- А почему я сорняк? - спросила я в тот день за ужином.
- Что-о? - мама чуть не плеснула сливок в сахарницу, стоявшую возле её чашки с шоколадом.
- Выходит, ты беседовала с принцем Сенмутом, - усмехнулась она, когда я рассказала про случай на реке. - Сенмут Бастиани - глава Второго Королевского Дома. Пианха говорит, что какой-то его дальний родственник купил тот особняк с чёрными колоннами недалеко от её коттеджа. Сегодня принц нанёс визит родичу, а заодно посетил храм и питомник. Со своим выводком и свитой. Сорняк, значит... Ещё неизвестно, у кого кровь благородней - у тебя или его безобразных деток.
- Мальчик совсем даже не безобразный, - возразила я. - А вот девчонка - просто гадость. Ей стало завидно, что я катаюсь на слонопотаме! Да ведь у неё же наверняка есть собственный пони. И куча классных игрушек, и всяких красивых платьев... Она живёт во дворце, ест мороженое, когда ей хочется, и ещё завидует!
- Как ни странно, среди богачей завистливых не меньше, чем среди бедных, - вздохнула мама. - Иной живёт во дворце и всё имеет, а увидит, что бедняк сорвал на обочине дороги красивый цветок, и непременно захочет у него этот цветок отнять. А ещё...
Она улыбнулась и погладила меня по голове.
- Есть вещи, которые эта маленькая злыдня если и не понимает до конца, то уж, во всяком случае, прекрасно видит. Самые красивые цветы не всегда растут в королевском саду. Иногда они вырастают у обочины дороги.
Примерно через месяц почти на том же месте произошла ещё одна моя встреча с принцем. Но не с Сенмутом. Это уже был настоящий принц. Настоящий по моим понятиям. Красивый и благородный. И даже имя у него было как у самого знаменитого из правителей Древнего Египта - Рамзес. Мне тогда шёл восьмой год, значит, ему - семнадцатый. Потом я узнала, что мы оба родились в первый день осени, только он на девять лет раньше.
В нескольких метрах от берега проходило старое шоссе. С тех пор, как построили новую, более удобную дорогу от Научного Центра до города, по нему почти никто не ездил. Лично я сроду не видела тут ни одной машины и повозки, так что привыкла играть на старом шоссе, не глядя по сторонам. Тем более что было так удобно сидеть на больших, гладких, нагретых солнцем гранитных плитах. Кое-где между ними пробивались трава и маленькие цветы с золотистыми головками. В тот день я сидела и лепила из куска желтовато-коричневой глины фигурку крылатой кошки. И была так увлечена, что совершенно не слышала стука копыт, хотя колесница мчалась во весь опор. Со мной до сих пор такое бывает, когда я леплю или рисую. Отключаюсь полностью. Гор и его подмастерья потом решили, что я не слышала грохот колесницы из-за шума аэробиля, который как раз пролетал над рекой, но я, кажется, и на него не обратила внимания. Гор с помощниками были заняты погрузкой ящиков с глиной в лодку. Они не сразу заметили, что происходит на дороге. Когда заметили, разумеется, тут же бросились мне на помощь, но они бы всё равно не успели. Хорошо, что Рамзес успел. Он как-то умудрился развернуть лошадей. Лёгкая колесница опрокинулась, но, по словам Гора, юноша выпрыгнул из неё ещё до того, как она повалилась на бок. Он сразу кинулся ко мне и взял меня на руки. Думал, что я испугалась. Я действительно испугалась - когда он меня схватил. И ещё я ужасно рассердилась, потому что выронила из-за него свою фигурку, и она помялась. Помню, как я плакала и молотила незнакомца кулаками, испачкав глиной его белую одежду. В нескольких шагах от нас лежала перевёрнутая повозка, колёса которой продолжали крутиться, а два длинноногих чёрных скакуна, путаясь в поводьях, страшно скалили огромные желтоватые зубы. Подбежал Гор, стал что-то говорить.
- С ней всё в порядке, - сказал незнакомец, продолжая держать меня на руках. - Она не ушиблась, просто немного испугалась...
Тут я посмотрела на него и перестала вырываться. Всем известно: даже очень красивое лицо вблизи кажется менее красивым, чем на расстоянии, но это лицо... Его черты были далеки от совершенства, но оно почему-то сразу показалось мне самым красивым на свете. И я сразу запомнила его на всю жизнь. Густые, сросшиеся на переносице брови, большие тёмные глаза, взгляд которых всегда казался мне то мрачным, то непроницаемым, прямой нос - довольно крупный и широковатый, но его неидеальность не нарушала необъяснимой, чарующей гармонии, исходившей от этого лица. Волосы у Рамзеса тоже были красивые - густые, иссиня-чёрные, они не вились, но казались пышными. В этот день они были завязаны в хвост.
