— Так, так, с бригадой… — Приветливая улыбка, рука потянулась к отставленной было чашке с чаем. — И, значит, вы условились? Это новость! Гм, гм… Ну что ж, садитесь, выпейте с нами чайку…

— Спасибо, — с грубоватой решимостью отказался Индра, — обо мне не хлопочите!

Он нетерпеливо переступил с ноги на ногу, оглянулся на стены, увешанные дядюшкиной мазней — видно было, что ему здесь не по себе.

— Простите, — продолжал неумолимый Мизина, — вы, безусловно, верите в экономическую эффективность добровольческих бригад? Или едете для того лишь, чтоб горланить песни? Ах, нынешняя молодежь! Все-то у нее песни, все-то смех… Но позвольте, я закончу. Да вы присядьте, не спешите, так славно, что мы все собрались здесь, над нами не каплет… Да уж не растерялись ли вы?

— Я? — не понял Индра и громко рассмеялся. — Ничуть! С чего бы?

— Постойте, постойте, молодой человек. Вы ворвались сюда вихрем, ни я, ни моя жена ничего о вас не знаем — даже того, что вы изволите дружить с нашей дочерью.

— Как не знаете?

— Да вот так! Наше золотце не удосужилось… Так что, сами понимаете, обстоятельства нашей встречи не совсем обычны. Равно как и время вашего визита по меньшей мере… не совсем отвечает правилам. Но я вас не упрекаю. И коль скоро вы зашли, давайте разберемся в деле поглубже, а выводы, надеюсь, явятся сами собой. Итак, вопрос первый: почему вы подружились с Иржинкой? Девчонка она глупая и невзрачная, таково мое мнение. Гляжу я на вас и говорю себе: настоящий боец! И вдруг — девчонка из буржуазной семьи. Вам это не мешает?

— Мешает, — откровенно брякнул Индра — и тотчас усугубил ситуацию. — Надеюсь, она стряхнет с себя этот прах, если хотите знать, пан Мизина!

— Вы серьезно? — В тоне дядюшки почувствовался холод.

— Совершенно.

— Хорошо. Но почему все-таки вы с ней дружите?

— А, черт! — рассердился смущенный Индра. — Да ведь это же ясно: потому, что я… люблю ее!

Он с трудом выдавил эти слова, подкрепив их взмахом руки.

— Отлично, — кивнул Мизина. — У меня камень свалился с души. А не сообщите ли вы мне также — собираетесь ли вы на ней жениться? Согласитесь, что, как отец, я имею право…

— Имеете. Но, знаете, я ведь вам не отвечу. Это зависит не от меня одного.

— Да от кого же еще? — полюбопытствовал дядя.

У Иржины сдали нервы, она переводила испуганный взгляд с одного на другого и безжалостно терзала ногти.

— Папа, пожалуйста… оставь!

— Ты молчи! — оборвал ее Мизина и снова приклеил любезную улыбку на тщательно выбритое лицо: видимо, разговор начал его забавлять. — Ну-с, а в случае, если вы все-таки соблаговолите: сможете вы ее прокормить? А? Каковы ваши перспективы?

Индра тоже весело улыбнулся — он уже понял игру Мизины и решил атаковать его теми же приемами. Погоди, буржуйчик, я тебя пощекочу!

— Перспективы? С вашей точки зрения, они, конечно, туманны, пан Мизина. Я еще только учусь. Участвую в бригадах, в собраниях, состою в парткоме факультета, а еще… впрочем, пожалуй, нет смысла перечислять все. О том, чтобы прокормить жену, пока не может быть и речи, живу на стипендию. Да важно ли это? Нынче женщина без труда может сама себя прокормить. Что касается будущего, то я забочусь о нем в более широком смысле слова — о будущем всего общества! Оно, в свою очередь, позаботится и обо мне.

Ему удалось несколько смутить чопорного Мизину.

— Вот видите! Черта лысого оно о вас позаботится, молодой человек! — Мизина погрозил ему пальцем, но еще не давал воли своему гневу. — Вам бы посоветоваться с более опытными людьми, коли вы так уж горячо любите нашу девочку. Но вы, конечно, и своим умишком обходитесь, не так ли? И наверняка думаете обо мне: обыватель. А? Несовременный человек, мелкобуржуазный реакционер и все такое прочее… Старикашки — дураки и все такое прочее. Однако, уважаемый… кавалер, вам еще слишком многого не хватает, чтоб утереть мне нос. Опыта, опыта старых работяг, честных людей, которые всю жизнь…

— Ну, хватит! — не выдержал Индра. — Опыт мы ценим, он нам нужен. Да не всякий! И возраст тут ни при чем. Знаю я стариков, которым и тридцати нет. Что же до старости, о какой вы говорите, — благодарю покорно! Посмотрите только, как вы изгадили мир!

