Скоро эксперты из следственной бригады начнут обыскивать здание в поисках похищенного обогревателя. Наверняка Диане придется возвратить его, если только не удастся спрятать, когда она услышит их приближение. Его легко можно было предвосхитить по звукам постоянного брюзжания. Но с другой стороны, калорифер – единственный источник тепла в этой комнате. Фрай дотронулась рукой до батареи на стене. Она оказалась чуть теплой и напоминала тело, которое еще не совсем остыло, но уже перешло в состояние ригор мортис[9]. И помощь патологоанатома здесь совсем не нужна – жертва мертва уже как минимум два часа.

Сержант чихнула. По комнате распространялся аромат сосисок и томатного соуса, который постепенно сконцентрировался над делом об ограблении, лежащем на столе прямо перед нею. Именно из-за этого запаха стены в отделе приобретали странный зеленоватый оттенок, залетевшие сюда мухи дохли, и их трупы потом месяцами поджаривались в плафонах ламп дневного света.

– Гэвин! – позвала Диана.

– М-м-м-м? – послышалось в ответ.

– Ты где?

– М-м-м-м, м-м-м-м, м-м-м-м.

– Я знаю, что ты где-то здесь. По запаху чувствую.

Над крышкой стола появилась голова. У головы были светлые волосы, розовое лицо и пятна томатного соуса на нижней губе. Детектив-констебль Гэвин Марфин был нынешним проклятием Дианы Фрай – темперамента у него было поменьше, чем у Бена Купера, а вот томатный соус он проливал на пол ее машины гораздо чаще. У Марфина явно был лишний вес – а ведь после сорока мужчина должен всерьез задумываться о своем сердце.

– Я решил тут немного перекусить, – произнес констебль.

– А ты что, не мог сходить в буфет? – поинтересовалась Диана.

– Не мог.

– Ох, – вздохнула девушка, – прости, пожалуйста, я совсем забыла…

– У нас его просто больше нет. И нам надо самим выкручиваться. Об этом сообщается на всех досках объявлений. Двадцать два года я здесь тружусь – и вот нате вам, они закрывают буфет.

– А где ты тогда взял свою сосиску?

– В булочной на Уэст-стрит, – ответил Марфин. – Если тебе тоже хочется, то предупреждай заранее.

– Да нет, спасибо. Ты хоть представляешь себе, сколько в этой штуке холестерина? Достаточно, чтобы твои артерии стали твердыми, как камень. Через пять минут ты просто умрешь.

– Ага, если сильно повезет.

От запаха жареного мяса с животом Фрай происходили странные вещи: его крутило и выворачивало от отвращения, как будто само понятие пищи было для него чуждым и отвратительным.

– К тому же в этой сосиске есть чеснок, – добавила Диана.

– Точно, в этом их особенность.

Детектив-инспектор Пол Хитченс открыл дверь и чуть было не заговорил с Фрай с порога, но потом закрыл рот, вошел в комнату и осмотрелся.

– Томатный соус? Сосиска с чесноком? – поинтересовался он, принюхиваясь.

– Ну-у-у, – протянул Марфин, вытирая рот листком бумаги, который он вырывал из стопки для записей. – Это завтрак, сэр.

– Я просто хотел сказать: будь осторожен и не накапай на эти папки. Последний раз, когда это произошло, в Королевской службе уголовного преследования решили, что мы прислали им настоящие пятна крови, чтобы подчеркнуть, сколько мы ее пролили, расследуя дело.

Фрай посмотрела на Марфина. Констебль улыбался во весь рот. Он был абсолютно счастлив. Сержант давно заметила, что иногда еда действительно делает людей счастливыми. А вот инспектор Хитченс в эти дни выглядел не так щеголевато, как раньше, да и окружность живота у него несколько увеличилась. Четыре или пять месяцев назад Пол сошелся со своей подругой, медицинской сестрой. Горько было видеть, как расслабляется мужчина под воздействием семейной жизни.

– Я зашел сказать, что звонил Бен Купер, – пояснил инспектор.

– Только не это! – воскликнула Диана. – Он что, тоже заболел? – Тут она бросила взгляд на пустующие столы в отделе. Со всеми отпусками, отгулами, курсами повышения квалификации и больничными листами помещение отдела начинало напоминать домашнюю трибуну на стадионе футбольного клуба Идендейла. – И что же с ним такое? Ящур или бубонная чума?

– Совсем нет. Честно говоря, я не могу припомнить, чтобы Бен Купер хоть раз пропустил работу из-за болезни.

