Майлс был поражен. Раньше она никогда не брала на себя ни капли ответственности за их неудавшийся брак.
— А я должен был проявить больше терпимости, когда родился Майкл, — сказал он. — Я слышал, женщины после родов часто впадают в депрессию.
Она кивнула.
— Роуз сказала мне, что тоже была в депрессии, когда родилась Адель. Мы обе были плохими матерями.
— Но Майкл все равно вырос отличным парнем, — сказал Майлс, чтобы отвлечь ее от разговоров про Роуз.
— И Адель тоже. Может быть, их влекло друг к другу отчасти и потому, что их матери одинаково обращались с ними.
— Я думаю, это чуть больше научило их понимать людей, — сказал он. — Но ты выглядишь уставшей, Эмили, после ужина я лучше поеду домой.
— Нет, не уезжай, — попросила она. — Останься на ночь.
— Не могу, — сказал он. — Мне завтра нужно быть в Лондоне, я готовлю большое дело. Но если хочешь, я вернусь на выходные.
— Хочу, — сказала она и улыбнулась. — И попытайся достать шампанского, чтобы мы по-настоящему отметили.
Глава двадцать седьмая
Адель улыбнулась, наблюдая, как Майлс изучает меню. Они встретились, чтобы пообедать вместе в ресторане на Грик-стрит в Сохо, и хотя меню было очень длинным, ничего из того, что заказывал Майлс, не оказалось в наличии.
Ей было интересно, почему он не спросил официанта, что у них есть. Но она предположила, будто Майлс подумал, что им подсунут то блюдо, которого в кухне больше всего.
Был ноябрь, и хотя угроза вторжения, казалось, прошла с того момента, как американцы присоединились к своим союзникам, доставив с собой свои «Летающие крепости» — бомбардировщики, способные пролетать большие расстояния без необходимости заправляться, — военно-морской флот в этом году сильно пострадал. Население не должно было знать, но пострадало более тысячи британских военных кораблей, которые торпедировали немецкие подводные лодки.
Но настроение все же было оптимистичным. У ВВС теперь были «ланкастеры» и «стерлинги» — самолеты, которые могли также доставлять бомбы на большие расстояния, и с помощью американцев они угощали немцев их собственным блюдом. Недавно объявили, что Британия вернула себе Тобрук в Северной Африке, и после заключения союза Британии с Россией довольно много людей считали, что Германию можно победить.
— Ты выглядишь уставшим, — заметила Адель. Лицо Майлса было не таким румяным, как всегда, и под глазами были мешки. — Ты что, где-то пьянствовал?
— Нет, — сказал он, но при этом по-мальчишески усмехнулся. — Правду говоря, я был очень занят, пытаясь помочь некоторым еврейским семьям выехать из Германии. Ты же знаешь, что там происходит, правда?
Адель кивнула. В Ист-Энде жило и попадало в больницу очень много евреев, и она очень хорошо представляла себе их бедственное положение как здесь, так и в Европе. Среди жителей Лондона ходили очень сильные антиеврейские настроения, эти люди обвиняли евреев во всем. Многие из их доводов были смешны и противоречивы. То они говорили, что евреи занимали все места в бомбоубежищах, то говорили, что они так богаты, что все выехали из Лондона, пока продолжались воздушные налеты. Евреев обвиняли в том, что они управляли черным рынком и грабили разрушенные дома, но настоящие девушки-кокни, как Джоан, которые знали всех местных преступников, говорили, что это они держали черный рынок, а разрушенные дома грабили команды гражданской обороны, которые приводили в порядок улицы.
Адель пришлось познакомиться со многими людьми из еврейской общины, и она была склонна верить их рассказам о том, как плохо обращаются с их родственниками в Германии и Польше. Они рассказывали, что их сгоняли и отправляли в гетто, вывозили поездами в лагеря и без раздумий расстреливали, если они пытались сбежать.
— Это все правда? — спросила она Майлса, потому что многие люди утверждали, что эти рассказы — чистая пропаганда. — Лагеря и все остальное?
