Летом 1914 года Нансен вместе с Хелланд-Хансеном отправились в новую экспедицию на судне «Армауэр Хансен» по маршруту Кристиания — Лиссабон — Мадейра — Азорские острова. Нансен очень переживал из-за угрозы возникновения войны — и предчувствия его не обманули. В одном из портов он узнал о начале Первой мировой войны.
Нансена уже давно беспокоила обороноспособность его страны. Начиная с 1913 года она стала определять его политическую позицию и деятельность. Он много ездил по стране и страстно выступал, призывая обратить внимание на жалкое состояние вооружённых сил Норвегии. Они были совершенно небоеспособными.
«Отец даже не был уверен, — писала Лив Нансен-Хейер, — есть ли твёрдое намерение решительно защищать свою страну у тех, на кого возложена ответственность за это. Одни считали, что для маленькой Норвегии бесполезно пытаться отразить нападение великой державы, другие думали о том, каких это потребует затрат.
„Неужели бесполезно?“ — восклицал отец в своих речах о необходимости укрепления обороны страны. Такое безнадёжное настроение казалось ему наиболее жалким. Если это бесполезно, так за что же мы боролись? Куда приведёт прогресс и все „социальные реформы“, если мы не хотим их защищать?
Нансен изъездил страну вдоль и поперёк, всюду выступая с речами. Люди пробуждались от сладкого сна, в котором пребывали с 1905 года. Политические лидеры были недовольны нарушителем спокойствия. Дело обороны находило множество сторонников. Некоторые из них приезжали в Пульхёгду, и вечера напролёт проходили в дискуссиях и разработке программы действия. Но и противников было немало, и они громко давали о себе знать. На митингах всегда собиралась масса народу, и атмосфера была накалена до предела.
Я бывала на многих выступлениях отца и до, и после начала войны. Я наблюдала и бурные восторги слушателей, и бурное негодование — однажды я была даже свидетелем того, как после одного из выступлений отца в него запустили камнем.
„Нигилисты в вопросах обороны страны — ещё не самое страшное, — говаривал он. Он не мог поверить, что в трудную минуту они отрекутся от родины. — Нет, куда опаснее политики, которые, как только поднимается вопрос об обороне страны, видят в этом одну лишь нервозность и паникёрство“».
Гуннар Кнудсен, в 1913 году вторично ставший премьер-министром, в феврале 1914 года выступил со своим знаменитым утверждением, что «политическое небо безоблачно». Нансен ужаснулся, прочитав газетные отчёты, и через несколько дней в своей речи в посольском особняке на улице Калмейер возразил премьер-министру, утверждая, что это заявление, вероятно, недостаточно продуманно.
«Я сам имел некоторое отношение к вопросам внешней политики, и я утверждаю, что если при безоблачном небе народы Европы так усиленно вооружаются, значит, они просто безумны. Даже Ллойд-Джордж склоняется перед необходимостью, даже он изменил свою политику. Не оттого ли уж, что Ллойд-Джордж считает небо безоблачным? Ассигнования Германии на военно-морской флот говорят о другом, так же как и усиленное вооружение России. Мы стоим на краю вулкана, который с минуты на минуту готов взорваться. Горе тому, кого это застанет врасплох! А мы должны быть готовы! Я предвижу будущие времена, когда три скандинавских племени сплочённо встретят любого врага».
В этой речи он коснулся также опасности довода о том, что укрепление вооружённых сил якобы послужит интересам только имущих классов.
«Более неразумных речей никогда я не слышал, — говорил он. — Имущие классы всегда сумеют устроиться. Но представьте себе, какое будущее ждёт норвежского рабочего, если страна попадет под чужеземное иго, если мы потеряем свободу и право на самоопределение, когда исчезнет свобода слова. Тогда окончится время профсоюзов. Пусть рабочий спросит себя: а что, если будет введена двух- или трёхлетняя воинская повинность под чужеземным игом, в чужой стране, в чужих краях, для защиты чужой власти? И такое будущее вы предлагаете своим детям?»
В это время его взгляды окрашиваются всё больше в «красные» тона. Так, Нансен считал, что, поскольку классу собственников есть что терять и есть что защищать, то они выживут в любых условиях и защищать будут собственное имущество. А вот рабочий класс, которому нечего терять, как мы знаем, кроме своих цепей, по мнению Нансена, будет бороться за свободу родины.
