«Может, линять на днях собирается?.. Скорлупку сменить задумала? – спросила себя Ора. – Надо посмотреть график линьки… Или – взрослеем, степенность репетируем?..»

Ребенок уже не был маленьким – Ррр было почти четыре года, но в сравнении с возможной продолжительностью жизни пауков женского рода, взрослеть Ррр будет еще долго…

Словно услышав мысли подруги, брахипельма решилась и соскользнула осенним черно-рыжим листочком в ладонь, приподнялась на лапках, словно потягиваясь, просела и заклякла неподвижно, явно наслаждаясь соседством и теплотой человека. Просидеть так, полностью погрузившись в свой паучий внутренний мир, предаваясь процессам самопознания, Ррр могла долго, поэтому Ора тоже принялась устраиваться в кресле. Кто сказал, что пауки – глупы, что дальновидности в них не больше, чем у инфузории?.. Женщина от негодования может быть и тряхнула бы плечом, но побоялась потревожить свою «чернушку». Спустя пару лет близкого знакомства с этим милым существом ведьма пришла к мысли, что умнее пауков – только пауки. И выживут, в случае чего – тоже только пауки, ведь благоразумия и терпимости в них больше, чем в некоторых ее клиентах… Ведьма все еще саркастически морщила физиономию, когда Ррр проснулась, снова повелительно подняла переднюю лапу, замерла (очевидно, приказывая своей убого-двуногой подруге переместить себя назад – в домик), и Ора поспешила исполнить паучье распоряжение! Постояла еще немного возле террариума. Все-таки пауки – чудесные создания! Никаких ненужных эмоций и поступков! Всем бы так…

И снова слезы… Ведьма скучающе зевнула, взглядом попыталась найти что-то интересное за окном и, не встретив ничего, достойного ее внимания, продолжила слушать.

– Вы даже не представляете, до чего он допивается! Он приходит грязный, как животное, мычит что-то невразумительное, цепляется до всего, что надо и не надо! Мелкую мебель – переворачивает, посуду – бьет… Накуролесит и ползет, довольный, спать!

Рассказчица, женщина лет сорока, устало вздохнула, шмыгнула носом.

– Да и привыкли мы уже с дочкой – за столько лет! Когда он выпьет, мы, как мыши по дому шныряем, чтоб не нарваться на его крик! Да только… – протянула измученно, – к дочке он пьяный цепляться стал…

Стыдливо прикрыла глаза, прерывисто всхлипнула и с плачем выдохнула:

– Последний раз… Я на работе была… Во второй смене… А он пьяный пришел – как всегда, пока меня дома нет… Маня спала уже – в своей комнате – ночь поздняя была.. А он, – рыдания мешали говорить тетке, она то и дело, cловно пытаясь спрятать лицо в складках огромного несвежего носового платка, терла им глаза и нос. – А он, – повторяла слова, будто бы не решаясь сказать о случившемся, – он, скотина такая…

Ее прервала девочка, очевидно, ее дочка – безжизненно-ровным, абсолютно лишенным эмоций детским голосом, странным голосом – для тринадцатилетнего ребенка:

– Я сама расскажу… Мама, подожди…

Молчание. Взгляд, усталый глубокий взгляд взрослого тринадцатилетнего человека. Усталость заполнила комнату. Усталостью, безысходностью несло от этой парочки – матери и дочери, расположившихся на диване в многострадальной Ориной гостиной. Многострадальной, потому что много страданий здесь бродит, слишком много людских бед, что приносят и приносят сюда люди, околачивается, ночует здесь на диване.

– Я не спала, когда он пришел… Я боюсь спать, когда папа пьяный и мамы нет дома – вдруг он дом спалит или еще чего хуже… – потупилась. – Ну, Вы уже знаете…

Помолчала.

– Я свернулась клубочком в кровати, залезла с головой под одеяло, пыталась спрятаться – вдруг не заметит… – грустно улыбалась рассказчица. – Но… он заметил! Вытащил меня из постели, стал материться… «Выебу!!!» – орал.

