— Ты… мальчик?

Якорный Мамай! Сон сдуло. Ладонь быстро прикрыла предательски облегавшую простыню.

В ошеломленном девичьем взгляде проносилось и боролось уже столько всего, что восприятию и осмыслению не поддавалось. Зарина бледнела, краснела, подрагивала на отказывающих ногах и, вспомнив что-то ужасное, в трансе закатывала глаза.

— Как же… почему? — с огромным трудом, словно ворочая гору, вымолвили трепещущие губки.

Она тут же закусила их до крови.

— Пойдешь докладывать? — глухо спросил я, мотнув челкой в сторону цариссиной половины.

Метания в глазах сузились до одной озвученной мысли.

— Должна, — категорически заявила девушка и сникла. — Не знаю. Ничего не знаю.

Ноги ее совсем подкосились, взъерошенное тельце плюхнулось попой на лежак. Обернутые простыней руки обняли плечи, и Зарина принялась медленно раскачиваться.

— Так это правда? — все еще не верила она ни себе, ни мне. Бессознательно надеясь, что морок развеется и все станет по-прежнему.

— Не веришь? — понял я.

— Еще бы. Как в такое… — Ее взгляд трусливо прыгнул туда, где лежала моя ладонь. — То есть, ты подтверждаешь? Это не шутка? Ты действительно…

— Показать?

Получилось грубо и несмешно. Девушка отшатнулась.

— Что же теперь делать? — вылетело из ее вытянувшихся губ.

— Твоя рассказанная на уроке история оказалась не сказкой, — рассудительно заметил я. — Заколдованные принцы существуют. Можешь убедиться собственными глазами.

Она смущенно отвернулась.

— Убедилась. А ты?! — вдруг прорвало ее. — Хожу такая, ничего не подозреваю, переодеваюсь, помочь помыться прошу… Не мог сказать?! Намекнуть как-нибудь, прекратить мое отвратительное безобразие…

— Почему же отвратительное? — пробурчал я и сразу повысил голос: — Как ты себе представляешь? Я как бы девочка, но веди себя со мной, словно я мальчик, так? И припомни: я всегда отворачивался. Всегда! Если получалось — останавливал. Делал со своей стороны все, что мог.

Зарина вздохнула. Краска отлила от щек. Пальцы принялись задумчиво мять друг друга так, что похрустывало.

— Что же делать? — в очередной раз спросила она.

— Если не собираешься сейчас же бежать к цариссе, то спать, — подкинул я вполне вменяемую идею.

Меня такое устраивало. Спать. Завтра, на свежую голову — искать выход, бежать, сражаться или не знаю что. Это будет завтра. Сегодня давайте поспим. То убить пытаются, то смертью грозят, надоело. Даже у Бога был выходной.

Здесь — не было, напомнила зловредная память. Вместо заповеди «соблюдай субботу» неведомая Алла дала «соблюдай закон».

Зарина решительно выдохнула:

— Хорошо, пока ничего не расскажу ни цариссе, ни папринцию.

Затем хитро склонила головку. Лукавые лучики озарили прежде беспомощное лицо:

— Дальнейшее будет зависеть от твоего поведения.

— По рукам.

Я быстро протянул ей свою ладонь — пока не передумала.

Она с мстительным чувством пожала, сдавив, насколько смогла. Чтоб оценил как предыдущие муки, так и нынешнюю жертву.

Ценю!

Давно не просыпались как обычно, без внешних тревог и треволнений. Хватало внутренних. Раздалась команда, глаза одновременно открылись, ноги подняли еще сонные, но готовые к новым приключениям тела. Мы отбросили простыни, быстро растащили лежаки и одевались каждый у своего табурета. Единственное, чем день не был похож на другие: глаза не смотрели на соседа. Исключительно в разные стороны. Еще — мы молчали.

Ночью прошел дождь. Первый дождь в этом мире. Ноги холодило в мокрой траве и заметно пачкало. Запертые въездные ворота и строения стояли мокрые, грустные, нахохлившиеся. Бревенчатые настилы и лестницы стали опасны, потеряв цепкость сцепления. Нужно было не только наступить, но и удержаться.