Надо сказать, что Нансен довольно часто в зрелые годы высказывал мысли, которые в наши дни назвали бы «неполиткорректными». Мы уже говорили, что он не любил парламентскую систему и очень скептически относился к демократии. Он писал, что в Норвегии образовалось в 1900-е годы слишком много партий, а потому считал, что парламентаризм изжил себя. В Норвегии, но не в Англии, что он всегда подчёркивал.
Он резко выступал против всеобщего образования и народных университетов, ибо избыток академического образования, по его мнению, опасен и вреден для страны. Во главу угла он ставил профессиональные знания и обучение именно им.
И он написал в своей книге «Через Сибирь»:
«Про себя я подумал, что неграмотные не так уж и много теряют от своей безграмотности, что бы там ни говорили. Им не доведётся узнать о грязи и мерзости политической жизни».
Сам же Нансен принимал в политической жизни активное участие. И тут самое время вспомнить о том, что близкий друг Фритьофа профессор Брёггер называл его анархистом. В соответствии с основным принципом анархизма «возбуждать людей к непризнанию в законе обязательного повеления и призыву к восстанию против исполнения закона» он начинает подготовку того, что в принципе можно назвать государственным переворотом — правда, исключительно мирным путём (так считает и П. Э. Хегге). Нансен делает попытку избавиться от ненавистного ему премьер-министра Кнудсена и даже собирается стать его преемником.
8 августа 1914 года он пишет статью, направленную против правительства, которая, по свидетельству современников, должна была бы в случае опубликования неминуемо привести к отставке Гуннара Кнудсена. Однако газеты, в которые обращается Нансен, одна за другой отказываются её публиковать — и Фритьофу приходится напрямую обращаться к главе стортинга Сёрену Тобиасу Орстаду. В своём письме он довольно резко пишет:
«Я не новичок в рисковых предприятиях и смелых планах. Я считаю, что риск в отдельных случаях необходим и рисковать надо… Если нет другого выхода, то я предлагаю образовать коалиционное правительство. Я убеждён, что такое правительство поддержали бы широкие массы по всей стране».
Однако Фритьоф прекрасно понимает, что новое слабое правительство может ещё больше навредить стране — а потому «до конца» идти не решается.
Орстад отнёсся к письму Нансена отрицательно — да и как ещё мог отнестись человек, возглавляющий институт, который его корреспондент ни в грош не ставит? Как бы то ни было, государственного переворота не случилось, а Нансен не отошёл от политических дел и продолжил борьбу за укрепление обороноспособности Норвегии.
Он выступал за «наращивание вооружений», поскольку никогда не верил, что по окончании войны наступит «мир во всём мире». В своей книге «На вольном воздухе» (1916) он писал:
«У меня перед глазами возникают сцены, происходящие где-то далеко-далеко… Оборонительные сооружения, траншеи — и кругом горы искалеченных человеческих тел…
От этого ужаса невозможно убежать или спрятаться. Нигде не найти покоя…
К этим ужасам войны присоединяются и рыдания лишившихся кто мужа, а кто друга… Я вижу матерей, в отчаянии ищущих своих сыновей… поседевших, сгорбленных горем отцов, утративших надежду на продолжение своей жизни в грядущих поколениях…
Кошмар безумия! И никто не может прекратить его — никто!
Колеблются самые основы общества… Народы Европы — „носители культуры“ — пожирают друг друга, топчут культуру, превращают Европу в развалины — на пользу кому?
Это словно горный обвал, который увлекает в пропасть на своём пути всё, что ему встречается: деревья и леса, дома и усадьбы. Вызванный им ужас нарастает, ибо все знают, что спасения нет — обвал похоронит под собой долину, и никто не в силах остановить его — он сам завершит свой путь…
А из-за чего бьются? Из-за власти — и только из-за власти! Во всяком случае, те, кто начали бойню.
А могло ли быть иначе? Культура, провозглашающая высшей целью народов могущество, не способствуют развитию человечества, а неминуемо должна привести к гибели, что сейчас и происходит…
Требованием стала свободная, ничем не сдерживаемая конкуренция — между отдельными личностями и государствами — в стремлении к материальному успеху во что бы то ни стало, к внешнему могуществу — блеску — для отдельной личности и государства.