«Тут он хватил через край, — подумал Брих, — в этом весь он!»

Брих угадал: с лица дядюшки сползло выражение терпеливой снисходительности, он принялся наводить порядок.

— Ладно, оставим это, тем более что, как я замечаю, к свойствам нынешней молодежи следует причислить и добрую толику наглости. Да, наглости! Одним словом, я не желаю — и говорю это здесь, в присутствии дочери, — не желаю, чтоб вы тратили на нее свое драгоценное время, которое можете посвятить делам куда более полезным — собраниям, бригадам и прочим социалистическим достижениям! Учебе, естественно, несколько меньше… И как человек, желающий добра молодежи, советую вам раз и навсегда: образумьтесь! Иржина выйдет замуж за человека, который в состоянии будет ее прокормить. Я не старомоден, но, поверьте, так и будет! И этим человеком наверняка будете не вы, не говоря уж о том, что вы просто несовместимы. Не для того я ее воспитывал. Для любви, позвольте заявить, нужны и деньги, и разум!

— У вас его — через край! — прохрипел Индра. — Я тоже хочу прямо вам в лицо высказать кое-какую правду…

— Индра! — выкрикнула Иржина — во время разговора она дрожала как тростинка, закрыв лицо ладонями. — Индра, прошу тебя…

— Ты молчи! — оборвал ее дядя. — С вами, барышня, разговор отдельный! — Дядя уже чувствовал себя хозяином положения. — Всякий диспут, даже самый прекрасный, должен иметь конец. Предлагаю прекратить его. Именно сейчас, в самый критический момент.

Он встал, решительным шагом бывшего вольноопределяющегося подошел к двери и рывком распахнул ее, сделав многозначительный жест.

— Это что — вы меня гоните? — осипшим голосом спросил Индра, он угрожающе выставил подбородок и не стронулся с места.

— Вы догадливы, — медоточивым тоном произнес дядя.

Брих понял: пора вмешаться. Он поднялся, положил руку на плечо Индры, предлагая выйти вместе — ему уже тоже пора, — но Индра скинул его руку, вырвался, ошеломленно уставился на Иржину — та и дышать перестала, — затем провел ладонью по лицу, словно сметая с него липкую паутину, его передернуло от отвращения.

— Господи, да где это я? Зашел попрощаться с Иржиной, а тут спрашивают, есть ли у меня деньги? Да какой сейчас год на дворе — тысяча девятьсот сорок восьмой? В этом гнезде обывателей чувствуешь себя, как пан Броучек, да только в двадцатом столетии! Где же ваш спинет, уважаемые? Откройте-ка окна, у вас пахнет угаром! Иржина, позови-ка сюда еще кого-нибудь из парткома, пусть полюбуются!

— Хватит болтать, юноша, — прошипел Мизина.

— Прекрасно — я ухожу, вашбродь! Надеюсь, я не помешал вашему пищеварению? И не воображайте, что мне у вас нравится. Иржина! — со злостью обратился он к оцепеневшей девушке. — Знаешь, кто ты? Гусыня! Противно!

— Индра… Прошу тебя, Индра…

— Нет, ты хуже — ты трусиха… предательница! А я… Нет, выйди-ка со мной! В этом сумасшедшем доме невозможно мыслить нормально. Идешь?

— Иржина останется дома, — бросил Мизина, поворачивая ручку двери.

— Я обращался к Иржине, — отрезал Индра. — Она совершеннолетняя!

А Иржина стояла, парализованная безобразной сценой, подбородок у нее трясся от страха, но глаза оставались сухими, и она только смотрела на Индру затуманенным взором. Это как во сне! Кричишь, а звука слов не слышно. Индра! Индра! Хочешь убежать — и не в силах пошевелиться. Отец словно пригвоздил ее к месту своим гневом, связал по ногам и рукам… Мама в ужасе, схватившись за голову, спаслась бегством на кухню, и оттуда доносятся ее причитания над засыхающими блюдами. Авторитет отца, возводившийся долгие годы, напрягся до предела, как тетива.

— Так ты идешь, Иржина? — уже спокойно спросил Индра.

— Индра… Индра, пожалуйста, будь благоразумен!..

— Плевал я на такое благоразумие! Теперь все кончено, поняла? Это была ложь! Гнусная ложь, но мы покончим с ней разом… Или я… или ты пойдешь со мной, или оставайся в этом заплесневелом музее. Решай — я жду!