Фернандо и Мели прошли немного ниже по течению, направляясь к Мигелю и его невесте. Но вода доходила им уже до плеч, и Мели идти дальше не осмеливалась.

— Али! — кричала она. — Алисия!

Алисия весело откликнулась и помахала рукой.

— Там с головой, где вы?

— Да, с головой! — ответила Алисия. — Не ходи, если боишься!

— Скажи, что не боишься, Мели! — крикнул Мигель. — Нечего ей вас отговаривать, тут посвободнее!

Мели покачала головой и сказала Фернандо:

— Нет, знаешь, я не поплыву, боюсь устану. — И снова крикнула Алисии и Мигелю: — Эй, давайте сюда! Мы вам что-то расскажем!

— Вот сплетница, — сказал Фернандо. — Ты им так все и выложишь? Подумаешь, важная новость!

— Чудак, я это сказала, только чтобы они плыли сюда.

Фернандо улыбнулся:

— Ну да, понятно, чтоб только приплыли… Ты, моя дорогая, нечто невообразимое. Если тебе что вздумается, так поднимешь на ноги полмира. Но у тебя есть еще и дар располагать людей к себе, так что поневоле терпишь твои штучки.

— Ах, вот как? — отозвалась она нарочно уклончиво. — Вам так много приходится терпеть?

— А нравится, когда об этом говорят, да?! Тебе льстит, что я об этом говорю…

— Мне?

— Не притворяйся хоть сейчас-то, не надо, ты уж себя выдала.

— Какой ты противный! — сказала она обиженно, но с улыбкой. — До чего становишься противным, когда начинаешь смеяться вот этим кроличьим смехом: хи-хи-хи! Меня такая злость разбирает, что прямо убила бы тебя, понял? — Тут она потрясла головой, сжав зубы и прищурив глаза. — Хи-хи-хи! Совсем как кролик! — И сама засмеялась. — Дурачок! Противный! А вот и они…

Тем временем Сантос забавлялся испугом Кармен, затащив ее в такое место, где вода была ему по шею.

— Поглядите-ка на эту трусишку! — смеясь, кричал он остальным.

Девушка вцепилась в него обеими руками и вытягивала шею, чтобы рот ее оказался как можно дальше от воды.

— Бандит, вот бандит, теперь я знаю! Ой, тут мне с головой! Сантос, не отпускай меня, глубоко!

Она повисла на Сантосе, обхватив его за плечи.

— Если будешь подгибать коленки, конечно, будет с головой. Ты стань на дно, тогда сама увидишь, что вода тебя не покрывает. Да не впивайся в меня ногтями! Не надо так бояться.

— Ты бандит, сам надо мной издеваешься и других еще зовешь, чтобы посмеялись, — пищала она. — Я хочу на берег!

Возле купались еще трое из их компании. Себастьян плавал по кругу, очень неуклюже, в пене и брызгах, постоянно натыкаясь на людей, которыми кишела река. Какой-то папаша держал на руках ребенка, тот плакал и сучил ножками, взвизгивая от страха, когда чувствовал близко воду, и отец ограничивался тем, что мочил ему головку и без конца повторял: «Все, все, сынок, все…» Паулина и Луси смотрели на эту сцену.

— Что за дети! Наплачешься, пока выкупаешь.

— Мне что-то становится холодно, — сказала Луси. — Мы уже давно в воде. Выйдем?

— Подожди, посмотрим, что там делает Себас.

Паулина высматривала своего жениха среди купающихся.

— Да вон он, — сказала Луси, — гляди. Вон поплыл.

Себас направлялся к Мигелю и к тем, кто был с ним.

— Такую суматоху устраивает, сразу догадаешься, где он, — заметила Паулина. — Никто и в половину так не брызгается. Даже «Куин Мэри»^[11]. Идем.

Они увидели Тито, загоравшего в просвете между деревьями. Подошли к нему.

— Что ты тут делаешь?

— Загораю. А вы уже вышли?

— Мы — да, — ответила Луси. — Не помешаем, если ляжем загорать рядом с тобой?

— Что за глупости, Лусита!

— Кто тебя знает… Может, тебе хочется побыть одному. — И покраснела.

— Что за ерунда!

Паулина и Луси улеглись рядом с ним.

— Вот теперь солнышко приятное, — сказала Паулина.

— Это ненадолго. Меня уже ох как припекает. Хорошо только сразу, как выйдешь из воды.

— А что делает Дани? Ты подходил к нему?

