Чувствуют ли что-то подобное мясники, убивая животных? Йен испытывал эхо подобных ощущений, когда перерезал горло оленю – и не чувствовал ничего, сворачивая шею курице или разбивая череп кунице.

– Или ты просто привык к этому, – сказал он вслух и сам себе возразил: – Лучше бы не привыкал. Это плохо для твоей души, a bhalaich.

– Плохо. Но это происходит, когда убиваешь руками, так ведь? А вот при убийстве из ружья или лука такого нет, правда?

– Ну, не знаю, не знаю. Иногда я задумываюсь – а есть ли для убитого тобой та же разница, что и для тебя?

Ноги запутались в высокой траве. Похоже, он сошел с дороги. Была полночь, слабо светили звезды.

– Разница? – пробормотал Йен, озираясь в поисках дороги. – Какая ему разница? Он в любом случае умрет.

– Так и есть. Хотя я считаю, что убийство руками все равно хуже. Когда стреляют из оружия – это как удар молнии, понимаешь? Но убийство руками – это слишком личное.

Какое-то время Йен шел молча, мысли сновали в голове, будто пиявки в банке.

– Ладно, – сказал он наконец и лишь тогда осознал, что говорит вслух. – То было личным.

От ходьбы дрожь в теле улеглась. Дыхание ночи сжалось до раны в плече, боль пульсировала в такт с его сердцем.

Вспомнилась белая голубка Рэйчел, которая мирно покоилась на плече над раной, и разум Йена очистился. Он увидел мысленным взором лицо Рэйчел, услышал сверчков. Канонада в ушах смолкла, и ночь медленно полнилась покоем. А если его отец захочет сказать еще что-нибудь насчет убийства, Йен лучше промолчит.

Стиснув зубы, Джон Грей осторожно опустил раненые ноги в чан. К его удивлению, невзирая на стертую кожу и лопнувшие волдыри, ощущения оказались не такими уж неприятными.

– Странно, это ведь горячая вода? – Он наклонился, чтобы посмотреть.

– Оливковое масло, – сказал Хэл, и его измученное лицо расслабилось. – И оно должно быть теплым, а не горячим, иначе мой денщик на рассвете будет распят.

– Уверен, он уже зубами стучит от страха. Да, кстати, спасибо, – осторожно шевеля ногами, поблагодарил Грей.

Он сидел на кровати брата, а Хэл устроился на сундуке и лил что-то из фляжки в поцарапанные оловянные чашки, которые сопровождали его во всех походах.

– Пожалуйста. – Хэл передал ему чашку. – Что, черт побери, стряслось с твоим глазом? А рука? Она сломана? Я послал за хирургом, но он может прийти не сразу. – Хэл взмахнул рукой, подразумевая, что в связи с недавней битвой полно раненых и тех, кто получил тепловой удар.

– Мне не нужен хирург. Я поначалу решил, что рука сломана, но теперь почти уверен, что это просто сильный ушиб. А глаз… это Джейми Фрэзер постарался.

– Правда? – удивился Хэл и нагнулся, чтобы посмотреть на глаз брата.

Повязку Грей уже снял, и глаз, по его ощущениям, шел на поправку. Слезы больше не текли постоянно, отек почти спал, и Грей пусть с осторожностью, но уже мог двигать глазом. Впрочем, судя по выражению лица Хэла, краснота и синяк еще не до конца сошли.

– Сначала Джейми, потом его жена. – Грей осторожно коснулся глаза. – Он ударил меня, а она ценой жутких мучений вправила мне глаз и обмазала медом.

– Меня это ничуть не удивляет, я уже ознакомился с представлениями леди насчет лечения. – Хэл, салютуя, приподнял чашку, Грей сделал то же самое, и они выпили. В чашке оказался сидр, напомнивший Грею о яблочном бренди и полковнике Ватсоне Смите. Оба воспоминания казались смутными и далекими, будто это приключилось с ним несколько лет, а не дней, назад.

– Миссис Фрэзер лечила тебя? – Грей усмехнулся. – А тебе она что сделала?

– Ну… откровенно говоря, спасла жизнь. – В тусклом свете фонаря было плохо видно, но Хэл, кажется, слегка покраснел.

– Вот как. Что ж, значит, я ей дважды обязан. – Грей с торжественным видом поднял чашку и осушил ее. После жаркого дня да на голодный желудок сидр пошел просто замечательно. Протянув чашку Хэлу, чтобы тот ее наполнил, Грей поинтересовался: – Как ты попал в ее когти?

– Тебя искал. Будь ты там, где должен…

– По-твоему, я должен был сидеть и ждать, пока ты вернешься и втянешь меня во что-нибудь? А ты знаешь, что из-за тебя меня чуть не повесили? Кроме того, меня в то время похитил Джеймс Фрэзер.