- Не сердитесь, ваше высочество, - говорил Гор. - Это мы недоглядели... Пресвятая Баст, она же вас всего увозила! Не сердитесь, девочка испугалась.
Он и не сердился. Он осторожно опустил меня на землю, поднял покалеченную фигурку и, окинув её внимательным взглядом, протянул мне.
- Ты легко всё исправишь. Главное, что сама цела. Больше не играй на дороге. И не веди себя, как дикая кошка. Ты же такая талантливая девочка. И к тому же очень красивая.
Мне вдруг стало жарко. Наверное, тогда я покраснела первый раз в жизни. Это был первый комплимент, который я услышала от мужчины.
- Это Рамзес Танамон, воспитанник самой Анхиеры Бастиани, - сказал мне Гор по дороге домой.
- А что, все итеры принцы и принцессы? - спросила я.
- Нет, Арда, этот титул носят только Бастиани и представители ещё пяти самых знатных семей Кемта. Кажется, Рамзес даже более древнего рода, чем Бастиани. Его бабка была лучшей подругой Анхиеры. Рамзес осиротел в семилетнем возрасте. Принцесса-небет взяла его к себе в дом и оформила опекунство. А чуть позже выиграла тяжбу с какими-то его дальними родственниками, которые в своё время разорили его мать. Так что теперь Рамзес Танамон - наследник приличного состояния. Года через четыре, когда ему исполнится двадцать, он уже сможет свободно распоряжаться всем своим имуществом. Пока его права как владельца состояния ограничены. Но вообще-то Анхиера ему ни в чём не препятствует. Она доверяет Рамзесу. Вредных привычек у парня нет, а самое дорогое из его увлечений - скачки. Породистые кони стоят немало, но скачки на колесницах у итеров всегда были в моде. Рамзес уже два года подряд чемпион Такелота, а сейчас готовится к чемпионату Кемта. Колесничим разрешили тренироваться на старой дороге, но, я думаю, зря. Надо уж тогда тут вообще движение запретить... Знаешь, детка, лучше не будем говорить твоей маме о том, что сегодня случилось. А то она мне голову оторвёт, да и тебе не поздоровится. Во всяком случае, с нами вряд ли куда-нибудь ещё отпустит.
Моя мать так и не узнала про случай на старой дороге, но и Рамзеса я там больше не встречала. Наверное, нашёл другое место для тренировок.
Вскоре я научилась управлять маленькой моторной лодкой, на которой уабы ездили за лотосами для храма, и иногда тайком уплывала на другой берег. Я подолгу сидела под деревом, глядя на пустую, зарастающую травой дорогу и прислушиваясь к каждому звуку. Обычно я при этом что-нибудь делала из глины. Изредка мимо меня проезжала повозка какого-нибудь местного бедняка, раза два я видела тут машину, один раз заблудившегося туриста на вездеходном мотоцикле, а вот прекрасного принца на колеснице - ни разу. Когда мама спрашивала, где я так долго пропадала, я показывала ей свои поделки и говорила, что лепила в саду - не хотела, чтобы мне мешали. Похоже, её это удивляло, но дополнительных объяснений она не требовала. В конце концов, я не безобразничала и не причиняла ей лишних хлопот, а моя самостоятельность её даже радовала. Пока.
Однажды я слепила фигурку девочки и старательно её раскрасила. Я сделала ей синие глаза и рыжие волосы, а коротенькую юбку выкрасила в ярко-жёлтый цвет. Такая была на мне, когда я чуть не попала под копыта двух чёрных коней, запряжённых в лёгкую колесницу. И ещё я повязала ей на шею ленту, которая была у меня в тот день в волосах. Я отвезла статуэтку на другой берег и посадила на одну из нижних ветвей дерева, росшего у самой дороги. Незадолго до этого Пианха объяснила мне, что такое Ка. Древние египтяне считали, что это двойник, который есть у каждого человека и который иногда ему даже помогает, а чтобы этот двойник стал сильней, лучше сделать его изображение. Что ж, сама я не могу всё время сидеть у дороги, так пусть мой двойник поможет мне выследить того, кого я хочу увидеть снова.