— Он все там же. Я подошел за табаком — он готов, спит, даже не шелохнулся.

— Стоило для этого приезжать на реку!.. — сказала Паулина.

Неожиданно появилась рыжая собака, понюхала брюки мужчины в белых туфлях и принялась радостно прыгать перед каждым из присутствующих, виляя хвостом в знак приветствия. Потом села у двери, выглянула наружу, насторожилась и хвостом стала бить по нижней доске стойки.

— С этим песиком поосторожней, — сказал Маурисио, — взбалмошный он какой-то.

— Каков хозяин, таков и пес, — промолвил мясник. — У него такие же повадки, как у Чамариса.

— Все собаки в конце концов становятся похожими на хозяев, — изрек Лусио. — У меня и сейчас еще сохранился след от укуса черного кобеля, которого держала моя невестка.

Мясник громогласно захохотал:

— Не повезло вам!

Пес снова забеспокоился, вошли двое. Пес ткнулся носом в брюки мужчины в белых туфлях и стал их обнюхивать.

— Добрый день всей честной компании.

Мужчина в белых туфлях почувствовал собачий нос у своих ног и обернулся.

— Асуфре, сидеть! — крикнул хозяин собаки.

Пес сел.

— Что нового? — спросил Маурисио.

— Очень жарко. Нет ли у вас пива?

— С утра на льду.

— Вот это да!

— Приходится ждать воскресенья, чтобы выпить здесь пива.

— Хотите, буду завозить каждый день, — если вы обязуетесь разбирать целый ящик. Иначе не получится: оно быстро выдыхается, и никто его уже не берет.

— Чей это там мотоцикл у двери? — спросил посетитель, который пришел вместе с хозяином собаки.

— Молодых людей из Мадрида, они приехали на воскресенье.

— А я подумал, что это мотоцикл доктора из Торрехона. Такая же самая марка.

— Я не разбираюсь, — сказал Маурисио. — Мне кажется, все одинаковые. Эта утварь мне…

— Ну почему, — возразил мясник, — мотоцикл иметь хорошо. Кому надо ездить по шоссе, лучше ничего не придумаешь. Быстро и удобно. Если б на нем можно было по полю ездить, я не задумываясь сменял бы на него лошадь.

— Пришлось бы порядочно приплатить.

Маурисио подмигнул и заявил:

— У него хватит.

— А скажите, Аниано, сколько может стоить такой вот мотоцикл?

— Ну… «Деков» этой модели, пять лошадиных сил, без цепной передачи — дорогая вещь…

— Прикиньте все же.

— От тридцати пяти до сорока сотен — смотря в каком состоянии.

— То-то и оно, — пояснил мясник. — В пять раз больше, чем стоит лошадь. Ясно. Вы сказали, в нем пять лошадей?

— Да, пять.

— Все верно, — объявил Лусио. — Сколько стоят живые лошади, столько и стальные. Лошадь есть лошадь, что тут, что там.

— Не совсем, — поправил его Аниано. — Речь идет не о стальных лошадях, а о лошадиных силах.

— Ну, о лошадиных силах, если вам угодно, для этого случая все едино.

Полицейский взволнованно сказал:

— Значит, в мотоцикле вроде бы спрятаны пять лошадей. — Он засмеялся. — Вот почему он так трещит на ходу. Чем больше лошадей, тем больше шума. А что было бы, — тут он щелкнул пальцами, — если бы в нем было сто лошадей!

Аниано ослабил узел галстука; на нем был светлый костюм, потертый на обшлагах, из нагрудного кармана торчал карандаш с наконечником. Шея у него вспотела, и он вытер ее пальцами. Чамарис был одет в светло-серую куртку с молнией на груди, молния раскрыта донизу, а у рубашки расстегнуты три верхние пуговицы. На запястье правой руки у него был кожаный напульсник, а на безымянном пальце — обручальное кольцо. Вдруг он сказал:

— Угощайтесь табаком, сеньоры, — и протянул Лусио темный кисет.

Аниано, который был маленького роста, облокотился локтями о стойку, встав к ней спиной; он глядел внутрь помещения на стенной шкаф из сосновых досок и на литографию над головой полицейского, — там были изображены кролики, дыни и мертвый голубь на ковре. Полицейский подумал, что Аниано смотрит на него, смешался, подвинулся в сторону, потом сам стал смотреть вглубь, чтобы увидеть, куда смотрит Аниано. Он что-то собирался сказать о литографиях, но тут Аниано переменил позу и взял со стойки стакан пива.