Для достижения этой цели народы не считались ни с кем, кроме себя. Идеалы и мораль легко предавались, если только данному народу это было выгодно. И в таком случае можно было нарушать клятвенные обещания, можно было лгать и обманывать, убивать, пуская в ход низменные уловки и предательство. И тогда всякий, кто не желал соглашаться с тезисом „Цель оправдывает средства“, немедленно объявлялся предателем. Ибо ради благополучия собственного народа можно было легко истребить всё остальное человечество.
Девизом было: „Долой всех остальных, лишь бы возвыситься самим!“
Такое положение дел неизбежно должно было привести к нынешнему самоистреблению народов, люди вынуждены поедать друг друга, раз места на земле для них не осталось, а приходящие к кормушке последними полагали, что имеют такое же право на лучшие куски, как и остальные.
Однако все заявляют, что вовлечены в войну против собственной воли, что сражаются за высшие цели. Как же так может быть?
Так должно было случиться. Европейская культура прогнила насквозь, она оказалась никуда не годной. Как больное дерево, она рухнула, когда разразилась буря.
Культура? Разве она чего-то стоит, когда не в силах укротить дикого зверя? Спасти от варварства? В таком случае она — „обманка“. И вот сейчас мы видим, как дикий зверь неистовствует в безумии. Волк Фенрир вырвался из оков на свободу, а возле пещеры Гнипа воет огромный пёс Гарм. Наступил конец света — Рагнарёк.
Мы ведём постоянную борьбу за подчинение сил природы человеку, за обеспечение собственного существования, но ведь ещё больше несчастий происходит по воле самого человека. И мы всё ещё не нашли возможность воспрепятствовать этому! Какая ужасающая и унизительная истина!
<…> Какое странное создание человек! Грабит, разоряет, истребляет животных, убивает себе подобных… Хищник — везде и во всём… И как война опрокидывает все понятия, превращая нас в диких зверей!
Если на человеке мундир, одежда определённого цвета и покроя, да ещё ему дан приказ, он имеет право на любые злодеяния: бросать с воздуха бомбы на мирные города и на головы добропорядочных граждан, спокойно занимающихся своими каждодневными делами, разорять дома, грабить и лишать людей средств к существованию. Как настоящие изверги, могут люди в мундирах пускать ко дну без всякого предупреждения корабли с сотнями ни в чём не повинных мужчин, женщин, детей на борту… когда же кто-то из гражданских лиц вздумает защищаться и выстрелит в насильников, это немедленно объявляется страшным преступлением. Если виновных схватят, их по суду и следствию расстреливают или вешают…
<…> Неужто мир и дальше будет жить с такой культурой? Тогда уж лучше истечь кровью, лучше погибнуть…
Если европейская культура должна была привести к этому безумию — а иного пути и не было, потому что бразды правления держали в руках взрослые люди, а не несмышлёныши, — значит, она изжила себя и её нужно отправить в горнило печи на переплавку…
А мы, наш народ? Неужели и мы тоже вовлечёмся в этот водоворот, ещё не успев даже попытаться внести свой вклад в мировой прогресс? Мы ещё не создали собственной культуры, но силы для этого имеются, и перед нами лежат достаточно большие задачи в будущем — если только мы сами не умалим своего духа тем, что будем оставаться на позиции зрителей и отъедаться отбросами с мирового пожара.
<…> Если какие-нибудь отжившие культуры и погибают, то это ведь не так уж и непоправимо. Это случалось и раньше, однако же люди живут.
<…> Это не культура, эти древние звериные инстинкты ввели в заблуждение волю масс и силой внушения толкнули их на путь дикарей. Они имеют в распоряжении телеграф, телефон, печать, при помощи которых распространяют свой яд с быстротой электрического тока. И толпа, при всё растущей современной гонке лишённая собственного мнения и права на размышление, мгновенно им подчиняется.
Должно наступить возрождение — новая эра, с новыми идеалами, когда духовные ценности снова сделаются главной целью, а материальные лишь побочными, когда ничтожество и посредственность не будут больше править миром, а великие умы поведут людей в более возвышенные области, когда каждое умственное открытие, каждая победа в области духа будут приветствоваться с таким же восторгом, как теперь всё материальное, когда люди будут жить более благородной и простой жизнью.
А повседневная гонка в городах, под гнётом денежного кошмара, опошляет человека. Новые люди появлялись из пустыни, из уединения, из глубины простой природы — всегда!»
