Кажется, войско готово к походу!
* * *
Я стояла недалеко от того места, где мы впервые столкнулись с черными пришельцами. Издалека даже виднелся остов погибшего хранителя. Рядом со мной сверкал Салатовенький, который несмотря на то, что только что оправился от энергопотери, все равно настоял на своем участии в военных действиях. А с другой стороны был Малыш, через несколько шаров за ним — Пурпурный. И длинный-длинный разноцветный круг сверкающих бойцов в несколько рядов. На другой стороне этого круга, охватившего всю зону агрессивного воздействия, находился Сережа. Ну прямо адмирал с контр-адмиралом!
Мальбрук в поход не долго собирался. После того, как сверкающий народец осознал и, главное, прочувствовал все произошедшее, собрать их особого труда не составило. Они подтягивались к зоне поражения из самых отдаленных уголков желтой и розовой страны, занимая позиции по периметру. Какое все-таки благо — такая безграничная коммуникация всего общества! Ими даже руководить не приходилось. Все «солдаты», как говорил Суворов, и так уже «знали свой маневр», как только мы разработали приблизительный план действий.
А план наш состоял вот в чем. Мы с Сережей, как существа более эмоциональные, должны будем задавать «основную частоту» — сосредоточиться на любви и восхищении миром удивительной красоты и гармони, стать чем-то вроде генератора. Все остальные должны выполнять функции многократного усилителя, четко реагируя на все наши эмоциональные оттенки. Дело в том, что мы не совсем были уверены, какие именно наши эмоции окажут на пришельцев максимальное воздействие, и поэтому планировали при необходимости их корректировать. В этом случае чрезвычайно важна полнейшая синхронность как самих эмоций, так и их малейших изменений. Мы с Сережей даже некоторое время потренировались, пропуская через свое восприятие целую гамму чувств, и добились неплохого взаимодействия. О шарах даже и говорить не приходится — такое взаимодействие просто свойственно их природе.
Единственное, что мы четко и досконально знали — это то, что малейший намек на ненависть, агрессию может не только свести на нет все наши усилия, но и запросто погубить всех. Риск, конечно, был зело преогромен, но выбора особого не было.
Также нельзя было забывать и о безопасности. То есть каждый «воин» должен был кроме всего прочего «держать фон» дружбы, симпатии к своим согражданам, чтобы не позволить «гробовщикам» захватить кого-нибудь.
Что нас откровенно порадовало, так это то, что недостатка в добровольцах не было. Практически все шары, за исключением тех, кто должен был поддерживать системы жизнеобеспечения и осуществлять технический контроль, отправились к мертвой зоне.
Мы напились водички, запасаясь энергией впрок, и, булькая животами, отправились на «поле брани», словно заклинание твердя себе что именно ее, брани, как и любых отрицательных эмоций, нужно избежать во что бы то ни стало.
Зона поражения представляла собой кривое неправильное пятно размером примерно 5 на 7 километров. Для того, чтобы усиление эмоционального поля было максимальным и равномерным, мы все разместились по окружности, охватывающей это пятно целиком. А в точках, самых близких к границе серого песка, как раз и находились мы с Сережей. Прямо друг напротив друга. Разъединенные расстоянием в 7 километров безжизненной пустыни. И в то же время связанные сверкающей цепью друзей и единомышленников.
Я стояла на холмике и смотрела вниз, на суету «гробовщиков», без устали обслуживающих Черную Утробу. Шары практически не обменивались информацией, кроме разве что «шепота», необходимого для построения правильного круга. Ни в коем случае нельзя было выдать себя раньше времени и дать возможность противнику расстроить наши замыслы!
Прав был поэт, когда говорил, что в бою самое тяжелое время — «час ожидания атаки». Но мандража не было. Только абсолютное, ледяное спокойствие и уверенность в том, что необходимо сделать. Я пошире расставила ноги, выпрямилась. Я была готова.
* * *
По цепочке, чтобы не привлечь внимания, мне передали, что все выстроились и приготовились. Пора!
Уже не таясь, я сильно окликнула Сережу.
