- Йохо!! Лукаш!! - заорал он что было сил. - Как ты относишься к текиле? Я знаю несколько способов, как пить текилу! Где в Сьюдад-Хуарес продают кесадилью?!
- У тебя нет на неё денег, - не повышая голоса, заметил в ответ Лукаш, шлёпая мокрыми ногами из душа мимо открытой двери Роберта.
***
А потом на Альфу прибыл челнок с Земли.
Ровно в двадцать тридцать по Гринвичу два молчаливых пилота деловито и профессионально пристыковали его к шлюзу, с внутренней стороны которого Лукаш и Роберт давали последние указания по самостоятельному содержанию Альфы паре большеголовых лемуров катта.
Лемуры слушали и послушно кивали, сцепив на груди тонкие чёрные лапки.
А в двадцать тридцать две мановакуумметр уже показывал ноль: шлюз был свободен.
***
Флорида встретила их солнцем и солёным ветром. В течение какого-то получаса вдоль десятой федеральной промелькнули Таллахасси, Нью-Орлеан, Хьюстон, и вырос Эль-Пасо, со всех сторон окружённый рыжими холмами. Он вовсе не походил на город, объятый паникой.
- Для вас приготовлен номер в гостинице и открыты счета в BNY Mellon, - волнуясь, говорил сидящий на переднем сиденье кадиллака мистер Гилельс. - Если вам удастся справиться с ситуацией, на каждый из них будет переведена сумма, эквивалентная годовому окладу практикующего врача.
В окрестностях госпиталя Томасон всё было спокойно. Паника начиналась там, где заканчивался приёмный покой.
Она читалась в глазах у попадавшихся навстречу докторов, в отсутствии в здании гражданских, не имеющих отношения к медицине, и в мелькающих тут и там жёлтых противочумных костюмах.
- Эта штука передаётся воздушно-капельным путём, - встречавшая их юная врач ткнула пальчиком в сторону закрытого инфекционного бокса. - Это наш первый заболевший.
Роберт и Лукаш, долгое время лишённые всякого женского общества там, наверху, теперь с умилением разглядывали вблизи тонкие девичьи руки и млели от несвоевременного счастья.
А с той стороны, в боксе, разметавшись на большой белой больничной кровати, лежал маленький мальчик-латинос.
- Ему восемь. Его привезли к нам утром с гипотермией и неработающими почками. Единственное, что мы можем для него сделать - это нагреть инкубатор до тридцати шести и шести. Мы даже не в состоянии поставить ему капельницу, потому что стенки его сосудов не пропускают воду.
Роберт и Лукаш переглянулись. Лукаш открыл было рот, но Роберт его опередил.
- А где спят остальные? - вкрадчиво спросил он.
- А как вы... Да, к вечеру их стало триста и все они спят...
Юная доктор растеряно подняла на Роберта большие голубые глаза, и он с удивлением обнаружил внутри себя целую гамму противоречивых, но очень сильных чувств. Тут была не только радость от восхищения в глазах красивой женщины, но и отчаяние от сознания того, что его собственное тело утонуло в щенячьем восторге и практически перестало ему подчиняться.
Он удивился собственным эмоциям, затем удивился тому факту, что удивился, а затем вдохнул поглубже и попробовал улыбнуться самым что ни на есть непринуждённым образом:
- Видите ли... простите, как вас зовут?
- Лара...
- Видите ли, Лара, если мембранный транспорт нарушен настолько, что сквозь клеточные стенки не идёт даже вода, то мозгу больше ничего не остаётся, как спать. Так всё-таки где они спят?
- Мы выделили под них два отделения. Одно - детское, то, на котором мы сейчас находимся. Другое - в левом крыле. Там взрослые. Детей - чуть больше двухсот.
Роберт слушал её и не слышал. Да, она была хороша. Да, её присутствие доставляло ему массу удовольствия, но то, что находилось там, за стеклом инфекционного бокса, впечатляло его не меньше, а то и больше: хрупкое обездвиженное мальчишечье тельце, если приглядеться к нему повнимательнее, напоминало не то статую, не то сошедший с ума компьютер. Оно не было безжизненным, но жизнь, теплившаяся в нём, была похожа на мелодию, отстукиваемую на рояле без струн. Вроде и есть, а вроде и далеко не вся.
- Ого, - почти весело заключил он. - Сейчас у него немного похолодает.
6. 2323 год и после. Ая.
Ая очень хотела, чтобы брат у неё родился в новогоднюю ночь. В качестве подарка для себя. И матери незачем было об этом знать.
Жизнь реализата была одновременно намного ярче жизни обычного человека и намного предсказуемее, причём вне всякой зависимости от возраста. И она уже успела свыкнуться с этим.
Задолго до рождения Мэтта Ая знала, что глаза у него будут изумрудного цвета, а волосы - такими же рыжими и такими же непослушными, как и у неё самой. Ей нравилась его внешность: нос пуговкой, широкий улыбающийся беззубый (точь-в-точь как у лягушонка) рот и пальчики - настолько нежные, что будь там, где он сейчас плавал, свет, они были бы прозрачными.
Ей нравилось наблюдать, как он растёт: как зевает по вечерам вместе с матерью, как просыпается по утрам, как гримасничает.
Она знала, что ему уже нравится найденный в сети и присланный Бенжи мелодичный 'Twilight' и ужасно не нравится гудение домашних детекторов движения.
Конечно, она пока ещё не знала, что звать его будут Мэтт, что прожить на Альфе ему предстоит всего семь лет, и что все эти семь лет он будет обожать её так, как месячный щенок обожает доброго и щедрого хозяина.
Как и любой другой реализат, она видела настоящее, но будущее не было для неё строго определено. К нему из настоящего тянулись незримые нити, однако переплетение их было скрыто где-то там, за горизонтом.
Родился Мэтт ровно в полночь по Гринвичу в ночь на первое января 2323 года.
Ух ты, подумала Ая, впервые оглядывая его, лежащего на руках у матери, с головы до ног, благо одно от другого было совсем не далеко: а вот и будущий друг, он же партнёр по играм.
А будущий преданный друг и партнёр по играм в это время в меру доступных ему сил пытался разобраться в обрушившемся на него внешнем мире. Его глаза уже слегка привыкли к мягкому приглушённому свету, а последствия ожога от первого вдоха слегка притупились, так что теперь он всецело был захвачен желанием контакта 'кожа-к-коже'. И Ая, повинуясь древним женским инстинктам, молча протянула руки, чтобы взять его и прижать к себе.
- Ая... - беззубо улыбнулся он, приоткрыв на неё один заплывший малахитовый глаз, чем вызвал у безропотно передавшей его в Аины руки матери непроизвольный горловой спазм.
***
Мэтт рос вундеркиндом, даже не догадываясь об этом. Да и к чему ему было знать о том, что понимание - это вовсе не размер мозга и даже не принадлежность к определённому биологическому виду? К чему ему было знать, что нейронные связи в его голове упакованы самым оптимальным для нереализата способом?
Ни к чему.
Он не видел ничего необычного ни в том, что начал говорить чуть ли не от рождения, ни в том, что игры его мало походили на обычные детские шалости. Сверстников, с которыми он мог бы себя сравнить, у него не было, а Ая была так недосягаема, что о сравнении не могло быть и речи.
***
Когда Бенжи привёз на Альфу очередного реализата, шёл 2326-й год. Ае было четырнадцать, Мэтту - три.