— Да, Адель, боюсь, что это правда, — сказал он и глубоко вздохнул. — Мне как раз удалось помочь одному своему другу-еврею, юристу из Берлина, перебраться в Англию. Он со своей семьей живет сейчас у меня на «Ферме», и они оставили нацистам все — дома, деньги и ценности. Он рассказывал мне такие вещи, в которые я не поверил бы, если б это рассказывал кто-нибудь другой. Мой друг утверждает, что Гитлер намеревается истребить весь еврейский народ.
— Но он не может это сделать, правда?
— Я полагаю, он уже начал. Ройбен рассказал мне, что он уже построил лагеря с газовыми камерами и крематориями, чтобы потом сжигать тела. Он говорил, что, когда евреев вывозят поездами на «переселение», поезда отправляются именно туда, в лагеря. И женщины и дети тоже.
— Нет! — воскликнула Адель. — Это чудовищно. Разве мирные жители в Германии могут поддерживать такое варварство?
Майлс пожал плечами.
— Я полагаю, люди боятся пойти против потому, что боятся за собственные жизни. И в такой фантастически зловещий план трудно поверить. Но давай сегодня не будем беседовать об этих ужасах. Мы с Эмили получили еще одно письмо от Майкла, и в общем и целом у него довольно бодрое настроение.
Адель с готовностью наклонилась вперед. Содержание первых двух писем Майкла, которые скорее были краткими записками, было разочаровывающе туманным, и целые фразы были вымараны цензором. Они только узнали, что он находится в лагере для военнопленных «Сталаг 8б», но могли лишь догадываться о том, где находится лагерь, как он туда попал и насколько серьезны его ранения.
Похоже, он не знал, что они считали его мертвым, и упомянул, что его мучает боль в ноге. Он написал, что кормят не очень хорошо, что ему не хватает книг и что они играют в футбол и в карты. И еще он сильно беспокоился о них.
Майлс пояснил, что немцы, вероятно, сказали ему, что почти всю Англию сровняли с землей.
— Он был явно взволнован, получив наше первое письмо, — заметил он, сделав паузу, чтобы извиниться, что не принес с собой письма Майкла, потому что Эмили ни за что не хотела с ними расставаться. — Он в восторге от того, что мы с Эмили сейчас друзья, и благодарен за все новости, которые мне удалось собрать о его друзьях из эскадрильи. Он сказал, что через Красный Крест пришли кое-какие книги и посылки, что он читает кое-что из Агаты Кристи и научился шить, потому что ему приходится латать свою форму. Все остальное — вопросы о семье, племянницах и племянниках, и о том, как мы все справляемся с войной. — Майлс сделал паузу. — Он просит передать привет тебе и твоей бабушке.
У Адель защипало в глазах. В их первую встречу после новости, что Майкл находится в Германии, она настаивала, чтобы Майлс не упоминал о ней в письмах к сыну. Эмили вряд ли можно было удержать от этого, потому что она поддерживала стабильные отношения с Роуз и Хонор и, разумеется, захотела бы известить его, что они почувствовали облегчение, узнав, что он цел. Адель так хотелось самой написать ему, но она боялась дать ему понять, что все еще влюблена в него. И все-таки, что бы она ни говорила, как бы ни была уверена, что делает правильно, держась на расстоянии, ее сердце все еще упрямо хотело большего.
Официант принес им еду, и Адель была рада отвлечься. Иногда она жалела, что так близко узнала Майлса, потому что чем ближе она ему становилась, тем более невозможной становилась ситуация.
За едой они говорили о многих разных вещах: об осаде Сталинграда, о которой Майлс думал, что она окончится очень скоро, потому что немецкая армия понесла огромные потери, о победах Монтгомери в Северной Африке и о падении Муссолини в Италии. Майлс согласился, что Англии отчаянно требовалась помощь Америки войсками, танками и самолетами, но он подозревал, что, когда война будет наконец выиграна, Америка возьмет на себя все заслуги за победу, будто англичане только и сидели сложа руки последние три года.
— Я не люблю янки, — сказал он злобно. — Они ведут себя чертовски высокомерно, но где они были во время «блицкрига»? Сколько из их пилотов могли сделать то, что делали наши ребята во время Битвы за Англию? Они шлялись по Англии в своей щегольской форме и подкупали легковерных девушек своими сигаретами, жевательной резинкой и нейлоновыми чулками. Разве среди них были настоящие герои?