— Готов! — ответил он.
Это и был сигнал начала действий.
Я вызвала образ прекрасной страны, тут же подхваченный Сережей. И в это же мгновение любовь к этой стране Красоты и Гармонии, восхищение и гордость ею хлынули стремительной и мощной волной, сметая на своем пути жалких «гробовщиков». Они неуклюже бежали на своих подпорках, подпрыгивая на желтеющем прямо под ними песке, трусливо удирали к своей покровительнице. Но восстановление энергетики почвы происходило слишком быстро для них, и все чаще эти отвратительные создания отставали от спасительной границы серого песка и беззвучно лопались каскадом синеватых искр.
— Вперед! — подал команду Сережа, и все сверкающее войско стало постепенно сужать кольцо, неумолимо приближаясь к Черной утробе.
По мере приближения интенсивность поля усиливалась, и гробовщикам приходилось бежать все быстрее и все чаще лопаться. А шарам постепенно перестраиваться в более плотное кольцо, насчитывавшее уже не один десяток рядов.
К прежним эмоциям помимо воли добавлялась радость и ликование.
Ура, мы ломим, гнутся шведы!
О, славный час, о славный вид!
Еще напор, и враг бежит!
Черная Утроба в ужасе вопила: «Невероятная энергия! Другая… Смертельно… Приближение порога стабильности…»
Мы подошли уже очень близко, и было видно, как наиболее прыткие и трусливые из «гробовщиков» уже подбегали к разверстому черному Нечто, скрываясь в нем и сливаясь с ним. И вот, наконец, не осталось ни одного из этих несуразных существ. И тут же Черная Утроба, выдохнув напоследок «Смертельная угроза… Максимум защиты…», перестала подавать какие-либо признаки жизни.
Мы подошли практически вплотную, до нее оставалось не более десятка метров, но даже сейчас было непонятно, что она собой представляет — огромный, диаметром несколько десятков метров шар или же гигантское отверстие «в никуда». Ее матовая чернота по-прежнему совершенно не отражала свет.
И на этом успех наших боевых действий закончился. Ибо Черная Утроба никак не реагировала на наше наступление и усиление эмоционального поля. Похоже, ушла в глухую защиту, которую мы не в состоянии были пробить. А подходить еще ближе было слишком рискованно.
Мы с Сережей, понимая друг друга до малейших нюансов, стали варьировать спектр эмоций.
Безграничная, всепоглощающая любовь к желтой и розовой стране. Восхищение красотой. Готовность защитить ее даже ценой жизни. Взаимное братство всех обитателей.
И никакого результата. Мы повторяли и варьировали снова и снова, стараясь найти то, что позволит раз и навсегда отделаться от этой напасти. От напряжения у меня уже начинала кружиться голова, подкашивались ноги. Мои товарищи тоже были на пределе, но наши усилия так и не увенчались успехом. Общее поле постепенно начинало слабеть, а Черная Утроба продолжала лежать прямо перед нами. Огромная, страшная даже в своей безжизненности. И неуязвимая.
Неужели все старания напрасны, неужели наши усилия пойдут прахом, и в этом удивительном мире воцарится это чудовище, такое отвратительное и чуждое!
Стоп! Чуждое!
Сережа с полумысли подхватил эту идею. Существо, абсолютно чуждое, никак не вписывающееся в стройную систему этого мира! Не подходящее, лишнее, ненужное!
Прошла какая-то доля мгновения, и наш сигнал был подхвачен выбивавшимися из сил шарами. И тут же произошло что-то совершенно удивительное: к нам присоединилось еще несколько полей, прекрасно синхронизированных с нашим, в несколько десятков раз усиливших наш сигнал. Настолько, что мне самой уже трудно было находиться под действием этого суммарного поля. Я поняла, что произошло. К нам подключились другие обитатели этого мира: хранители жизни, «полярные сияния», стеклянные шары. Откуда-то издалека поддавали голос кристаллические кусты. Казалось, даже песок кричит «Изыди, чужак! Мы любим свой мир, и тебе в нем не место!»