Я обняла его. Как я могла подумать, что он изменил мне! Хорошо еще, не ревновала в открытую.

- Бедная девочка, - сказала я.

- Да. Только не жалей ее. Будь с ней такой, какой я знаю тебя. Ей не нужно сочувствие, ей нужна родительская любовь. Может быть, это продлит ее жизнь. Я люблю ее, как родную. Эта девочка не похожа на остальных. Пусть она и не видит, зато чувствует людей. Меня она знает таким, какой я есть, - он встал и подошел к окну. Он продолжал говорить, глядя куда-то вдаль: - Все видят во мне богатого политика, стремящегося заработать как можно больше. Заполучить власть. И только несколько человек действительно понимают меня. Малышка Грета в их числе. Она даже сказала, что жалеет, что я не стал художником. Многие не поверят, но я тоже жалею, - я подошла к нему и встала рядом. Он положил свою руку на мою. – Иногда я смотрю на уличного художника и ловлю себя на мысли, что, не задумываясь, поменялся бы с ним судьбой…

- Альф, может ну его к черту? Брось все это. Уедем куда-нибудь, где тебя не знают…

- Маленькая, вряд ли есть место, где меня не знают, - он улыбнулся мне. – Но за предложение спасибо. Приятно знать, что ты любишь меня, а не мое богатство.

- Как будто у тебя был повод сомневаться…

Теперь нас было трое. Не всегда: девочку отпускали к нам только раз в неделю. Мы гуляли в парках, ходили в кафе… все, как настоящая семья. Иногда я даже забывала о том, что девочке осталось совсем не долго.

Грета привыкла к тому, что она не такая как все. Она даже почти не расстраивалась, когда дети обсуждали что-то из увиденного.

- Это дерево такое большое, - сказала ей одна из подружек. – И такое старое…

- А что это за дерево? – подружка пожала плечами: видимо, в деревьях она не понимала.

- А мы сейчас узнаем! – Альф взял Грету на руки и поднес к дереву. Девочка коснулась ветки.

- Это дуб?

- Правильно, - Альф улыбнулся ей, как будто девочка могла увидеть его улыбку. – Эти деревья живут по нескольку сотен лет.

- Жалко, что люди не живут столько же, - заметила девочка.

Ее слова шокировали меня: малышка уже думает о смерти? Неужели она чувствует…

- Альф, я не представляю, как это – потерять зрение. Бедная наша девочка…

Мы возвращались из больницы, навещали Грету, и, конечно, я думала только о ней.

- А я вот представляю, - ответил мне Альф. – Я чуть было не лишился зрения. Совсем.

- Это тогда, после войны? – он уже что-то рассказывал мне об этом.

- Да. До сих пор помню эту дикую боль в глазах. А потерять зрение – страшно, но не смертельно. Я даже благодарен природе за этот опыт: начинаешь слышать то, чего раньше не слышал. Обращаешь внимание на запахи. Но все же за то, что зрение ко мне вернулось, я благодарен еще больше.

- А могли не вернуть? – удивилась я.

- Кто ж знал? Многие погибли тогда, так что мне еще повезло. Вот, теперь еще и слух обострился, - он улыбнулся. – А знаешь, что врач сказал мне, когда выписал меня из больницы?

- Откуда?

- Неужели я не рассказывал? Он сказал, что карьеры мне уже не сделать, но кое какую работу я смогу найти!

Мы засмеялись.

- Ну да, ему и не снилась эта кое-какая работа…

- Мне просто повезло, - ответил он. – Ура, мы почти дома! – он вышел из машины и открыл мою дверь. – Я мечтаю о горячей ванне…

- Понимаю! Я тоже жду не дождусь, – ответила я. За день мы очень устали.

- Ну, тогда ты первая. А я уж потороплюсь! – в подъезде он поцеловал меня: нас никто не мог увидеть. Кроме охранников, конечно, но они были в курсе…

Иногда мы выбирали день для нас двоих. Мы снова ездили на озеро: именно туда, где год назад Морис просил моей руки. Меня не смущал этот факт: я все равно любила это место.

