– Ты тоже думаешь, что надо уходить за Чертовы Скалы? – вдруг спросил его Кандид.

– Да не знаю я… – Кулак снова глотнул из горшка. – За Скалы ли, не за Скалы… какая разница?.. Как Рябой скажет, так и будет. Я уже старый, мое дело – сторона, я все одно ничего не понимаю. За Скалы, так за Скалы… Что, там не жизнь, что ли, за этими Скалами? Поживем, шерсть на носу…

– Так Рябой не хочет за Скалы, Кулак…

– Раз Рябой не хочет, шерсть на носу, стало быть, не надо нам за Скалы!.. Ну их в болото, эти Чертовы Скалы? Зачем это нам идти к ним?.. Не видели мы, шерсть на носу, этих Чертовых…

Он запнулся и громко икнул, посидел, набычившись, и снова икнул.

– Я знаешь, о чем жалею, Умник? – сказал Кулак, после некоторого молчания. – Я жалею, Умник, что не ушел тогда с Молчуном, с отцом твоим не ушел…

– Да знаю, знаю, – поспешно сказал Кандид. – Ты мне уже это сто раз говорил.

Опять начинается старая песня, подумал он.

– Почему я с ним не пошел – не пойму… – в очередной раз забормотал Кулак. – Или уже не помню?.. Ведь из деревни вместе мы с Молчуном ушли, это-то я помню. Ушли мы тогда, шерсть на носу, из нашей деревни… я ушел, Молчун ушел, Болтун ушел… Слышишь, Умник, никто больше не пошел с нами, когда мы из деревни уходили. Уж как он, Молчун-то, бегал, всех уговаривал, все про Одержание кричал, про утопленников… Я ведь поначалу не хотел с ним идти, куда это, думал, мне идти-то, а, Молчун все равно уговорил! И меня уговорил, шерсть на носу, и Болтуна уговорил, и еще четырех мужиков из Выселок уговорил. Мы же через Выселки, Умник, тогда поперли… прямо к Черным болотам…

– Да не к Черным, – вставил Кандид. – К Чумным болотам мы пошли.

– Как это к Чумным? – засомневался Кулак. – И вовсе даже не к Чумным. Как мы могли пойти к Чумным болотам, когда мы, шерсть на носу, пошли к Черным.… Один вот тоже все хотел пойти к Чумным болотам, так взяли его, обе ноги повыдергали, он потом ни к каким болотам ходить уже не смог, ни к Черным не смог, ни к Чумным не смог…

– Ты все перепутал, – сказал Кандид. – А я помню. Мы пошли к Чумным болотам. А Черных болот тогда не было еще. Там долина тогда была. Помнишь, Кулак, какая там была долина?

– Долина, – после легкой заминки кивнул Кулак. – Не было Черных болот, я и говорю… Значит, шерсть на носу, мы пошли к Чумным болотам. Потому как некуда больше идти было…

Он снова хлебнул настойки и продолжал хрипло бубнить про Чумные болота, про страшные ночные переходы, когда они чуть все не потонули, про то, как напоролись на первый отряд подруг, огромный отряд, а их было всего несколько человек… Кандид смиренно слушал эту заезженную историю, каждый раз обраставшую в устах старика новыми подробностями. Да оно и не могло, видимо, быть по-другому – слишком много времени прошло с тех пор, и Кулак все перезабыл, а что не перезабыл, то перепутал, что не перепутал, то переврал.… Но Кандид помнил многое. Не очень отчетливо и не во всех деталях, но основные эпизоды тех бесконечно далеких событий иногда – часто помимо его воли – возникали откуда-то из глубин памяти и смутными картинками проплывали перед глазами. Да, он помнил и свои многократные бессильные попытки втолковать тогда деревенским что-либо, и свою усталость и – что было очень странно – некоторое раздражение по этому поводу. Уже тогда, когда многое перемешалось у него в голове, но что-то все же стало проясняться; он вдруг отчетливо понял, что если он никого не убедит, то уйдет из деревни один. Помнил, как они шли через Выселки, где уже началось Одержание, и было очень страшно туда идти, безумно не хотелось туда идти, но они пошли, нашли в себе силы… Им удалось тогда вытащить еще несколько мужиков и вместе уйти в лес, за ними, кажется, была какая-то погоня, потом она отстала через два дня…

Кулака надо было остановить, иначе болтовня грозила затянуться надолго.

– Хорошие у тебя светляки, – произнес Кандид, косясь на бледно-зеленый светящийся комок.