Подняла глазенки к потолку – явно в поисках неба…

– Я стояла на кровати, в своей старенькой пижаме со слонятами… Развела руки и прижалась всем телом к стене, хотела вдавиться туда… А внутри – ничего не было, внутри меня в тот момент – ни страха, ни злости, только пустота. Я была хозяйкой Медной Горы в тот момент, – горько ухмыльнулась девчонка. – Только слиться с камнем, исчезнуть не могла! Я… Просто ждала… Ждала того, что будет дальше… Я – была готова… Я даже сопротивляться не стала бы – убивать его, что ли? Он ведь все-таки мой отец… Просто… пьяница он… – с последними словами ребенка тяжелый, нехороший своей взрослостью взгляд малышки встретился с взглядом ведьмы. В этом глубоком взгляде можно было утонуть. Встрепенуться, поборюкаться беспомощно на призрачной поверхности сознания и почти благодарно захлебнуться в бездонной прорве… Странная глубина глаз нынешних детей. Странная, преступная даже взрослость, мирно соседствующая со сказками Бажова. Странное детство этой малышки.

С последним словом чуднАя тишина зазвучала в гостиной. Нехорошая тревожная тишина шныряла по подоконникам комнаты, заглядывала за тяжелые шторы, ныряла под кресло, на котором сидела сейчас Ора… Неласковая тишина колебалась переливами невысказанных, задавленных эмоций, создавая раскаты безмолвных волн. Эти чудовищные гребни грозились подрасти в шторм и раздавить трех оцепеневших в непонятном ужасе женщин…

Это был выбор… Малышка стояла перед выбором. Ее подталкивали (конечно, Темный Столб, коварный, жуткий проказник! Да и просто – жуткий) и в обоих случаях – выбор будет гадким, если…

Ведьма вздохнула. Кажется, этот гадкий случай – тоже ее работа.

– Дайте фотографию мужа! – швырнула фразой в мамашу. Эта покорность женской половины семейства – раздражала. Забитая мамаша нычется от жизни, невольно (да, невольно, как же!) подставляя под удар свою дочь. Фотография была старенькой – уголки обтрепаны, да и пахла она застоем… Время застоялось, задохнулось в ней, словно остатки спитого чая в забытом грязном стакане на подоконнике брошенного дома. И, странное дело! Где-то далеко, много лет назад, возле этого задохлика тоже намечался шторм…

– Сколько лет этой фотографии? Вы чего старье принесли?

Женщина смутилась (к этому времени Ора уже начала предполагать, что смущенно приседать в извинениях и сомневаться в смысле собственного существования – это единственная жизнеспособная программа бытия для этой матери семейства), но поспешила ответить некрасивым тонкогубым ртом:

– Это года через два после свадьбы… Еще все хорошо было… Вася тогда еще не пил… Простите, но новых нет – после аварии он не фотографируется… Стесняется…

После аварии… Ора прикрыла глаза. А ведь тогда – во временном отрезке этой фотки – действительно все было хорошо. Только… что за шторм? Что за выбор был тогда, много лет назад? Судьба меняется каждый день (это изречение ей уже хотелось вывесить на воротах собственного дома – чтоб люди читали и помнили об этом каждую минуту!) и только от людского выбора зависит, что принесет нам последующий день…

Образы, наслоения лиц, боль, слезы… женщина! Родная по крови… Предательство, истерика, злые слова…

– Его сестра… Он ее обманул, предал – много лет назад… Вы ничего не хотите рассказать мне? – процедила ведьма.

Глаза клиентки распахнулись удивленно, затем погасли.

– Вася… Он не поделился наследством… Обманул сестру. Мы всегда жили бедно, жить негде было… Вот Вася и забрал все себе… Нам… А я – смалодушничала… Мы до сих пор не общаемся… Катя не простила, у нее сын тяжело болеет – деньги всегда нужны… Вскоре после этого – муж изменился. Попал в аварию, лицо в ней изуродовал… Пить начал… Дебоширить. Совсем жизни нет – сейчас…

Проклятие родной по крови… Класс! Ведьма ухмылялась. Эти люди… Как дети малые!

Суперская подпитка темным! Надо брать… Просто перенаправить. Оградить ребенка, пока ее не изнасиловали или она не прибила папашу и не затащила весь род в бездну, а эти идиоты великовозрастные пусть ползают в своем болоте дальше… Да. И внешность надо подправить, помолодеть чуток – за счет клиенток. Все – не семнадцать лет ей.

– Я возьмусь… Когда приведете мужа? – глухо спросила и голос ее… Она ни разу не была светлой сейчас.