Я любила озеро: в спокойной и ровной как зеркало воде можно было увидеть каждый листик дерева, каждую травинку. Я снова пожалела, что так и не научилась рисовать: как бы мне хотелось увековечить этот пейзаж! Можно, конечно, попросить Альфа, но он слишком занят в последнее время, а на такую картину уйдет не час и не два. Нет, лучше это время мы проведем вместе, или же навестим Грету. Это намного важнее, чем картина, пусть даже очень красивая.

- Альф, - похоже, он снова думает о чем-то важном. – Посмотри, какая вода спокойная, ровная. Древние люди сравнивали озера с душой человека: брось камень, и по воде пойдут круги, ее спокойствие будет нарушено. Пройдет время, вода успокоится, но камень все равно останется на дне.

Наконец-то он отвлекся от своих мыслей. Он посмотрел на меня и улыбнулся:

- Эту легенду знают все. Даже песню написали. Но люди не думают о другом: рано или поздно один из камней станет последним, и тихое озеро выйдет из берегов. Оно затопит ближайшие города, погибнут люди… А все это – из-за того, что люди не хотят думать о других. Живут только для себя.

- Но для этого нужен очень большой камень. Да и озеро должно быть очень глубоким. Не знаю, кого можно сравнить с таким озером.

- Малыш, какая разница: один большой, или же тысячи мелких? Результат будет одним и тем же. И чем глубже озеро, тем опаснее оно. Так и люди: выведи из себя никчемного человека – он все равно ничего не сможет сделать. А вот глубокая вода не бывает безопасной. Хотя и терпит она намного дольше, - он на секунду задумался. – А больших камней в нашей жизни не так уж мало. Грету предали ее родители, Морис оттолкнул тебя, когда узнал о ребенке…

- Ты знаешь? – удивилась я.

- Давно знал. Я был удивлен, что ты встретила его в Мюнхене: не думал, что он решится приехать…

Наш разговор прервал появившийся откуда-то Принц. Пес положил передо мной палку и вопросительно посмотрел на меня: брошу или нет? Я кинула палку в озеро, и собака поплыла за ней.

- А с чем можно сравнить эту палку? – спросила я больше для того, чтобы перевести разговор на другую тему. Зачем говорить о проблемах, когда вокруг такая красота? Откуда он знал о том, что произошло между мной и Морисом меня не интересовало.

- Палка? – он на секунду задумался. – Это какая-то мелкая обида, болтающаяся на поверхности. Она не существенна. Тем более, всегда найдется такой Принц, который сможет ее оттуда достать. Иди сюда, мой мальчик! – позвал он собаку.

Принц подбежал и отряхнулся. Я еле успела отвернуться от фонтана брызг, окатившего нас.

- Он не мог не сделать этого, - прокомментировал Альф и засмеялся. – Теперь мы даже мокрее его!

- Ничего, высохнем, - я обняла его. – Как же здесь хорошо. Может, приедем сюда с Гретой?

Хорошее настроение Альфа моментально улетучилось. Он снова стал серьезным, даже немного грустным:

- Уже не получится. На этой неделе ей начнут делать химеотерапию: эта процедура мучительна, но жизнь без нее вскоре станет еще мучительнее. Прости, что не говорил.

- Ничего, - я на мгновение замолчала. Только сейчас я поняла, что моей Греты, моей маленькой доченьки, скоро не станет. Совсем скоро! А казалось, что у нас так много времени! - Я же понимаю: ты делаешь это ради меня… Альф, а ты когда-нибудь думал о собственной смерти?

- А кто не думал? Но почему ты спрашиваешь?

- Не знаю. Просто как ты себе ее представляешь? – зачем-то спросила я.

- Хотелось бы умереть лет в восемьдесят, и чтобы вокруг меня были дети и внуки. Но это все мечты. Я знаю, что не доживу и до пятидесяти. Я не собираюсь жить за счет других. Застрелюсь, как только болезнь выйдет из-под контроля.

- Не говори так! – я посмотрела ему в глаза. – Если ты умрешь, я тоже умру!

- Девочка моя, ты что? Ты же почти на двадцать лет младше меня. Ты будешь молода и здорова, найдешь себе еще мужа…

- Нет, не найду, потому что мне нужен только ты! И еще,- я должна была сказать хоть кому-то! – Альф, у меня последнее время такое чувство, что я не доживу до старости. Я как будто вижу свои похороны. И слышу, как святой отец читает молитву…