— Ты пойди и посмотри сам, — посоветовал ему старик Кук, — и если ты тогда не запоешь на другой лад, то… можешь назвать меня старым греховодником.

У Чарли Тэгга было сильное желание обозвать его многими гораздо более крепкими словцами, но он молча взял свою шляпу; миссис Кук и Эмма надели свои, и они все вместе отправились.

— Не нахожу ничего особенного в этой лавке за восемьдесят фунтов, — заявил Чарли, начиная свои хитрости, когда они подошли к большому магазину с зеркальными стеклами и двумя витринами.

— Что?! — воскликнул старик Кук, вытаращив на него глаза, — да разве наша лавка?! Эту не купишь и за восемьсот!

— Но мне она вовсе не нравится, — сказал Чарли, — а если та еще хуже, то я не хочу и смотреть на нее, — право, не хочу!

— Ты, часом… не выпивши? — озабоченным тоном спросил старик Кук.

— Конечно, нет! — возразил Чарли.

Он с удовольствием наблюдал их взволнованные лица; а когда они подошли к лавке, разразился таким хохотом, что у старика Кука, по его собственным словам, застыл мозг в костях. Он стоял и беспомощно смотрел на жену и дочь.

— Вот лавка; это очень выгодное дело за такую цену, — проговорил он наконец.

— Надеюсь, вы сами-то не выпивши? — спросил Чарли.

— А чего тебе, собственно, надо? — вспылила миссис Кук.

— Войди в лавку и посмотри ее, — сказала Эмми и взяла его за руку.

— Ни за что, — проговорил Чарли и отошел, — да мне ее и даром не надо…

Он стоял на тротуаре, и, несмотря на все их усилия, не хотел двинуться с места. Улица была, по его мнению, плохая, лавка мала, и что-то было в ней неприятное. Домой они шли, как в похоронном шествии; Эмме всю дорогу приходилось сдерживать мать.

— Право, не знаю, чего Чарли хочет, — сказала миссис Кук, как только они вошли в дом, снимая шляпу и бросая ее как раз на тот стул, на который приготовился сесть Чарли.

— Как неудобно получилось, — проговорил старик Кук, почесывая затылок. — Видишь ли, Чарли, мы дали им понять, что купим лавку…

— Дело все равно, что решенное, — вставила миссис Кук, дрожа от гнева.

— Дело не может считаться решенным, пока не внесены деньги, — успокоил их Чарли, — так что вы можете не волноваться.

— Эмма уже взяла деньги из банка, — возбужденно продолжал старик Кук.

Чарли похолодел.

— Лучше мне взять их на хранение, — проговорил он дрожащим тоном. — Вас могут обокрасть.

— И тебя точно также, — сказала миссис Кук, — но не беспокойся, деньги лежат в надежном месте.

— Моряков всегда обворовывают, — вставил Джордж Смит, который помогал маленькому Биллю решать задачи, пока другие ходили смотреть лавку, — среди обокраденных людей моряков больше, чем всех прочих вместе взятых.

— Ну, Чарли-то не обворуют, ворам не удастся, об этом позабочусь я, — об'явила миссис Кук, крепко сжав губы.

Чарли хотел изобразить смех, но у него получился такой странный звук, что маленький Билль посадил большую кляксу в тетрадку, а старик Кук, который в это время зажигал трубку, обжег свои пальцы, так как смотрел не туда, куда следовало.

— Видите ли, — сказал Чарли, — если бы меня обворовали (что очень мало вероятно), то я потерял бы лишь свои собственные деньги, а если обворуют вас, то вы всю жизнь будете винить себя за чужие.

— Ну, это бы я еще кое-как пережила, — заметила миссис Кук, презрительно фыркая, — уж как-нибудь бы постаралась утешиться!..

Чарли опять рассмеялся, но на сей раз старик Кук, который только что зажег вторую спичку, задул ее и подождал, пока Чарли кончит.

— По правде говоря, — начал Чарли, обводя всех взглядом, — я имею возможность поместить мои деньги гораздо выгодней. Не успеете вы оглянуться, как удвоится мой капитал.

— Ну, уж я-то наверное успею, — перебила миссис Кук со смехом, который звучал еще неприятней, чем у Чарли.