– Значит, он не может добраться сюда из-за снега, – предположила девушка. – Тогда это его собственная проблема – нечего было селиться у черта на куличках.

– Именно поэтому он и купил тот внедорожник с четырьмя ведущими колесами, – заметил Хитченс. – Говорит, что может проехать там, где другие застрянут намертво.

– Тогда в чем же дело? – нетерпеливо спросила Фрай.

– Да ни в чем. Просто по дороге на работу он кое-кого арестовал.

– Что?

– Надел браслеты на одного из подозреваемых по делу о сегодняшнем двойном нападении. Он, видимо, рано появился в городе и позвонил, чтобы узнать новости. Собирался зайти позавтракать – и в кафе «Старлайт» столкнулся с Кемпом, которого и арестовал. Отлично сработано, нет? Вот как надо начинать рабочий день!

– В этом весь Бен, – заметил Марфин. – Этот парень всегда начеку. Даже во время завтрака не может забыть про работу. У меня, например, от таких мыслей начинается несварение желудка.

– Поверь, Гэвин, несварение у тебя вовсе не от мыслей, – заметила Диана.

– Осторожнее, а то расстроишь Оливера.

Оливером звали резинового лобстера с кнопкой, который сидел на столе Марфина. При нажатии на кнопку он начинал распевать отрывки из песен, как-то связанных с морем: «Под парусом», «Сад осьминога», «Сидя на берегу залива»… Фрай была уверена, что когда-нибудь сделает из него пасту и намажет ее на бутерброд Гэвина.

– Вы только посмотрите на эту погоду! – сменил тему Хитченс. – Хуже не придумаешь.

Диана вновь выглянула в окно. Ветер сдувал снежинки с крыш соседних домов, и они ударялись в оконные стекла, оставляя на них влажные пятна, которые стекали вниз по стеклу, размывая слой сажи, покрывавший стекла снаружи. Девушка не помнила, чтобы в Бирмингеме когда-нибудь шел снег. По крайней мере, он никогда не оставался лежать на земле там, где приземлялся, и не превращался в сугробы высотой по колено. Может быть, это было связано с теплом, которое исходило от широких дорог с несколькими полосами движения, и высотных зданий – этих непременных расслабляющих атрибутов цивилизации. Воспоминания о предыдущей работе в Уэст-Мидлендс становились для Дианы с каждым днем все дороже, особенно когда она видела за окном примитивную и жесткую арктическую пустыню, с которой теперь была связана ее жизнь. Она уехала из Бирмингема, так и не сказав окончательное «прощайте» своим коллегам, – с таким же успехом она могла сказать: «Я сейчас отъеду, и меня какое-то время не будет».

– Хотя у нее есть свои преимущества, – закончил инспектор. – Такой снегопад наверняка повлияет на уровень преступности.

Зазвонил телефон Фрай, который прятался где-то под залежами бумаг.

В доме Грейс Лукаш, расположенном на окраине Идендейла, отопление было включено на полную мощность. После того как с нею случилось несчастье, Грейс совершенно не могла переносить холод, и теперь даже летом она настаивала на том, чтобы окна и двери в доме были закрыты – на случай сквозняков. Ее неподвижность приводила к тому, что она острее многих чувствовала холод, а дискомфорт Лукаш просто не терпела. Не видела в этом терпении никакого смысла.

В это утро, как и всегда, Грейс проснулась рано. Она немедленно отправилась в коридор, чтобы выставить термостат на стене, и с удовлетворением какое-то время наблюдала за улицей, где ее соседи по Вудленд-кресент белели от холода, пытаясь отчистить от льда свои машины, или, спотыкаясь и оскальзываясь, брели по покрытым льдом тротуарам. Одна женщина, жившая через дорогу напротив, свалилась на спину прямо на подходе к своему дому, и ее сумочка и пакеты с покупками разлетелись в разные стороны. Лукаш даже немного посмеялась.

Но душная жара в доме заставила ее мужа нахмуриться и сразу порозоветь, как только он вернулся домой после дежурства в больнице, и это испортило Грейс настроение. Питер потопал ногами, стряхивая снег, и сбросил пальто на вешалку. Супруга хотела кое-что спросить у него как можно скорее, прямо у входной двери, но он отвел глаза и прошел мимо ее кресла к двери в гостиную. Резкими движениями рук женщина развернула кресло в холле, и его левое колесо оставило еще одну царапину на плинтусе. По привычке Питер оставил дверь открытой для жены, и она проехала вслед за ним, пристально глядя ему в спину и злясь на то, что он пытается убежать от нее. После всех этих лет он должен был бы знать, как это выводит ее из себя.