Подняв бровь, Хэл наполнил чашку.

– Да, ты говорил, что он тебя ударил. За что?

Грей потер переносицу. Голова болела весь день, и он успел привыкнуть к этому, но расспросы Хэла усугубляли боль.

– Пока не могу рассказать. Не подскажешь, куда можно прилечь? Такое ощущение, что я вот-вот умру. А если вдруг не умру, то завтра мне еще рассказывать Уилли о… ладно, неважно. – Он допил сидр, поставил чашку и с неохотой приготовился вынуть ноги из масла.

– Я знаю насчет Уильяма.

Грей замер и недоверчиво посмотрел на брата. Тот пожал плечами.

– Я видел Фрэзера. В Филадельфии. И когда я спросил об этом Уильяма, он все подтвердил.

– Правда? – Как ни странно, Грей приободрился. Если Уилли успокоился настолько, что поговорил об этом с Хэлом, то его разговор с отцом пройдет не так ужасно, как он опасался.

– Как давно ты об этом знаешь? – поинтересовался Хэл.

– Наверняка? С тех пор, как Уилли исполнилось два или три года. – Грей вдруг широко зевнул и замер, бессмысленно моргая. – Кстати, хотел спросить… Как прошло сражение?

– Ты же поучаствовал в бою? – Хэл посмотрел на него с конфузливым весельем.

– Неудачно. А мои возможности ограничивались обстоятельствами. Кроме того, у меня всего один здоровый глаз. – Грей осторожно коснулся больного глаза. Поспать бы хорошенько… От желания прилечь качало, он едва не падал на кровать Хэла.

– Сложно сказать. – Хэл выудил полотенце из корзины с бельем, стоявшей в углу; склонился, вынул ноги брата из масла и осторожно промокнул. – Полная неразбериха. Жуткая земля, изрезанная ручьями, то фермерские угодья, то рощи… Сэр Генри благополучно увел вещевые обозы и беженцев. Но Вашингтон… Насколько я видел и слышал, его войска исполнили свой долг. Сполна, – задумчиво добавил он и поднялся на ноги. – Ложись, Джон. Я найду другую кровать.

Грей слишком устал, чтобы спорить. Он просто лег на спину, не собираясь даже раздеваться. В больной глаз будто песок насыпали. Может, попросить Хэла найти мед? Ладно, это подождет до утра…

Хэл снял с крюка фонарь и повернулся было к выходу, но, помедлив, снова посмотрел на брата.

– Думаешь, миссис Фрэзер – кстати, завтра я хочу узнать, с чего она вдруг вышла за тебя замуж, – так вот, думаешь, она знает об Уильяме и Джеймсе Фрэзере?

– Увидев этих двоих рядом, любой, у кого есть глаза, догадается об их родстве, – смежив веки, пробормотал Грей. – Впрочем, она об этом не говорила.

Хэл фыркнул.

– Видимо, знали все, кроме Уильяма. Неудивительно, что…

– Не то слово.

– Я не нашел «то» слово.

– Ну и что? – глаза Грея закрылись сами собой.

Хэл отошел к выходу и сказал:

– У меня новости о Бене. Говорят, он умер.

Джейми, одетый только в рубашку и штаны, сидел у окошка и смотрел на высыхающие волосы жены. В маленькой комнатушке, предоставленной им миссис Маккен, было жарко, как в печке. Пот лежал на коже, словно роса, и скатывался по телу при каждом движении, но Джейми старался не перекрывать веющий от окна ветерок, чтобы он хоть немного освежил пропахший сыром и кровью комнатный воздух.

Он намочил волосы Клэр водой из большого кувшина, который принесла миссис Маккен, побрызгал водой и на нижнюю рубашку жены. Мокрая ткань облепила тело Клэр, обрисовывая круглые розовые ягодицы и толстую повязку на боку, по которой медленно расплывалось кровавое пятно.

– Мед-лен-но, – произнес Джейми беззвучно, одними губами. Медленно! Лучше бы кровотечение совсем прекратилось, но хорошо уже, что оно замедлилось.

Восемь пинт – вот сколько, со слов Клэр, крови в человеческом теле. Пусть и не у всех – разумеется, у мужчины его комплекции крови больше, чем у женщины наподобие Клэр. Ее волосы начали высыхать, отдельные прядки, курчавясь, приподнимались над основной массой, будто тонкие усики муравья. Джейми хотел бы отдать Клэр часть своей крови, ведь у него ее много. Она упоминала, что это возможно, но не в нынешнее время. Еще она говорила что-то о несовместимости крови…