— Такой случай встречается только раз в жизни, — продолжал Чарли, стараясь сдержаться, — не могу сказать вам, в чем именно дело, так как я связан тайной, но когда я расскажу вам, то вы удивитесь.

— Долго же не придется мне удивляться, — скачала миссис Кук, — мой совет тебе, Чарли, бери свечную лавку— и дело с концом.

Чарли сидел и спорил с ними целый вечер. Мысль, что эти люди преспокойно отказываются вернуть ему его собственные деньги, выводила его из себя. С трудом заставил он себя поцеловать Эмму на прощание. Но удержаться от того, чтобы не хлопнуть входной дверью, он был не в силах, даже если б ему за это заплатили. Единственным его утешением была фотографическая карточка девушки из Сиднея. Он вынимал ее и любовался ею под каждым уличным фонарем.

На следующий вечер Чарли опять пришел к Кукам и сделал новую попытку получить свои деньги, но напрасно; ему удалось только взбесить миссис Кук до такой степени, что ей пришлось подняться к себе в спальню, не дослушав его до конца. Говорить со стариком Куком и Эммой не имело смысла, так как они все равно не смели ничего предпринять без нее; кричать же вверх, стоя у лестницы, было бесполезно, ибо миссис Кук не отвечала. Три вечера подряд уходила она спать до восьми часов, боясь выпалить Чарли что-нибудь такое, о чем бы ей пришлось впоследствии пожалеть; три вечера подряд старался Чарли проявить себя с самой несимпатичной стороны, так что в конце концов Эмма об'явила ему, что чем раньше он отправится в плавание, тем ей это приятней будет. Единственный человек, который проводил это время не без удовольствия, был Джордж Смит. Он приносил с собой газеты и вычитывал вслух сообщения о том, как умеют люди выманивать деньги у дураков.

На четвертый вечер Чарли бросил свою игру и был так любезен, что миссис Кук не только не ушла к себе, а приготовила ему на ужин кролика по-галльски и заставила его выпить два стакана пива вместо одного, в то время как старик Кук в пику, со злости выпил три стакана воды один за другим.

Когда она завела опять разговор о мелочной лавке, Чарли сказал, что он подумает, и, когда он уходил, миссис Кук назвала его "мой милый морячок" и пожелала приятных снов.

Но Чарли было не до приятных снов; он просидел пол-ночи в постели, обдумывая новый план действия. Когда он наконец уснул, ему приснилось, что он арендовал в Австралии ферму и об'езжает свои владения верхом на лошади, в то время как девушка из Сиднея наблюдает за их работниками.

На утро он розыскал одного своего товарища матроса, по имени Джек Бэйтс. Джек был одним из тех ребят, о которых говорят, что они сами себе враги, т. е. добрый, щедрый парень, каких мало. Все его любили, а судовая кошка прямо таки обожала. Он готов был продать последнюю рубаху, чтобы услужить приятелю; три раза на одной неделе расцарапали ему физиономию за то, что он пытался защитить жен от кулаков их мужей.

Чарли Тэгг обратился к нему потому, что это был единственный человек, которому он доверял. Целые полчаса рассказывал он Джеку

Бэйтсу о своих неприятностях; наконец, в виде особого одолжения, он даже показал ему фотографию девушки из Сиднея, добавив, что счастье всей его будущей жизни зависит от него, Джека.

— Я сбегаю туда сегодня ночью и украду эти семьдесят два фунта, — предложил Джек, деньги твои, и ты имеешь на них полное право.

Чарли покачал головой.

— Не годится, — ответил он, да и кроме того я ведь не знаю, где они держат деньги. Нет, у меня есть план получше. Пойдем-ка в трактир "Отдых Солдата", там мы сможем переговорить обо всем без помехи.

Прежде, чем изложить Джеку свой план, Чарли угостил его тремя или четырьмя полупинтами пива; Джек пришел в такой восторг от проекта, что готов был сию же минуту взяться за дело, но Чарли уговорил его подождать.

— Смотри же, не вздумай из дружбы ко мне щадить меня, — сказал Чарли, — чем чернее ты меня изобразишь, тем приятней будет мне.

— Доверься мне, братец, — успокоил его Джек Бэйтс, — я не я буду, если не достану тебе этих семидесяти двух фунтов. Похитить свои собственные деньги— да ведь это же справедливое дело!