– А то как же! – крякнул Кулак. – Сам дрессировал, шерсть на носу! Сейчас так уж никто не дрессирует. Еще отец мой, помнится…

– Слушай, Кулак, – вставил Кандид поспешно, – ты мне крылаток дай, да я пойду. Дай мне крылаток, а?

Кулак умолк, пожевав губами, отставил, наконец, свой горшок, приподнялся, кряхтя, и полез куда-то в скопище шкур и мешков. Вытащил небольшой мешок, развязал, потом поднес к свету и заглянул внутрь.

– Не больно-то хорошие… – сказал он, вытаскивая одну крылатку наружу. – Но лучше все равно нет, Умник. Не та крылатка нынче пошла.

Он поднес ее к лицу, пристально рассматривая, потом расправил крыло. Крылатка даже не пискнула – по всей видимости, спала.

– Хилые они какие-то стали, – сказал Кулак. – Далеко не пролетят. А, может, шерсть на носу, и долетят… Только напутать все могут.

– Здесь не очень далеко, – сказал Кандид.

– Ты, главное, Умник, им помедленней говори, помедленней. И по-несколько раз повтори им, а то они напутают, шерсть на носу, или забудут. Хилые они нынче стали. Раньше не такие крылатки, Умник, были, помнишь, какие раньше крылатки были? А сейчас.… Давно я хороших гнезд не встречал… м-да…

Он снова сунул нос в мешок.

– Три штуки хватит? – со вздохом спросил Кулак.

– Хватит, хватит… Давай.

Старик запихал крылатку обратно и отдал мешок Кандиду. Кандид привязал его на пояс. Кулак сел на свое место и стал нащупывать горшок с настойкой.

– Хочешь настойки, Молчун? – спросил Кулак, отхлебнув.

– Ну давай, – сказал Кандид. – Пойду я уже, пора мне. А ты спи.

Он вытащил из своего мешка фляжку, нашел настойку и наклонился над горшком. Отогнав рукой жуков, Кандид наполнил фляжку и направился к выходу.

– Все-таки воняет у тебя тут, – сказал он Кулаку напоследок.

– А ты не нюхай, шерсть на носу! – проворчал Кулак, роняя голову на грудь. – А то один вот тоже все нюхал, нюхал, засветили ему в нос, так он больше уж не нюхает, и нюхать-то вовсе разучился, шерсть на носу…

Кандид вышел наружу и направился к своей хижине. Жена уже спала, и он, немного постояв в раздумье, решил ее не будить. Затем взял еще один мешок побольше, в котором лежали веревки, костяные крючья и прочее снаряжение, закинул мешок за спину, сунул за пояс пару ножей, топор и вышел на улицу.

Вокруг никого не было, возле поваленного дерева вдали тоже было пусто. Кандид сел в траву и обхватил руками колени. Тут же рядом, как по мановению волшебной палочки, возник Рыжий.

– Уходишь? – спросил он.

Кандид молча кивнул.

– А завтра пойдем вместе на колотунов охотиться?

– Не знаю, – ответил он. – Наверное, завтра никакой охоты не получится.

– Почему, Умник?

– Давай подождем до завтра. Вот вернусь – и посмотрим.

– А на луну меня с собой возьмешь смотреть?

– Если захочешь – возьму… Ты почему спать не идешь?

– Неохота, – отозвался Рыжий. – Я как безлицый теперь стану: ни спать, ни есть не буду… У-у!..

Парень присел на корточки, ссутулился и вразвалку стал передвигаться мелкими шажками, изображая безлицего.

– Умник, – вдруг сказал он. – Интересно, а почему безлицые не спят, не едят, не пьют?..

– Кто это тебе сказал?

– Ну… все знают…

– Просто никто этого не видел, Рыжий. Потому и говорят.

– А почему говорят, если никто не видел?

Кандид открыл рот, но не нашелся, что ответить Рыжему. Тот сел на траву напротив Кандида и снова спросил:

– А еще говорят, Умник, что безлицые на деревьях живут? Там, высоко-высоко…

– Нет, в это я не верю, – сказал Кандид, вспомнив тонкие суставчатые лапы безлицых. – Чтоб жить на деревьях нужны совсем не такие… – «Конечности» чуть не сказал он, – …не такие лапы.

– А где они тогда днем прячутся? – не унимался Рыжий.

– Не знаю я, Рыжий, – вздохнул Кандид. – Мы про них ничего не знаем. Только вот плохо это или хорошо?

– А я их терпеть не могу! – скривился Рыжий. – Противные они какие-то. На них смотришь: как будто они скользкие, как улитки… фу-у… И зачем это они к нам на стоянку все время приходят?..