рукой развязывая неподатливый пояс на штанах. Кричи не кричи – выхода у тебя уже нет…

Мне нравилось, когда они кричат. Нравилось, что сопротивляются до последнего. Тогда кульминации можно достигнуть буквально за несколько движений. Хуже, если кто-то из них принимает происходящее как должное и старается не шевелиться. Таким приходилось делать больно…

Кульминация… а дальше уже привычное дело. Можно воспользоваться веревкой, можно немного сжалиться и позволить умереть от ножа. В живых они не оставались, ведь нам запрещено иметь связи…

Иногда они на самом деле что-то знают. Тогда приходится подождать. Приходится применять различные методы, чтобы заставить их заговорить. Мне нравился хлыст. Нравилось наносить удары, нравилось слышать крики жертв. То, как женщина кричит, получая очередной удар, напоминает женский крик во время оргазма. Меня это заводило…

Порой я продолжал пытки, даже когда все становилось очевидно. Для того, чтобы и в последний раз дойти до нужного состояния…

Они плакали. Конечно, они плакали и молили о пощаде. Мне нравилось убирать их слезы одним движением руки, нравилось смотреть им в глаза, в глаза девушек, понявших, как близка смерть. Порой мне хотелось поцеловать их на прощание, но при мысли о том, что я рискую почувствовать вкус своего семени, меня передергивало. Тех же, кто еще не был приговорен, кто молил о пощаде, я не мог целовать.

Порой попадались совсем маленькие девочки. Одна из них досталась мне сразу после поста. Это была эйфория. Эйфория длиной в ночь… Сначала она кричала, кусалась и пыталась вырваться, после, познакомившись с моим хлыстом, умоляла отпустить ее, чуть позже просто всхлипывала… Утром я прекратил ее мучения, когда она уже не могла даже пошевелиться.

Мой поцелуй был подобен смертельному приговору. Жаль, что никто не знал об этом.

***

Искры взлетали вверх, все выше и выше, чтобы погаснуть, не достигнув даже верхушек деревьев. Так и люди, стремясь достигнуть высот, сгорают раньше времени. И лишь далеким звездам суждено сиять…

***

Впервые я узнал, как сладок запретный плод, полученный силой, когда еще направлялся на службу. И пусть до нее у меня были женщины, одна из них даже родила от меня, но ту девушку я не забуду никогда.

Я встретил ее в лесу. Девушка лет тринадцати, наверное, она была чьей-то невестой. Она улыбнулась мне, спросив о чем-то. Не знаю, что произошло в тот момент.

Я вдруг понял, что мы одни, что никто не услышит ее… Я сорвал с нее одежду, силой прижал ее к дереву… Я чувствовал, что моя мужская сила на время покинула меня. Что ж, у мужчины есть пальцы…

Девушка вскрикнула, на руках я почувствовал теплую кровь. Этого было достаточно, чтобы разбудить во мне зверя. Через пару секунд я уже вошел в нее…

Она кричала лишь пару минут, а после лишь всхлипывала. Все успокаиваются, когда понимают, что выхода нет…

Ту девушку я задушил, а тело сбросил в реку. Я не хотел быть узнанным.

***

Пламя мягко уничтожало дрова, оставляя лишь пепел. Наверное, то же чувствовали и мои жертвы. После того, что делал я, лишь пепел должен был остаться в их сердцах. Пепел ненависти и разочарования, который болью отзовется в сердцах любящих их людей…

***

И еще один день я буду помнить всегда.

Я вошел в камеру.

К деревянному креслу, именуемому нами троном, была привязана девушка. Она не была совсем уж юной, скорее всего – даже не невинна. Хуже было то, что я не знал, что должен делать и известно ли ей хоть что-то.

Девушка плакала. Я наклонился к ней, так, что мое лицо было буквально на расстоянии ладони от ее лица, привычным движением смахнул слезу с ее щеки… Неожиданно девушка посмотрела на меня…

Да, она плакала. Плакала от боли, но не от страха. Это были глаза воина, готового драться. Было похоже, что я смотрю в глаза хищнику.

Я усмехнулся, и, еле коснувшись, поцеловал ее в губы, тем самым вынося приговор. Девушка вновь прикрыла глаза. Следующий мой поцелуй уже был увереннее, легким движением я заставил ее приоткрыть рот, так, что теперь я хорошо ощущал вкус ее губ. Девушка приглушенно вскрикнула, когда я задел ее плечо. Она была избита. Избита моим предшественником…

Я достал кинжал и разрезал веревки, связывавшие ее ноги. Секунду подумав, я освободил и ее руки. Девушка лишь взглянула на меня, после чего вдруг обхватила мою шею, прижалась своей щекой к моей и вновь заплакала. Я почувствовал запах ее волос, тепло ее кожи…

Я не знал, как реагировать. Не знал, что делать, знал лишь, что не хочу, чтобы это прекратилось. Я встал, подняв и ее, и обхватил девушку за талию. Она чуть отстранилась, чтобы на миг вновь взглянуть мне в глаза, после чего поцеловала, уже совершенно по-настоящему…

Ее платье мягко упало на пол. В этот раз одежда останется целой… Я увидел, насколько изуродовано было ее тело. Да, с хлыстом она уже знакома. А девушка лишь смотрела на меня, без тени страха и сомнения во взгляде…

Я коснулся губами раны на ее груди. Она еле слышно вскрикнула. Мы мягко опустились на пол. В том, что произойдет, не было сомнений…

Я чувствовал ее движения, слышал ее стоны, стоны боли и удовольствия одновременно. Ее руки опускались все ниже, задавая ритм нашим телам. Она отвечала на мои движения. Впервые за столько лет женщина не пыталась оттолкнуть меня…

Когда я почувствовал, как ее тело напрягается еще сильнее, а ее ноготки впиваются в мою кожу, я мягко закрыл ей рот ладонью. Еще движение… ее глухой крик… движение… развязка наступила и для меня.

Пара секунд на грани мира грез – и я опустил голову на ее грудь. Девушка мягко запустила пальчики мне в волосы, по прежнему ни говоря ни слова. А я вдруг понял все. Слезы текли по моим щекам, текли, падая прямо на ее раны. Она все так же молчала.

- Уйдем? Вместе? – она кивнула, а я снова коснулся губами ее губ. Сомнений больше не было…

***

- Микаэль, - она нежно обняла меня. Оказывается, я задремал.

Я лишь взглянул в ее глаза, в которых теперь была любовь и забота, и, прижав ее к себе, уткнулся в ее плечо, чтобы почувствовать запах ее кожи, ее волос, чтобы в очередной раз поклясться, что больше ни одной женщине не сделаю больно.

- Все уже закончилось. Твои раны затянутся, как затянулись мои, - шептала она, обнимая меня. Девушка, чьей любви я не заслуживал…

Я не хотел, чтобы мои раны затянулись. Теперь я желал испытать всю ту боль, что испытали мои жертвы. Стать женщиной, чтобы понять их…