Ученицы выстроились во дворе. Форма обычная, налегке: рубаха со штанами. Со вчерашнего дня боевая только для дежурных и для занятий, где она требуется. Босые ноги разных размеров и подготовленности к непогоде постоянно переступали, ступни терлись друг о друга, а приподнимаемые к ягодицам пятки растирались руками. Пальцы ног захватывались в ладони и так грелись в ожидании учителя. Вскоре половина девочек напоминали цапель в тростнике, балансируя на одной ножке.

Название урока неизвестно, учителя пока нет, кто им окажется — неизвестно. Все наблюдали за работой четверых бойников, снимавших дерн на участке примерно четыре на четыре метра рядом с купальней. Дерн аккуратно складывали рядом. Лопаты были деревянными, только режущая кромка обита металлом. Экономно.

— Где Карина? — забеспокоилась моя соседка.

Не без причины. Тома озабоченно пожала плечами:

— Ушла ночью и не вернулась.

Мне стукнуло в мозг. Срикошетило через рот:

— Ведь комендантский час!

— Что? — обернулось сразу несколько девочек.

— Ночные выходы запрещены.

Бесстрастно-улыбчивые лица разом помрачнели. Упала тишина, нарушаемая копкой и сопровождающими междометьями бойников. Зарина закусила губу. Жалобный взгляд пробежался по соученицам и остановился на мне, стоявшем плечом к плечу.

Захотелось погладить, приласкать как котенка. Сказать что-то утешающее. И сказал бы, будь мы одни. Приобнял бы за плечи, притянул, прижал к груди…

Ага, еще бы вынес из огня и спас, когда тонула. Утешатель хренов. У нее горе, а у тебя зуд в мозгах. Хорошо, что в мозгах.

Маленький кулачок нашел внизу и с силой стиснул мою ладонь.

Я оторопел. Вылепил сострадальческие ямочки на щеках. Кивнул: держись, мол. И отвернулся вперед, куда смотрели все — на загадочные земляные работы.

Готовую выемку взрыхляли лопатами и копьями, выполнявшими роль лома. Появились деревянные ведра — других здесь не было. Каждый бойник набирал ведро, проносил три метра и с плямкающим хлюпом выплескивал содержимое. Через минуту там образовалась черная жижа, а в дверях показался дядя Люсик.

— Урок борьбы в непростых условиях, — объявил он. — Соперницы проходят в центр арены и встают лицом друг к другу. Задача: вылезти на траву самой и не дать сделать это противнице.

— Дядя Люсик, где Карина? — не выдержала Зарина.

Папринций смотрел с другой стороны, поэтому кулачок с моей рукой не разжался.

— Карина нарушила приказ о ночном покое, — спокойным тоном сообщил дядя Люсик. — Она будет наказана. На первый раз несущественно по сравнению с тем, что будет, если она или кто-то другой повторит. Всем все ясно?

— У нее уважительная причина! — с надрывом воскликнула Зарина. — Она шла к невестору!

Девчонки с радостным изумлением переглянулись. В глазах замелькали варианты обсасывания полученной информации и всяческого выжимания из нее здравого смысла до потери привязки к реальности. Будет о чем посплетничать перед сном. Для них день начался отлично.

Методом дедукции я определил смысл слова «невестор». После всего предыдущего оно показалось нормальным.

— Приказ либо есть, либо его нет. Уважительные причины в этой схеме отсутствуют. — Посчитав вопрос закрытым, папринций продолжил для всех: — Разбиться на пары.

Я вздрогнул. Буйная возня в грязи при тонкой холщовой одежонке…

Тома, стоявшая около меня с другой стороны, нашла мою ладонь и тоже сжала. Теперь обе моих руки были схвачены. Одна — в благодарность за сочувствие, вторая — в тревоге за меня самого. Дрожь непростого решения пронеслась по телу Томы. Я прочувствовал ее пальцами и прижатым плечом. С другой стороны вдруг еще сильнее сжался кулачок Зарины: она тоже поняла опасность и выказала решимость не сдавать меня. В меру возможности я поблагодарил обеих девушек ответным пожатием.

Тома уже открывала рот, чтоб настоять на необходимости бороться именно в паре со мной — не знаю, какие причины придумала, и придумала ли…

Дядя Люсик, перехватив мой панический взгляд, опередил:

— Поскольку Карины нет, одна из девочек остается без пары. — Изобразивший муки выбора взгляд пробежал по ученицам. — Чапа, пройди со мной. У меня есть вопросы.